Магдалена натянула толстую вышитую перчатку, поданную пажом.

— Если она в первый раз промахнется, я больше не будут пускать ее сегодня. А кречет?

Кречет был ее радостью и гордостью, неожиданным подарком отца перед самым отъездом в Англию, даром, символическим во многих отношениях. Законы соколиной охоты отличались строгостью, и каждому обладателю титула полагалась птица определенной породы. Гай де Жерве, как все графы, охотился с сапсаном, белые ястребы-перепелятники полагались благородным дамам, но только члены королевского рода могли иметь кречетов.

Этот кречет вылупился из яйца в поместье Ланкастеров, но был совсем необученным, и требовалось немало времени, прежде чем он сможет охотиться. Однако Магдалена постоянно следила за успехами птицы.

— Она упряма, госпожа, — ответил сокольничий все с той же нерешительной улыбкой, но в голосе отчетливо звучали нотки гордости.

— Но стоит ваших трудов, — добавил Гай.

— О да, господин, еще бы. В следующем месяце госпожа сможет брать ее на охоту. Хотите посмотреть?

Магдалена была уже на полпути к клеткам. Отделанное мехом сюрко развевалось на ходу.

В помещении было темно. В воздухе стоял острый запах птичьего помета и крови: соколы питались только сырым мясом. Птицы сидели, прикованные цепочками к насестам. Круглые глаза жадно сверкали, хищно изогнутые клювы нагоняли трепет, острые когти крепко впивались в дерево: олицетворение злобной силы, подчиненной человеческой воле.

— Ты уже назвала ее? — спросил Гай, останавливаясь перед клеткой кречета.

— Диана! — немедленно выпалила Магдалена. — Охотница.

Гай с улыбкой кивнул:

— Царственное имя для царственной птицы. Но нам пора. Уже совсем рассвело.

Они выехали из замка через боковые ворота и направились к реке, сверкавшей у подножия холма и протекавшей через город, прежде чем слиться с водами Уазы, у самой опушки Компьенского леса. Копыта звенели по замерзшей земле, морозец пощипывал щеки и кончик носа Магдалена. Она откинула бархатный капюшон своего плаща с короткой пелериной и с наслаждением втянула холодный воздух.

— Ах, какое это счастье — оказаться на воле. Когда приходится сидеть в замке, я сразу вспоминаю свое детство в Беллере!

— К прискорбию, здесь нет ведьмы, чтобы изготовить тебе амулет, с помощью которого ты сумела бы перевернуть мир!

Магдалена искоса взглянула на него.

— Однажды она сказала, что придет время, когда я стану молиться о том, чтобы все оставалось как прежде, потому что даже самое плохое будет лучше того, что ждет впереди.

Воспоминание неожиданно вызвало озноб. Магдалена зябко передернула плечами и заметила, что на Гая ее слова тоже произвели неприятное впечатление. Он нахмурился и покачал головой.

— Ах, это всего лишь Безумная Дженнет! — воскликнула она, пытаясь отшутиться. — Я вообще не верю в ее предсказания!

Но настроение уже было испорчено. Смех и радость, озарившие это утро, были омрачены. Магдалена почувствовала, что ненавистная печаль вновь завладевает ее спутником, но не могла найти слов, чтобы ее развеять. Она знала, что его гнетет тяжесть вины, которую ей не приходилось испытывать: разве может такая любовь, какую они питают друг к другу, быть грешной и неправедной?!

Они выпустили соколов на берегу реки, где на краю мутной, коричневой воды густо рос тростник. В небо с криком поднялась стая гусей, вытягивавших шеи и хлопавших крыльями. Зловещая тень сапсана упала на них, но для такой птицы они оказались слишком большой добычей и вскоре с шумом уселись снова на прежнее место.

— Если тебе не терпится взяться за дела, мы можем вернуться, — тихо предложила Магдалена. Все удовольствие от их приключения испарилось при мысли о той тяжести, которая угнетала Гая. Тот вымученно улыбнулся:

— Ты права, крошка, у меня на уме совсем другое, да и утро уже в полном разгаре. Должно быть, сейчас часов восемь.

— Да, — согласилась она, разворачивая кобылку. — Едем назад.

Гай честно пытался развеять охватившее их уныние, но Магдалена уже пришпорила лошадь и помчалась по берегу. Капюшон развевался на ветру. Гай едва догнал ее, да и то когда она натянула поводья у небольшой рощицы.

— Не расстраивайся, — предупредила она, верно прочитав его мысли. — Мне это было необходимо.

— Неужели? — недоверчиво пробормотал он.

— Честно говоря, я предпочитаю, чтобы ты лучше злился, чем грустил, — с некоторым вызовом бросила она.

— Я не грущу.

— Не лги. Ты полон сомнений и раскаяния.

— Как бы я хотел, чтобы все было иначе, — со вздохом признался Гай. — Ты ведь понимаешь, о чем я?

Магдалена пожала плечами:

— Может, и понимаю, но что теперь поделать? Я благодарна Богу за то, что послал мне любовь.

Что можно было ответить после такого заявления? Для Магдалены все было яснее ясного. Она ничего не просила у Гая. Мало того, еще много лет назад убеждала его в необходимости отменить свадьбу с Эдмундом. Призналась ему в своей вечной любви, и с тех пор для нее ничто другое не имело значения.

Может, именно ее юность давала ей эту твердую уверенность в правоте своих верований и инстинктов, но в глубине души Гай знал, что это не так. Магдалена из Ланкастера была плодом недолгого союза двух чрезвычайно сильных, привыкших властвовать личностей, и оба передали самые выдающиеся черты собственных характеров своевольной дочери.

Магдалена взирала на него искренними серыми глазами, пытаясь определить реакцию.

— Ты действительно желал бы, чтобы все было иначе, господин?

Гай медленно покачал головой:

— Нет, это означало бы, что я так и не узнал бы радости твоей любви, сердце мое. Ради этого можно вынести и раскаяние.

Магдалена улыбнулась. Лицо так и вспыхнуло удовольствием. В этот момент она словно коснулась взглядом его души, и Гай даже зажмурился, как ослепленный.

— Тогда мы можем возвращаться с миром?

— Да, любимая. — Перегнувшись, он погладил ее нежную щеку. — Я постараюсь не грустить больше.

Она поехали в замок, задумчивые, но спокойные, и, посадив соколов в клетки, расстались до обеда.

Магдалена переоделась и обсуждала со старшим слугой, какие вина лучше подать к обеду, когда с высокой стены прозвучали звуки рога. Откуда-то снизу отозвался другой. Часовой криком известил находившихся в замке о приближении всадников. Герольд немедленно потребовал, чтобы вновь прибывшие сообщили свои имена и звания.

— Похоже, у нас гости, — деловито заметила Магдалена. — Я должна посоветоваться с управителем.

Но вместо того чтобы призвать управителя, она поднялась на стену, спеша увидеть гостей своими глазами.

Заслышав крик герольда, Гай вышел из кабинета и устремился во внутренний двор, где начальник гарнизона должен был сообщить, кто приехал. Почести, оказываемые гостям, и его собственное участие в приеме зависели от их положения и богатства. Мельком увидев на стене Магдалену, он решил присоединиться к ней.

Они долго разглядывали отряд, стоявший по другую сторону рва. Штандарт был незнаком Гаю. Он подождал, пока герольд опустит рог с прикрепленным к нему флажком в знак уважения к хозяевам.

— К вам прибыл сьер Шарль д'Ориак, заявляющий права на родство с госпожой замка, леди де Брессе, и просит гостеприимства по праву этого родства.

Гай затаил дыхание. Вот оно, зло с юга. Какую форму оно примет? Вряд ли Борегары способны на многое в стенах замка!

Он вдруг ощутил, как неподвижно застыла рядом с ним Магдалена.

— Это тот, кто подходил ко мне в Кале, — прошептала она. — Пытался заставить меня пойти с ним в сад, но я боялась…

— Да, — перебил Гай, сознавая, что должен рассеять ее подозрения хотя бы до тех пор, пока сам он не поймет цели приезда д'Ориака. — Но он в самом деле твой родственник. Оливье узнал, что ваши матери были сестрами. Поэтому ты должна встретить его со всем радушием.

Магдалена смертельно побледнела, хотя сама не могла определить, чего так опасается. Какой-то инстинкт предостерегал ее от этого человека.

— Но я не хочу! Он — само воплощение зла.

Пусть это чистая правда, Гай должен все отрицать. Магдалена понятия не имела об угрозе, которую представляют Борегары для нее и герцога Ланкастерского, об их возможном участии в убийстве Эдмунда, ибо рассказать ей об этом — значит прежде всего поведать о прошлом, а он не может обрушить на нее столько боли. Что будет, если она узнает о вероломном предательстве, крови и убийствах — печальных обстоятельствах ее зачатия и рождения?

— Не придумывай, — строго велел он вслух. — Не можешь же ты отвернуться от своего кузена?!

Он отдал приказ часовому, и тот проворно сбежал вниз. Герольд протрубил приветственный сигнал, и подъемный мост немедленно опустили. Решетка поползла вверх. Магдалена, все еще белая как снег, но понимавшая, что выхода попросту нет, спустилась вместе с Гаем во внутренний двор, дабы приветствовать родича у подножия лестницы, ведущей в парадный зал.

Шарль неторопливо въехал во внутренний двор и, увидев кузину, стоявшую рядом с лордом де Жерве, удовлетворенно усмехнулся. Она уже не такая, как в Кале. Теперь это была прекрасная и надменная женщина.

Почему Гай посылал Оливье разузнать о д'Ориаке? И почему ничего не сказал ей об этом? Ни разу не упомянул об этом человеке? Да и о том, что произошло в Кале, не было сказано ни слова. И почему ей так не по себе? Даже голова закружилась. Во внешности Шарля нет ничего отталкивающего, наоборот, она испытала чувство чего-то давно знакомого, словно знала его в другое время и в другом месте.

Он принял приветственную чашу от выбежавшего из зала пажа. Гай выступил вперед.

— Сьер д'Ориак, добро пожаловать к нашему очагу.

Теперь была очередь Магдалены приветствовать гостя, но она продолжала неучтиво молчать.

— Господин де Жерве! — воскликнул Шарль, спрыгнув с коня и протягивая руку. — Я родственник леди Магдалены де Брессе.

— Мы признаем ваше родство, — кивнул Гай, сжимая его руку. Магдалена по-прежнему не пошевелилась. Напряжение с каждой минутой росло. Неловкость обуяла не только приезжих, но и обитателей замка, пораженных такой невежливостью. Тяжелая, недоуменная тишина повисла в воздухе.