– Ты имеешь в виду использовать его как бордель! – кричу я, пытаясь выиграть время.

– Называй это как хочешь, Мия, но ты сделаешь это. Чем быстрее ты свыкнешься с этой мыслью, тем лучше будет для всех. У тебя нет выбора. Если ты не сделаешь этого, ты перестанешь существовать.

Я смотрю на отца, разинув рот. Он грозиться... убить меня.

Мой отец продолжает, будто бы он совсем не угрожал мне.

– Фил может получать намного больше денег, если будет использовать твое тело не для доставки товара. Взамен я получаю бесконечное количество наркотиков, которые мне необходимы, и возможно даже немного денег.

В конце концов, все сводится к жадности.

К жадности и Фила, и моего отца.

Только через мой труп. Я ни за что не соглашусь на это.

Никогда.

– Не расстраивайся, принцесса, – нежно добавляет мой отец, в корне меняя свое поведение. – Ты тоже получишь оплату за это, детка. Фил будет хорошо заботиться о тебе. У него нет ни одной девчонки, которая приносила бы столько неприятностей. Тебе не надо будет работать до поздней ночи, доставляя товар, подвергая себя опасности. Те дни в прошлом, детка.

Я поверить не могу в это. Мой отец на самом деле пытался оправдать занятие проституцией с незнакомцами. Он ведет себя так, словно поступает в моих интересах.

Тема разговора совсем отличается от того, что я представляла.

Когда я смотрю в глаза человеку, которого называла отцом, я понимаю, что любовь к этому человеку окончательно ушла. Сейчас передо мной больной извращенный монстр. Или может он всегда был таким, я а всего лишь предпочла думать, что он изменится.

У меня не было другого выбора. Я должна положить конец его страданиям.

– Хорошо, папочка, я буду делать это, – говорю я слабым голосом, пытаясь сдерживаться изо всех сил, чтобы меня не стошнило от отвращения.

Я смотрю, как лицо моего отца озаряется счастьем, потому что я подчинилась его омерзительному плану, использовать свою дочь так, как не должен поступать ни один родитель.

Он опускает свою руку и раскрывает свои объятия для меня. Меня начинает мутить. Я понимаю, что если пройду через это, меня это сломает, убивая меня изнутри.

Я делаю шаг и притворно спотыкаюсь о свои ноги.

Затем все случается за считанные секунды. И это время проходит, словно в замедленном действии.

Я быстро тянусь к Кольту 911 на моей ноге. Нацеливаю его прямо ему в грудь, прежде чем он успевает пошевелиться.

Глаза моего отца расширяются, и он пытается нацелить свое оружие, но я упираю ствол ему в грудь, говоря без слов, что я не шучу. Я пристрелю его, если он пошевелиться.

– Опусти оружие или я пристрелю тебя, – говорю, не разрывая контакта с его глазами.

– Как ты могла? После всего того, что я сделал для тебя, неблагодарная шлюха! – насмехался мой отец, брызгая слюной на меня.

У меня нет времени объяснять ему, что он ничего для меня не сделал. Я выжила только благодаря себе, я помогла себе сама.

– Брось пистолет! – кричу я, возводя курок.

Он поднимает свои руки, сдаваясь, и медленно опускает пистолет на землю.

Отец постепенно встает и начинает насмехаться надо мной.

– И что же ты теперь будешь делать, ловкач? Ты собираешься выстрелить в безоружного человека? – выплевывает он, его глаза сужаются в щелку.

Я пинаю его пистолет, и он откатывается по полу в сторону, подальше от опасных рук отца.

– Нет, я ухожу. Я должна была сделать это давным-давно. Глупо было думать, что ты изменишься. Ты никогда не сделаешь для кого-то хоть что-то, ты заботишься только о себе. Неудивительно, что мама тебя бросила, – выплевываю я. Иду задом, все еще наставив пистолет ему в грудь.

– Хорошо, уходи, ты мне не нужна! – кричит он. – Ты похожа на нее, – отец сжимает челюсть, и я понимаю, что когда он смотрит на меня, видит только ее – мою маму.

– Хорошо. Я предпочла бы быть похожей на нее, чем на жалкое подобие человека, как ты, – смеюсь я, все еще продолжая идти задом.

Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что подвал, вероятно, не самое лучшее место сделать это, потому что в подвале обычно хранится всякий бесполезный хлам. Мусор, о который можно легко споткнуться и потерять равновесие, что в действительности и происходит.

Я спотыкаюсь о мусорную коробку и лишь на секунду теряю равновесие, но этого вполне достаточно. И в эту секунду мой отец прыгает за пистолетом, целится в мою голову и стреляет.

К счастью для меня, мой отец всегда был паршивым стрелком, он промахивается, пуля влетает в стену позади меня. Но он опять направляет пистолет на меня и снова взводит курок, я осознаю, что теперь у него больше шансов. Поэтому поднимаю свой пистолет и стреляю.

И я не промахиваюсь.

Моя пуля попадает прямо в живот отца, он немного отшатывается назад и делает несколько шагов по инерции. Он медленно опускает голову вниз на свою футболку. На его пепельном лице прокатывает волна непонимания, когда белый материал начинает окрашиваться в ярко-красный цвет. Отец смотрит на меня, его рот медленно открывается и закрывается, прежде чем сам он падает на колени и валится грузной кучей на пол с беспрестанно кровоточащей раной.

Я замираю на одном месте и смотрю на это зрелище. Дерьмо, что же я наделала? Я ведь не хотела стрелять в него. Или хотела?

Я должна выбраться отсюда, ведь соседи, вероятно, слышали звуки выстрелов. Да и к тому же скоро придет Фил со своим «бизнес-планом». До этого всего мне нужно уходить. Я должна убедиться, что это правда.

Делаю два небольших шага к отцу, лежащего ничком на полу. Его глаза направлены к потолку, я наклоняюсь вперед и осматриваю его. Он делает короткий неглубокий вдох, его грудь начинает периодически подергиваться. Это говорит о том, что он умирает.

Когда я смотрю на моего отца, одинокая слеза скатывается по моей щеке. Он поворачивает голову прямо ко мне, встречаясь взглядом со мной. Его глаза полны гнева. В этот момент я понимаю, что приняла правильное решение, потому что стоял выбор между мной и им.

Я последний раз смотрю на отца и отхожу от него.

– Мия.

Услышала я его слабый голос, но как только уста человека, которого я когда-то называла папочкой, произносят мое имя, я понимаю, что я тоже умерла вместе с ним на этом холодном полу.

* * *

Я просыпаюсь от крика, раздирающего мое пересохшее горло.

Сны... да кому они вообще нужны?

Глава 18

ПРОШЛОЕ

Ну, сегодняшний день можно смело называть днем потрясений.

Я не спала всю ночь из-за самого ужасного кошмара. И теперь прохаживаюсь по четвертому номеру, готовая ударить любого, кто попадется на пути.

Конечно же, мне достался в уборку номер, где проживали самые сексуально озабоченные люди, известные человечеству, так как презервативы были разбросаны по всей комнате, в ванной, в... шкафу.

Вчерашний разговор так и прокручивается в моей голове. Как бы я ни старалась не думать о Куинне, это имело строго противоположный эффект.

Действительно ли он говорил правду? Могу ли я довериться ему? Хочу ли я этого? Я думаю, мне еще стоит выяснить ответ на эти вопросы, прежде чем снова развлекаться с ним под дождем.

У меня вырывается стон, когда вижу уголок чего-то синего, выглядывающего из-под зеленого ковра. Это еще один презерватив.

Я понять не могу. Секс имеет такое огромное значение? По правде говоря, у меня никогда не было такого опыта и мне не стоит говорить так, но секс не так уж и важен, правда?

Интересно, что Куинн чувствовал, когда прижимал мое трепещущее тело к своей широкой груди. Как у него, у единственного человека в мире получилось пробудить во мне грязные фантазии, которые смущают меня, как только я о них подумаю. Может быть, сделать это с правильным человеком не так уж и плохо. Но я не знаю этого, и боюсь спросить. Да и как бы вообще задать такой вопрос?

Я подхожу ближе к ковру, кончиком кедов от «Чакса» (прим. пер.: англ. Chuck Taylor All-Star (также «конверсы», Converse All-Star) – знаменитые кеды фирмы «Converse», которую основал Маркус Миллс Конверс (англ. Marquis Mills Converse) в 1908 году) приподнимаю за краешек, как вдруг жук лениво выползает из-под него.

Мои глаза чуть ли не вылезают из орбит (и это совсем не смешно), и я тут же со всех ног на грани истерики выбегаю прочь из четвертого номера. Из-за паники случайно врезаюсь в дедушку, который шел по коридору со стопкой чистых белых полотенец.

– Где пожар? – ухмыляется он.

– Хэнк, тебе срочно нужно решать проблему с насекомыми, – говорю я, пытаясь сдерживаться и не переходить на пронзительный визг.

Дедушка хмуриться и медленно кивает.

– Я знаю, дитя, это у меня стоит в списке дел. Я сегодня же позвоню в санэпидемстанцию.

– Отлично. Хорошо. Тебе следует перенести его в начало списка. Это дело должно стоять первым, – ловко добавляю я, одаривая его небольшой улыбкой.

Когда он смотрит на меня через стопку полотенец, я замечаю, что, конечно же, ему смешно из-за моего страха.

– Они скорей больше боятся тебя саму, чем ты их, – смеется он.

– Ну, у них больше ног и глаз, поэтому я считаю, что мой страх перед насекомыми вполне оправдан, чем у них передо мной, – отвечаю я, в отвращении передергиваю плечами, как только представляю множество ног и глаза-бусинки.

– Во сколько ты идешь на работу сегодня? – спрашивает старик, когда я подкрадываюсь к номеру четыре и, убедившись, что там нет ползучего гада, захожу внутрь.

– Я начинаю в два, – отвечаю я, – а что?

– Дело в том, что отель должен будет освобожден на всю ночь, так как будут травить всех насекомых, – отвечает Хэнк. Он начинает звенеть ключами, когда открывает ванную комнату и кладет полотенца на шкафчик.

Вот блин, разумеется.

– Я вызову службу через несколько дней, – говорит он, когда видит, что я глубоко задумалась о том, где мне переночевать в это время.