— Не могу представить себе большего удовольствия, — радостно заверил Эдмунд. — Но за последние несколько месяцев у меня почти не было возможности попрактиковаться в воинском искусстве, и боюсь, моя рука прискорбно ослабела.
— В таком случае у тебя еще есть две недели, чтобы как следует размяться, — сказал Гай. — Я с радостью предлагаю свои услуги и готов выступать в роли твоего противника на ристалище. Уверен, что твоя сила скоро вернется.
Он плавно перевел разговор на темы поединков и турниров, беседуя с Эдмундом дружески, как старший и наставник, расспрашивая о делах Ланкастера и его двора. Магдалена, радуясь, что о ней на время забыли, молча ехала между ними.
Герольды протрубили приветственный сигнал, едва всадники въехали на плацдарм. Рыцари гарнизона вышли встречать вернувшегося сеньора. Магдалена спешилась и, взяв чашу с вином у пажа, сама поднесла ее мужу.
Эдмунд одним глотком осушил содержимое и спрыгнул на землю.
— Давайте зайдем в зал, госпожа. Я хочу увидеть наше дитя. А кроме того, нам так много нужно сказать друг другу после долгой разлуки.
Он предложил ей руку, и серебро парчи легло на бирюзовый бархат его туники. Магдалена смутно, словно во сне, подумала, как красиво сочетаются эти два цвета. Не в силах удержаться, она оглянулась на Гая, неподвижно стоявшего у коня. В ее глазах светилась отчаянная мольба, но он поспешно отвернулся, чтобы она не смогла увидеть его пронзительной боли.
Магдалена вдруг вспомнила тот день, когда Эдмунд приехал в Беллер за женой и в своем нетерпении и юношеской порывистости совершенно непристойным образом утащил ее из зала и с той же поспешностью и даже грубостью взял ее девственность и осуществил их брак, без всякой нежности и заботы о ее невинности и неопытности.
Похоже, все повторяется. Правда, с тех пор Эдмунд многому научился, больше уверен в себе и, уж конечно, вряд ли испытывает нужду подтверждать права на жену с былым равнодушием и бесчувственностью. Но ведь он не знал… и не узнает, верно? Она поклялась на мощах святого Франциска отречься от своей любви и безмятежной идиллии последних десяти месяцев.
— Ребенок с моими служанками, — пояснила она, шагнув к внешней лестнице. — Надеюсь, ты помнишь дорогу в хозяйские покои. В твое отсутствие лорд де Жерве произвел много улучшений в замке и заново укрепил стены. Думаю, ты без промедления захочешь обсудить с ним дела.
Она говорила и говорила, пытаясь отдалить роковую минуту, убедить себя, что это не она направляется вместе с мужем в большую господскую спальню, не она собирается выдавать девочку за его дочь.
Она повела мужа в комнату рядом с хозяйскими покоями. Эрин и Марджери вскочили при виде хозяина и, низко присев, поблагодарили Бога за его выздоровление. Он нетерпеливо выслушал их, прежде чем приказать:
— Отпусти этих женщин, госпожа. Я хочу увидеть свое дитя.
Магдалена знаком велела служанкам уйти и подошла к колыбели. Зои мирно спала, милая, как полевой цветок. У изножья колыбели сидела кукла, купленная Гаем. Крохотная повозка стояла на подоконнике. Зои никогда не узнает, что это подарки отца.
— Хочешь, чтобы я разбудила ее, господин?
Эдмунд покачал головой, глядя на крошечный сверток с рыжевато-золотистым пушком на макушке. Потом посмотрел на свои руки и в полном изумлении повертел ими перед глазами. Они казались непомерно огромными рядом с крошечной фигуркой дочери.
Магдалена нагнулась и осторожно подняла спящего ребенка.
— Возьми ее, Эдмунд, — предложила она, тронутая его благоговейным лицом.
— Боюсь, — прошептал он. — А вдруг сломаю что-нибудь…
— Не сломаешь.
На этот раз она улыбнулась не только губами и положила ребенка ему на руки. Он держал ее неуклюже, неловко… никакого сравнения с уверенной легкостью Гая де Жерве. Но у Эдмунда пока не было опыта.
— Зои, — пробормотал он. — Мне не нравится это имя, Магдалена. Давай будем звать ее Луизой.
— Нет! — отрезала Магдалена. Губы ее мгновенно отвердели, в глазах блеснула неприязнь. — Это я выносила малышку, Эдмунд, и дала ей жизнь. Поэтому и претендую на право матери выбирать имя для ребенка.
Эдмунду редко приходилось сталкиваться с непреклонной волей жены, но он уже давно привык склоняться перед ее внутренней силой и тем непреложным фактом, что над ней невозможно взять верх, если она того не пожелает, будь он ее господином или нет.
— Если ты хочешь, значит, так тому и быть, — согласился он, отдавая ей ребенка. — А теперь пойдем в нашу спальню.
Магдалена положила девочку в колыбель и прошла вперед, в смежную комнату, где провела столько восхитительных часов, полных блаженства и страсти, что ей должно хватить на всю жизнь.
— Я налью тебе вина.
Она наполнила драгоценный кубок из кувшина с густым рубиновым вином Аквитании и принесла ему.
— Выпей со мной. — Он поднес кубок к ее губам, и она выпила. — Я терзался тоской о тебе, — признался он, пытаясь найти слова, чтобы описать муки, пережитые, когда он метался в горячке, ужас от сознания того, что она может быть потеряна навсегда, что он останется калекой, недостойным такой красоты.
Магдалена слушала его, не отвечая, не двигаясь. Печальные глаза не отрывались от его лица. Потом она взяла кубок и нежно поцеловала губы мужа.
— Эдмунд, я ничем не заслужила такой любви.
Он со стоном рванул ее к себе, почти раздавливая хрупкое тело о свою мощную грудь, так что металлические звенья кольчуги впились в ее тело.
— Ты нужна, мне Магдалена. Пожалуйста, сейчас.
Но она отстранилась, вдруг став очень серьезной, хотя в глазах светились сочувствие и понимание.
— Слишком рано. После родов прошло совсем мало времени. Мне еще нельзя.
Большое сильное тело Эдмунда дрожало от усилий сдержать порыв страсти, удержаться, чтобы не овладеть ею тотчас же, бурно, жестоко, насильно… и погубить навсегда их совместное будущее. Его лицо посерело и осунулось на глазах. Разве можно было противостоять чувственности, исходившей от нее, завлекавшей, манившей в темный таинственный водоворот желаний, невысказанных и безымянных.
— Когда? — хрипло прошептал он, снова хватая чашу и неверной рукой поднося к губам. — Сколько мне еще ждать? Прошло десять месяцев с того дня, когда я в последний раз лежал с женщиной.
Со времени родов прошел месяц, и Магдалена понимала, что не сможет тянуть долго. Но она была не в силах решиться… не сейчас… пока Гай де Жерве остается в этих стенах, пока память о сценах взаимной страсти, разыгрывавшихся в этой постели, столь мучительно жива, пока отточенное острие любви не затупится хотя бы немного.
— Неделя или две, — пообещала она. — Я кормлю ребенка, и он высасывает из меня все силы.
— В таком случае возьми кормилицу, — бросил муж. Резкие, рожденные отчаянием нотки, звучали в его голосе.
Магдалена покачала головой:
— Нет, Эдмунд, я не отдам ее чужой женщине. Молоко может оказаться жидким и не таким сытным, как у родной матери. Я не стану рисковать здоровьем своего ребенка.
Эдмунд вздохнул, но пик почти болезненной потребности уже миновал, и он признал справедливость ее слов.
— Я попытаюсь терпеливо ждать.
— Благодарю за снисходительность, господин, — вырвалось у Магдалены. — Она снова поцеловала его, ни на секунду не сомневаясь в том, что поступает правильно. — Я помогу тебе приготовиться к пиршеству. Все обитатели замка соберутся на ужин в твою честь. Приказать, чтобы прислали оруженосца с твоими вещами?
Гай де Жерве наблюдал, как Эдмунд де Брессе и его жена занимают свои места за высоким столом. Ему показалось, что оба бледны и чересчур сдержанны, но Магдалена идеально выполняла свои обязанности, а роль господина прекрасно подошла ее мужу. Эдмунд де Брессе больше не был горячим, порывистым юношей. Как и Джон Гонт, Гай прочитал в его глазах историю страданий и, как Джон Гонт, понял, что Эдмунд навсегда оставил свою юность позади в тот день, в лесу Вестминстера.
Этой ночью Эдмунд лежал подле жены, сознавая, что она тоже не спит. И все же не мог найти слов, чтобы прервать молчание. Не ведал, как заговорить с ней. Сумей он объяснить ей своим телом, что чувствует, выказать любовь не языком, а ласками, мучительное напряжение, возникшее между ними, наверняка рассеялось бы. Но она запретила ее касаться, и он оцепенело лежал поодаль от нее, опасаясь, что, не дай Бог, дотронется до нее ногой и этим уничтожит с таким трудом обретенное самообладание.
Магдалена неожиданно откинула одеяло и встала.
— Я переночую на раскладной кровати, — решила она, нагибаясь, чтобы вытащить тюфяк. — Я чувствую твои муки и не стану их обострять.
Эдмунд, не ответив, повернулся на бок и закрыл глаза. Магдалена легла на тюфяк и уставилась в темноту. Она едва держалась на ногах от усталости и, может, именно поэтому не могла спать. Ноги подергивались в болезненных судорогах, но голова была ужасающе ясной, и в ней беспорядочно теснились мысли, воспоминания, планы. Ей непременно нужно поспать. Иначе молока не будет, и Зои останется голодной.
Но чем тверже она приказывала себе заснуть, тем резвее бежал от нее сон.
А в это время Гай де Жерве тоже бодрствовал. В отличие от тех, кто терзался сейчас в супружеской спальне, он даже не пытался лечь в кровать.
— Насколько, по-твоему, серьезна эта угроза? — допрашивал он, наливая медовую брагу в два оловянных кубка и вручая один человеку, сидевшему напротив.
Оливье с благодарным кивком припал к кубку. Он приехал сегодня вечером и успел проскользнуть в задние ворота как раз в тот момент, когда звонил колокол, возвещая о необходимости тушить огни и прекращать работу.
— Трудно сказать, господин. Сьер д'Ориак уверен, что сумеет похитить леди Магдалену и избавиться от ее мужа без помощи Тулузы. Судя по тому, что я о нем успел узнать, он не дает пустых обещаний… не говоря уже об угрозах, — с гримасой заметил Оливье. За время своего пребывания в доме д'Ориака он получил немало доказательств своих слов. Шарля д'Ориака трудно было назвать человеком приятным.
"Почти невинна" отзывы
Отзывы читателей о книге "Почти невинна". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Почти невинна" друзьям в соцсетях.