Однако Коллиар, похоже, этого не замечал. Он все равно прикасался к ней и убеждал, что она отлично выглядит. Но это, конечно же, была милосердная ложь.

Синяк под глазом делал Салли похожей на уличную дворнягу. И о чем он думал, трогая ее физиономию?

Салли дотронулась пальцем до губы, чтобы проверить, не возникнет ли прежний трепет. Но сейчас все было по-другому. Абсолютно все. Когда к ней прикасался Коллиар, ощущения были иными.

Салли вознесла небесам краткую молитву, чтобы не случился внезапный аврал по причине обнаружения еще одного неприятельского корабля или по другому поводу, и загасила огонь. И при тусклом свете, просачивавшемся из-под двери, впервые за все время пребывания на борту не скрываясь за одеялами, она скинула всю одежду и принялась соскребать с себя грязь при помощи куска фланели, намыленного мылом, предназначенным для Ричарда.

Салли терла себя столь рьяно и энергично, что вскоре кожу стало покалывать так же, как и от странных прикосновений Коллиара. И вновь возник тот восхитительный трепет – как от холодка, обдувавшего ее обнаженное мокрое тело, так и от воспоминаний о Коллиаре.

Дьявольское искушение… Салли многое бы отдала за возможность помыться как следует – в большой ванне, наполненной горячей водой, с хорошим ароматным мылом, изготовленным миссис Дженкинс. И как бы ее воспринял Коллиар, если бы она была по-настоящему чистой и одетой не в поношенный мундир, а в легкое изящное платье?

Впрочем, все это бесполезные мечтанья. Она никогда в жизни не выглядела изящной и миловидной. Она девица совершенно иного типа. Если Коллиар и восхищается ею, то лишь по причине ее способностей. Он ценит ее умение разбираться в апельсиновой кожуре и познания в испанском языке. А прочая ерунда, не имеющая значения в реальном мире, не в счет.

Салли втянула ноздрями крепкий запах кастильского мыла. Это было так здорово – дышать полными легкими, расправляя грудную клетку, не стесненную бандажом. Она чувствовала себя свободной, хотя и несколько иначе, чем при нахождении на мачте. И все же это было ощущение свободы.

Переодевшись в свежее белье и чистые бриджи, Салли снова зажгла фонарь и внимательно осмотрела ожог на ноге. Бо́льшую часть своего жара уголек растратил, прожигая чулок, и тем не менее на икре у нее образовался красный волдырь размером с монету. Салли смазала ожог мазью и обмотала полоской чистой ткани. Ее отец всегда был щепетилен насчет подобных травм. Он не раз говорил, что ненадлежащее лечение приносит порой куда больше потерь, чем сами боевые действия.

Впрочем, сейчас ей не хотелось думать об отце. Ей хотелось думать о Коллиаре.

Салли вновь вгляделась в свое отражение, пытаясь определить, как ее воспринимают окружающие и что в ней видит Коллиар. Помимо лилового синяка поверх веснушек она оставалась той же, что и прежде. Без слоя грязи и копоти, без синего мундира она выглядела как обычная Сара Элис Кент, всегда находившаяся в гуще друзей, никогда не отсиживавшаяся во время танцев, но на которую редко бросали повторный взгляд.

А вот Коллиар посмотрел на нее более чем дважды. И, кроме того, прикоснулся.

И ощущения от этого были бесподобными.

А еще она чертовски устала. И потому в этом опасном влечении к Коллиару сможет разобраться, наверное, лишь завтра. После того, как поспит хотя бы часа четыре и вновь обретет способность размышлять. Сейчас же ей хотелось только чувствовать.

Недолго думая, Салли улеглась на подвесной топчан, который по сравнению с ее гамаком в кубрике можно было считать прямо-таки роскошным ложем. Вытянув ноги и полностью распрямив спину, она повернулась на бок. Лицом к переборке, отделявшей ее каюту от каюты Коллиара. Лицом к нему, к Дэвиду.

Она уже почти засыпала, когда полоску света под дверью пересекла тень. И в следующую секунду услышала, как Коллиар, стараясь не шуметь, вошел к себе.

Усталость сразу же как рукой сняло, и на смену пришло какое-то жадное любопытство. Салли чутко прислушивалась, стараясь понять значение каждого звука, меж тем как Коллиар готовился ко сну, пока не заскрипели веревки – он наконец улегся и стал устраиваться поудобней. Затем послышалось его мерное дыхание, и Салли представила, как он лежит на спине, закинув руки за голову, глядя на подпалубную балку. И думая. Потому что он всегда думает. И в данный момент, может быть, даже о ней.

Салли придвинулась поближе к парусиновой переборке, в которой обнаружилась небольшая прореха.

– Мистер Коллиар… – прошептала она в это отверстие.

Он откликнулся сразу и так же шепотом:

– Тише, Кент. Еще тише.

Коллиар и сам говорил очень тихо, но Салли отчетливо слышала каждое слово. Он находился гораздо ближе, чем она полагала.

– Извините… – Салли постаралась еще больше приглушить свой голос. – Я просто хотел попросить прощения… За то, что все усложнял, тогда как вы были ко мне чрезвычайно добры. Спасибо за все, что вы сделали.

Прежде чем ответить, Коллиар глубоко и протяжно вздохнул.

– А также за то, что не сделал?

– Да, и за это тоже.

– Не стоит благодарности.

На некоторое время воцарилась пауза, меж тем как у Салли в животе порхали более крупные и менее рациональные «насекомые», нежели обычные бабочки. Они бестолково метались и бездумно летели на огонь по имени мистер Коллиар.

– Сегодня, Кент, вы отлично себя проявили. А денек был нелегкий.

– Что правда, то правда. Просто невероятно, как мне попались на глаза эти апельсины, и я догадался, что где-то поблизости находится корабль дон-сеньоров. У меня даже мурашки побежали от возбуждения. А потом мы обнаружили эту шебеку, имевшую такой необычный вид. Я слышал о них, видел на картинках, но никогда не встречал наяву. У них такие странные треугольные паруса.

Салли перевела дух. Она лопотала, как восторженная простушка, и ничего не могла с этим поделать. Но Коллиар ее не останавливал и даже подбадривал тихим согласным мычанием.

– Потом мы погнались за этой шебекой, и я наблюдал за вами, за вашими четкими действиями, и мы вывернули «испанцу» под корму и дали залп. Это было великолепно. Вряд ли в мире найдется другой такой капитан, другой такой экипаж, которому удалось бы сделать то, что сделали сегодня мы. Включая моего отца. Вы, мистер Коллиар, были превосходны.

– Спасибо, Кент. Я польщен вашей похвалой. А день действительно был удачный.

Коллиар, похоже, улыбался. Голос у него был усталым, но теплым, как будто его подогревали тлеющие угольки прошедшей битвы. И этот мягкий голос словно вползал в нее, побуждая свернуться калачиком, чтобы сохранить его в себе.

– Это был мой самый лучший день. Я очень рад, что принял участие в сегодняшних событиях. Для меня это настоящая честь. Тем более что другого такого случая мне не представится.

– Вы уверены? Нам наверняка попадутся и другие неприятельские корабли. Капитан Маколден весьма честолюбивый командир. У него полно замыслов, о которых мы даже не догадываемся.

– Вот как? И я тоже могу принять участие в этих замыслах?

– Кто знает… – уклончиво ответил Коллиар.

Салли снова глубоко вздохнула.

– Значит ли это, что вы не станете ему рассказывать? Ничего и никогда?

Последовало долгое молчание, и она, вжавшись в постель, ждала, когда Коллиар опять заговорит.

– Никогда – слишком долгий срок, Кент. Думаю, мы оба понимаем, что это не может длиться вечно.

– Да, конечно… Но, быть может, хотя бы пока оставим все как есть?

Вновь последовало молчание, и Салли лежала в темноте, буквально и переносно в подвешенном состоянии, ожидая и надеясь.

– Да, – отозвался наконец Коллиар. – Пока оставим.

Продолжать далее, уточняя все эти «если» и «при условии», вовсе ни к чему. Понятно и так – если она и впредь окажется полезной, не создаст проблем и поможет Гамиджу прогрызть гранит науки.

– Спасибо, мистер Коллиар. Огромное спасибо.

У Салли просто не нашлось более весомых слов, чтобы выразить свою признательность за то, что он так рискует ради нее. Ее в случае разоблачения всего лишь отправят на берег, Дэвида же могут отдать под трибунал, если капитан Маколден или адмиралтейство сочтут, что, покрывая ее, Коллиар подвергал опасности корабль и экипаж. Он может потерять все, в том числе и свое доброе имя.

Салли с удовольствием пожала бы ему руку. Крепко-крепко.

Однако было уже поздно, они оба лежали в постелях, и ей нужно вставать в четыре часа. И все же заполняющее ее чувство благодарности требовало выхода, поэтому очень осторожно Салли приложила ладонь к натянутой парусине. Безмолвное выражение признательности.

И тут она ощутила прикосновение его руки – ладонь в ладонь, через грубую ткань полотняной переборки. Ладонь Коллиара была гораздо шире и длиннее, чем ее ладошка, и от нее волнами исходило тепло. Салли была не в состоянии убрать руку. Наоборот, она прижала ее еще крепче, навстречу силе и уверенности, излучаемой Коллиаром.

Она теперь не одна. И с его помощью сохранит свою тайну. Она и сама его не подведет и в случае надобности защитит его честное имя.

Какой бы ни была возникшая между ними близость, они отныне вместе. И Коллиар тоже это чувствовал. Оставалось только наблюдать, как их отношения будут развиваться дальше.

Глава 15

Был полдень, и «Дерзкий» стоял на якоре в десяти милях к северо-западу от острова Уэссан, который располагался у западного побережья французского департамента Финистер. Порт Брест находился в пятнадцати милях к юго-востоку. А вот «гардемарина Кента» обнаружить не удавалось.

Еще недавно Салли стояла у борта вместе с другими гардемаринами, среди которых находился и Гамидж, впервые за последнее время взявший в руки секстант, чтобы поупражняться в определении местонахождения корабля по солнцу. Но теперь они исчезли оба – и Салли, и Гамидж.

Коллиар ощутил некоторую тревогу, подобную глотку холодной морской воды.

Вообще-то ему следует быть благодарным за то, что Салли старается держаться от него подальше и прилежно исполняет свои обязанности. За то, что он не видит ее целыми днями. Именно эту цель и преследовал Дэвид, составляя график дежурств так, чтобы они почти не пересекались.