И поэтому не подошла ни к тому, ни к другому. Только, словно заклиная пощадить, протянула руки. Подняла мертвенно-бледное лицо, посмотрела на них застывшими от ужаса глазами.

— Что? — ахнул Гай. — Что они с тобой сделали?

— Я должна привести вас обоих в замок, иначе они убьют Зои, — ответила она, вдруг осознав, что и не могла сказать им ничего, кроме правды.

Гай мельком глянул на усеявших стены крепости наблюдателей и тут же отвернулся.

— Пойдем со мной, — коротко приказал он, умело скрывая бушующую ярость, грозящую лишить рассудка и способности соображать здраво. — И ты тоже, Эдмунд.

Они ушли с солнцепека на тенистую городскую улицу. Там Гай остановился, повернулся к ним и, оценивающе оглядев, решил, что сейчас Эдмунд ничего не сможет сделать для Магдалены. Гай открыл ей объятия.

— Иди сюда, крошка.

Она с бессвязным рыданием упала ему на грудь, и он стал гладить ее волосы, утешая, ободряя. Совсем как в детстве, когда она так часто прибегала к нему со своими горестями. И Магдалена на миг забыла об ужасе и сложила оружие, впервые с того дня, как они расстались в церкви Брессе и он уехал от нее.

Эдмунд из глубин собственного ужаса, рожденного откровениями Магдалены, смотрел на них без всякой ревности, понимая, что не может дать ей то, что она получит от другого. Это печалило его, но не вызывало ощущения измены.

— Довольно, — велел наконец Гай, когда душераздирающие рыдания сменились прерывистыми всхлипами. — Плантагенеты не сдаются и не продают друзей. Вспомни, кто ты есть, Магдалена Ланкастер.

Магдалена подняла залитое слезами лицо. На щеке слабо краснел отпечаток кольчуги: видимо, она слишком крепко прижималась к нему.

— Я дочь шлюхи, призванная сыграть роль шлюхи.

Эдмунд негодующе вскрикнул, а Гай потемнел от гнева, но ни словом не возразил. Да и что тут было возражать?

— Сколько времени тебе дали?

Ее не обидело отсутствие уверений в обратном. Она просто констатировала правду, и боль была только ее собственной.

— Один час.

Ее слезы вдруг высохли, а душа освободилась от всяких эмоций. Даже от страха. Осталась только холодная темная пустота.

— Слишком мало, — заметил Гай, поворачиваясь к Кортни Дюрану, стоявшему в тени и, очевидно, что-то сообразившему. Во всяком случае, какие-то выводы из этой сцены он уж точно сделал. — Что вы думаете, Дюран?

Разбойник немного помолчал, удивляясь, почему, если уж женщина в их руках, им попросту не покинуть это место. Дети — вещь бросовая, ценности не представляют, а эта к тому же слишком мала. Кто знает, что случится с ней через несколько лет!

Но, поняв интуицией зверя, что предложение не вызовет одобрения, он угрюмо буркнул:

— Леди должна просить больше времени.

— Не знаю, смогу ли я, — пролепетала Магдалена.

— Ты должна.

— Магдалена… — нерешительно выговорил Эдмунд.

Она вспомнила тот момент на крепостном валу, когда поклялась отдать своему мужу все, что осталось в сердце, и поняла, что в отчаянном стремлении поскорее припасть к источнику силы Гая даже не обратила внимания на мужа. Она быстро шагнула к нему с распростертыми руками.

— Прости меня.

Он сжал ее пальцы, с болью представляя их последнюю встречу.

— Это ты прости за все, что я с тобой сделал, — тихо попросил он. — Я сожалел об этом каждую минуту…

Магдалена энергично замотала головой.

— Я не думала об этом… и никогда не стану думать.

Он жаждал обнять ее, но не мог, поэтому только стискивал ее ладошки и пожирал глазами лицо.

— Я так боялся за тебя.

— Эдмунд… Магдалена… — тихо окликнул Гай. Он и Дюран успели поговорить с Оливье, который в своей обычной манере появился молча и вовремя. — Магдалена, тебе нужно вернуться и выговорить еще два часа, прежде чем мы войдем в крепость.

— Они убьют…

— Молчи и слушай.

Пристыженная Магдалена сжала губы, но не обиделась, потому что расслышала в повелительном тоне некие оптимистические нотки.

— Оливье знает, где расположен подземный ход, — продолжал Гай. Во всех построенных на совесть замках были такие, идущие от подземелий в донжон, а оттуда под стены и ров наружу. По этим подземным ходам доставляли припасы во время осады, а если враги захватывали крепость, можно было спастись бегством. Правда, там не могло вместиться много людей: тоннели были слишком узкими и низкими, и их расположение знали в основном только хозяева и военачальник. Но в одно из своих посещений Каркасона Оливье умудрился выведать тайну.

— Лаз выходит в город, в лавку седельника, — сообщил Оливье, ковыряя палочкой в зубах. — А начинается под арсеналом, в гарнизонном дворе.

— Мы пошлем туда небольшой отряд, — объяснил Гай. — Им должно хватить времени пробраться в замок, прежде чем там окажемся мы с Эдмундом. Ты скажешь Бертрану, что мы готовы обсудить сумму выкупа за тебя и ребенка и согласны прийти на переговоры через два часа. С собой приведем оруженосцев, пажей и двух рыцарей в качестве эскорта.

— А если они не согласятся?

— Сделай так, чтобы согласились. Магдалена молча обдумывала сказанное.

— Не могли бы мы послать герольда с условиями? — нерешительно заметил Эдмунд. — Магдалена осталась бы здесь, в безопасности…

— Они убьют Зои, — дрожащим голосом перебила Магдалена. — Я думала, ты это понимаешь. Если я не вернусь через час, ее насадят на пику. Если же вы не придете в крепость, ее тоже убьют.

— Я бы не стал просить от тебя ничего подобного, — мягко объяснил Гай, — но не вижу иного выхода. Прошу тебя, поверь, что мы придем за вами обеими.

— Что еще от меня требуется?

— Если только возможно, постарайся остаться вместе с девочкой во внешнем дворе. Мы поднимем решетку, как только сможем, чтобы впустить подкрепления. Едва она будет поднята, немедленно уходи. И не заботься о том, что будет дальше. Главное — спаси себя и Зои.

— Я скажу, что вы, со своей стороны, выдвинули условия. Я должна, живая и здоровая, вместе с Зои подняться на крепостную стену, — все еще слегка дрожащим голосом предложила она, хотя в голове уже прояснилось и тоскливый страх сменился холодной решимостью. — Таким образом, им придется отдать мне малышку, а уж я постараюсь, чтобы они больше ее не забрали.

Гай кивнул.

— А теперь возвращайся, крошка. Ты должна продержаться еще немного.

Магдалена скорбно покачала головой и почти неслышно ответила:

— Нет, Гай, ты ошибаешься. Я должна держаться всю оставшуюся жизнь.

Он знал, что это означает. Полный и абсолютный отказ от любви.

— И я тоже, — признался он так же тихо. — Иди.

Он проводили ее к мосту. Магдалена перешла его, не оглядываясь, и проскользнула в ворота. Мост немедленно подняли.

Дядя и кузены ждали ее на плацу.

— Ну? — рявкнул Бертран.

— Все расскажу через минуту, — заверила Магдалена, вскидывая подбородок. — Но у меня сегодня еще крошки во рту не было, и я вот-вот сознание потеряю от голода.

— Клянусь святым распятием, ты истинная дочь своей матери, — хрипло засмеялся Бертран, прервав ошеломленное молчание. — Сколько раз я видел, как Изольда вот таким манером вздергивала подбородок!

— Я еще и Плантагенет, — напомнила Магдалена, стараясь выиграть время. Но она не должна заходить слишком далеко. — Могу я поесть? — скромно вопросила она.

— Они придут? — не выдержал Шарль, и она повернулась к нему, с удивлением распознав некоторое беспокойство в его голосе, словно именно ему больше всех требовалось, чтобы предательство удалось. Магдалена постаралась скрыть злорадное удовлетворение, поспешно опустила глаза и жалко закивала, будто осознав всю меру собственного поражения.

— Придут. Но на определенных условиях.

— Пойдемте, не стоит обсуждать такие дела во дворе, — приказал Бертран, устремляясь в донжон. — Принеси мяса и вина в круглую комнату.

Паж, семенивший за ним по пятам, поспешно умчался.

Магдалена делала вид, что ест с такой жадностью, будто голодала неделями. Но все ее мысли были о тех, кто крадется сейчас под землей, чтобы броситься на врага там, где их меньше всего ожидают, выскочить на поверхность внезапно, как непокорные побеги гигантского дуба, пробивающиеся от корней.

Но долго держать врагов в неведении она не могла и перечислила условия, специально затягивая рассказ и говоря несколько несвязно, так, словно свидетельства ее победы над честью и благородством нужно было вытягивать насильно.

— Ты сказала, что мы хотим обсудить выкуп? — довольно переспросил Бертран, отрезая толстый ломоть говядины. — Должен признать, что придумано совсем неплохо.

— Но они не придут, если прежде не увидят меня с ребенком на крепостной стене, — предупредила Магдалена, стараясь не показать отчаянной тревоги. Ей необходимо снова заполучить Зои: без этого все усилия бессмысленны.

— При чем тут ребенок? — взвился Шарль. Но Бертран повелительно взмахнул рукой, продолжая усердно жевать. Магдалена ждала, опустив глаза, чтобы не выдать волнения.

— А почему бы и нет? — провозгласил наконец дядюшка. — Всякий разумный человек желает увидеть то, за что платит деньги. Иначе он и не подумает прийти, и будет прав. Пусть берет свое отродье. Мы можем отнять его, как только понадобится, если возникнет необходимость наказать ее за неудачу или снова потребовать повиновения.

Ледяная тоска, нахлынувшая на Магдалену при этом спокойном заявлении, немедленно сменилась сладостным облегчением. Противоборствующие эмоции обратили ее суставы в масло, а кровь — в воду, и ей пришлось незаметно держаться за край стола, пока силы к ней не вернулись.

— Но зачем им целых два часа? — поинтересовался Марк. — Они стоят у ворот. Могли бы, не задерживаясь, въехать в крепость.

— По-моему, они просили священника отслужить мессу, — наскоро сочинила Магдалена. — Лорд де Жерве всегда старается помолиться перед серьезным делом.

Бертран пожал плечами и что-то неразборчиво пробормотал. В поведении Гая не было ничего удивительного. Многие следовали его примеру.