Сделав несколько шагов вперед, Джессалин присела рядом. Она изо всех сил старалась не рассмеяться снова, потому что человек на полу вряд ли был способен разделить ее веселье.

– Пожалуйста, простите меня за то, что я ворвалась сюда подобным образом, – начала она и, несмотря на свои самые лучшие намерения, чуть не прыснула от смеха. – Я, конечно, понимаю, что мне не следовало этого делать, тем более, что это частное владение. Но я просто подумала, что здесь пожар, и не могла позволить вам сгореть заживо. И пусть я, конечно, не знала, что это именно вы, мне просто подумалось, что здесь обязательно должен кто-нибудь быть. С вами все в порядке? – Незнакомец не издал ни звука. – Как вы себя чувствуете?

Джессалин подумала, что грохот взрыва мог повредить его барабанные перепонки. Наклонившись поближе, она прокричала:

– Вы меня слышите? Я спросила, как вы себя чувствуете?

Незнакомец резко поднял голову и крепко зажмурил глаза.

– Благодарю вас, у меня со слухом все в порядке. По крайней мере было, до тех пор пока вы не задались целью уничтожить мои барабанные перепонки. – Он снова зарылся лицом в ладони, осторожно, словно треснувшее яйцо, наклоняя голову. – А чувствую я себя, если уж вам это чертовски интересно, будто моей головой долго играли в футбол.

Поникший, ссутулившийся, он казался каким-то странно ранимым. Джессалин смотрела на его тонкие пальцы, зарывшиеся во влажные темно-каштановые волосы, и ей вдруг страстно захотелось коснуться его руки. Что она и сделала.

Голова незнакомца резко дернулась вверх, как будто его ужалили. Теперь его темные глаза напоминали угольки шахты. В них было что-то странное, пронзительное. Казалось, что они видят тебя насквозь, до самой глубины сердца.

Странная неловкость охватила Джессалин, она отвела взгляд. Оба молчали. Из старых, покрытых копотью стен башни сочилась вода. Куча обломков вновь вздохнула.

– Я собирала всякую всячину вдоль берега в бухте Крукнек… – опять заговорила Джессалин, осмелившись наконец поднять взгляд. Горящие черные глаза незнакомца не отрываясь смотрели на ее губы. – И услышала этот ужасный грохот, – запинаясь, продолжала девушка, вдруг начав обостренно чувствовать буквально каждое движение своих губ. – Сначала я ничего не поняла, а потом увидела дым… Точнее, я подумала, что это дым… – Она снова запнулась и принялась облизывать нижнюю губу, но спохватилась и тут же перестала. – И вот я пришла сюда посмотреть, что происходит, и увидела, что из окон валит дым. Это, конечно, был не дым, но мне показалось… – Сделав неопределенный взмах рукой, Джессалин мужественно закончила: – Словом, я подумала, что здесь пожар.

– В самом деле? – Незнакомец выразительно посмотрел на обугленные остатки того, что когда-то было лучшим украшением ее единственной шляпы. – А когда вы обнаружили, что никакого пожара нет, вы решили устроить его сами?

– Просто мне показалось, что вам трудно дышать, и я решила помочь. Кстати, ради этого мне пришлось пожертвовать совсем неплохой шляпкой. Правда, – добавила Джессалин, чтобы быть до конца честной, – она была не новая, но ее еще вполне можно было носить.

Губы незнакомца изогнулись в насмешливой ухмылке.

– Прошу извинить, что я не преисполнился благодарностью. И вообще, мне бы не понадобилась никакая помощь, не сбей вы меня с ног своей весьма крепкой головой.

Джессалин чуть не задохнулась от ярости. Таких неблагодарных, высокомерных нахалов ей еще видеть не приходилось. Надо бы как-то остроумно поставить его на место. Но то, что она в результате сказала, не было даже просто умным.

– Надо было оставить вас здесь задыхаться. Большего вы не стоите.

Мужчину ее колкость нимало не смутила.

– Прошу вас, – сказал он сухо, кивнув в сторону двери. – Не смею вас дольше задерживать.

Джессалин вскочила на ноги, резко развернулась и решительно направилась к двери. Но и тут ей не повезло. Наступив на подол юбки, она бы грохнулась ничком, не вцепись незнакомец в ее щиколотку. Прыгая на одной ноге, Джессалин пыталась высвободиться.

– Пустите!.. Вы… Слышите?.. Пустите меня!

Он послушно выполнил ее просьбу. Отчаянно размахивая руками, Джессалин качнулась назад, потом вперед, сделала шаг, отчаянно пытаясь восстановить равновесие, но снова споткнулась о ногу незнакомца, который как раз начал подниматься. Они столкнулись, как две кегли, сбитые мячом, и Джессалин, судорожно ухватившись за белую рубаху, рухнула ничком, придавив его собой.

Он лежал под ней не шевелясь – бедра тесно прижаты к бедрам, живот к животу, ее колено зажато между его ног. А над ними клубился горячий, влажный пар. Джессалин втянула в себя воздух. Его лицо было совсем рядом, губы почти соприкасались.

– О Боже, – только и смогла выдохнуть Джессалин.

Она увидела, как губы незнакомца зашевелились, и почувствовала его теплое дыхание на своем лице. Правда, смысл слов до нее дошел не сразу.

– Может быть, до того, как это зайдет слишком далеко, нам следует хотя бы познакомиться?

Он говорил, и складки в углах его губ углублялись.

– Ммм…

– Понятно, – вздохнул незнакомец, – вы пытаетесь произвести на меня впечатление, видно, кто-то вам сказал, что мне нравятся загадочные и немногословные женщины.

В ушах у Джессалин шумело, голова отяжелела от густого пара.

– А кто… кто вы такой? – наконец спросила она.

– Мне кажется, я первым задал этот вопрос, – отпарировал незнакомец. А глаза у него, оказывается, не черные, а карие, темно-темно-карие. От зрачков к краям расходились тонкие золотистые лучики.

– Что? – рассеянно переспросила Джессалин.

– Я бы с огромным удовольствием и дальше продолжал нашу содержательную беседу, – отозвался он и зашевелился, пытаясь высвободиться, – да только вы тяжеленная, как намокший куль с мукой.

Джессалин успела только охнуть, а он уже встал на ноги, небрежно сбросив ее на пол, словно она и впрямь какой-то мешок. Она даже не успела одернуть юбку, и та задралась, приоткрыв кружевные оборочки на ее розовых панталонах, из которых за несколько последних месяцев она так выросла, что они не прикрывали даже худеньких коленок. Лицо Джессалин залила краска стыда. Нет, не потому, что незнакомец увидел ее голые ноги. Мысль о том, что теперь он знает, как она бедна, даже не может купить себе новое белье, была непереносима.

Резко одернув юбку, Джессалин украдкой взглянула в его сторону. Но ее опасения оказались напрасными. Незнакомец стоял к ней спиной, задумчиво разглядывая кучу обломков. Теперь наконец и она смогла без опаски его рассмотреть. Облегающие лайковые штаны заправлены в высокие сапоги. Очень тонкая батистовая рубашка, намокнув, стала почти прозрачной и едва прикрывала тело.

Джессалин встала, и в ту же секунду он, резко повернувшись, впился в нее пронзительными темными глазами. Девушка вспыхнула и принялась оглядываться по сторонам, безуспешно изображая, что это ей очень интересно.

Рудник закрыли уже давно. За эти годы ветры намели н углах башни кучи песка. Устье основной шахты когда-то обшили досками, теперь они прогнили и провисали, как старый матрас. Таких брошенных шахт в округе было немало, и местные жители давно облюбовали их для того, от чего хотели раз и навсегда избавиться – будь то мешки с новорожденными котятами или незаконными младенцами.

Однако в этой башне чувствовались следы чьего-то недавнего присутствия. Повсюду были разбросаны клочки бумаги, покрытые рисунками и чертежами, их слегка шевелил задувавший в открытую дверь ветерок. Из разбитого чайника на камни сочился недопитый чай. И везде валялись обломки того, что недавно взорвалось. Правда, Джессалин никак не могла себе представить, что бы это могло быть.

Незнакомец, присев на корточки, палкой пытался перевернуть какую-то плоскую железяку с зазубренными, оплавленными краями. Затем он поднял кусок искореженной медной трубы, несколько секунд, нахмурившись, изучал его и отбросил в сторону. В углах его рта залегли угрюмые складки.

– Что случилось? – спросила Джессалин и тут же подумала, что зря спрашивает. В горячей, влажной тишине ее голос прозвучал неожиданно громко и резко. И как-то очень по-детски.

Незнакомец тотчас же встал и повернулся к ней, готовый немедленно удовлетворить ее любопытство.

– Очевидно, – отчетливо выговаривая каждое слово, начал он, – давление на квадратный дюйм оказалось слишком сильным. Возможно, конечно, что где-то прохудился котел. Хотя мне все-таки кажется, не выдержали трубы. А вы как думаете.

– Я не знаю, – честно ответила Джессалин, с тем же успехом он мог бы говорить по-китайски.

– Какого же черта вы задаете дурацкие вопросы?

– Я просто пыталась завязать разговор.

– Лучше вам повторить эту попытку где-нибудь в другом месте.

Это было уже слишком. Надо немедленно уйти. Однако Джессалин не ушла. Теперь уже с непритворным любопытством она стала осматриваться. Ей стало понятно, что здесь проводился какой-то эксперимент. Не настолько же она тупа, чтоб не знать, что паровыми машинами откачивают воду из рудников. Но паровые машины, которые ей доводилось видеть, были просто гигантскими. Один котел там был размером с телегу. А этот, который взорвался, был, судя по всему, не больше барабана. Очевидно, его держала деревянная рама, опиравшаяся на деревянные козлы. Взрыв был таким сильным, что и раму, и козлы разнесло в щепки.

О Господи… этому сумасшедшему просто повезло, что он остался жив. А он стоит себе перед ней и смотрит с таким неприкрытым вызовом, будто ждет ответной грубости. Или насмешек.

Он не брился дня два и напоминал не то цыгана, не то бродягу. Да и такая манера выражаться тоже пристала больше какому-нибудь пастуху. Он что-то делал в старом машинном отделении рудника, значит, как-то связан с горным делом. Но одежда слишком добротная и дорогая не только для простого рабочего, но и для начальника рудника.

– Вас нанял граф, чтобы снова открыть рудник? Он не ответил, но Джессалин почувствовала, что его напряжение спало: незнакомец повел себя как отпущенная пружина – грязно выругался, развернулся и направился к двери, заметно прихрамывая.