Арабелла пошевелила пальцами под его рукой, и он отпустил ее. Она положила руки на колени.

– Что вы имеете против меня? – спросил он непринужденным тоном, приступая к филе форели.

Она гневно воззрилась на него:

– Вы довели до смерти моего брата. Вы отняли все, что принадлежало ему. Вы обездолили меня…

Он протестующе поднял руку:

– Нет, нет! Вы не можете обвинить меня в том, что я вас обездолил, Арабелла. Я предложил вам руку. И в этом случае вы не только сохраните свой дом, но вдобавок станете хозяйкой всего, что принадлежит мне. Я предлагаю вам выбрать. Вы можете остаться жить здесь со своими орхидеями или пойти на приступ и взять Лондон. И я в любом случае не стану вам препятствовать. Если вы захотите основать политический салон и поддерживать тори, я и тогда не буду против. Хотя, – добавил он, – как убежденному вигу, это станет мне поперек горла. Я достаточно богат, моя дорогая, чтобы дать вам возможность жить так, как вы сами предпочтете. А теперь скажите мне, можно ли при таких условиях считать, что я вас обездолил?

И он спокойно продолжал есть форель. Арабелла невидящим взором смотрела в пространство через стол. Она не была дурой. Он предлагал ей весь мир на серебряном подносе. Но почему? Он не знал ее. Хотя знание не было необходимым условием супружества. Многие браки заключались между людьми, не имеющими понятия друг о друге. Но они или их семьи что-то выигрывали от этих союзов. Что мог выиграть Джек Фортескью от женитьбы на ней? Он уже владел всем, что раньше принадлежало ей, если не считать крошечного состояния, доставшегося от матери.

– Почему? – спросила она наконец. – Почему вы делаете мне такое предложение? Что есть у меня такого, чем бы вы хотели завладеть?

– Мне нужна жена, – ответил он просто, зачерпывая ложкой грибы со своей тарелки. – И законные наследники.

– Но для этой цели вы можете получить любую молодую женщину, какую пожелаете. При вас все – происхождение, богатство и нет очевидных недостатков…

Она внимательно наблюдала за ним, будто пыталась проникнуть сквозь его безупречно элегантную одежду и увидеть покрытое шрамами тело под ней и столь же неприглядную исковерканную душу.

Джек усмехнулся.

– Я опасаюсь юных девиц, – пояснил он, и в глазах его заплясали искорки. – А уж что касается их мамаш, они считают меня дьяволом во плоти.

– Ну, это не остановило бы ни одну мамашу, если бы ей представилась возможность отхватить для своей дочери такого мужа, – возразила Арабелла. – Вы могли бы быть самым настоящим Синей Бородой, если бы при этом сделали ее дочку герцогиней.

– Вот что мне в вас нравится, – произнес Джек. – Вы сразу берете быка за рога. С вами лесть неуместна, миледи Арабелла, – пустая трата времени.

– Как я могу вам нравиться, если вы меня не знаете? – возразила она, жестом показывая, что отметает такую возможность.

– Ну, вот теперь мы совершили полный круг и пришли к тому, с чего начали, – сказал герцог, положив нож и вилку. – Я и предлагаю проводить побольше времени вместе. Тогда мы сможем узнать друг друга. Разве в этом нет смысла?

Он поднял свой бокал с вином и торжественно ей поклонился, что вдруг заставило ее не к месту рассмеяться. Однако она довольно быстро опомнилась.

– Сэр, разве вы предлагаете мне больше времени проводить в вашем обществе? У меня сложилось убеждение, что вы ставите это условием моего пребывания здесь, в Лэйси-Корт, то есть принуждаете.

Он нахмурился:

– «Принуждать» – плохое слово. И вообще я его не произносил.

– А что бы вы сказали?

– Я настоятельно и вполне серьезно приглашаю вас поддержать компанию, – мгновенно ответил он. – Уверен, что, если бы вы дали себе труд хоть минуту подумать, а не делать сгоряча необоснованные выводы, вы бы оценили мое предложение по достоинству.

Солнце уже опустилось ниже подоконника, и теперь свечи засияли собственным светом. Белая прядь волос, спускавшаяся ему на лоб, замерцала серебром, когда он наклонился к своей тарелке.

«А что, собственно, я теряю?» – подумала Арабелла.

Она могла оставаться в Лэйси-Корт, пока не получит ответа из Корнуолла, или по крайней мере до тех пор, когда ей было бы удобнее всего уехать. А герцог Сент-Джулз мог оказаться интересным и приятным собеседником. Он был цивилизованным городским жителем и, как она уже догадалась, хорошо разбирался в политике и общественной жизни, а она иногда задыхалась в своем оазисе среди садов Кента от недостатка информации о внешнем мире. Она довольствовалась крохами, получаемыми от соседей, совершавших иногда вылазки в город и привозивших оттуда газеты и журналы, но они всегда бывали старыми. Фредерик в этом отношении не был помощником. Он не интересовался политикой и еще меньше вопросами, возникавшими у сестры, и не пытался на них ответить.

– Вы сказали, что вы виг? – спросила она как бы между прочим, протянув руку к корзинке с хлебом за рогаликом.

Он поднял на нее глаза и посмотрел заинтересованно, потому что ее вопрос показался ему неожиданным.

– Да.

Она кивнула:

– Значит, вы друг принца Уэльского?

– Так уж случилось. – Он отодвинул тарелку и снова взял бокал с вином.

– Стало быть, король к вам не слишком благосклонен, – заметила Арабелла, откусывая от своего рогалика.

– Не благосклонен, – согласился он, глядя на нее поверх края бокала с веселым любопытством.

– Как и королева Шарлотта, – сказала Арабелла. – Я слышала, что она теперь изгоняет пламенных вигов из своих гостиных.

Он кивнул:

– Это недальновидность с ее стороны, но и она, и ее супруг мало что смыслят в том, что не касается их королевских прерогатив. – Между его бровями залегла едва заметная морщинка, а в серых глазах засверкали искорки смеха, скорее только намек на них. – Какова цель этой политической дискуссии, Арабелла?

– Позвоните в колокольчик, – ответила Арабелла. – Миссис Эллиот горит желанием подать следующее блюдо. Нет, эта дискуссия не преследует определенной цели, но сдается мне, что вы могли бы удовлетворить мое любопытство в области политики. По-моему, это справедливо, если я буду просвещать вас насчет ведения хозяйства в имении.

Похоже, они пришли к молчаливому соглашению, размышлял Джек. Впрочем, политика не была его излюбленной темой, но он не стал увиливать.

– Справедливо, – согласился он и послушно позвонил в колокольчик.

Франклин убрал блюда и принес корзинку тарталеток с сыром и лимонное суфле.

– Миссис Эллиот просит прощения за то, что обед такой скудный, ваша светлость. Если бы она узнала немного раньше о вашем приезде, она бы… – Он отвесил поклон.

– Этого более чем достаточно, – возразил Джек. – Прошу вас поблагодарить миссис Эллиот за ее труды. Я ценю их. – Он сделал жест в сторону Арабеллы: – Может быть, вы поставите еще одну тарелку для леди Арабеллы?

– Нет, благодарю вас, – отказалась Арабелла, смахивая горку крошек хлеба со скатерти, образовавшуюся перед ней, будто она недоумевала, откуда они появились.

Джек наклонил голову в знак того, что готов считаться с ее желаниями, и взял тарталетку с сыром.

– Итак, моя дорогая, принимая во внимание ваш интерес к политике, я предвижу много приятных обедов в вашем обществе.

– Думаю, мы сможем многое обсудить, – сказала Арабелла. – А теперь, если вы меня извините, сэр, у меня есть кое-какие дела.

Она оперлась о стол, чтобы отодвинуть свой стул, и на этот раз он не стал ее удерживать.

– Я надеялся, что мы сможем сыграть партию в триктрак или даже в пикет? – предложил он.

Арабелла с изумлением взглянула на него, потом рассмеялась безрадостным смехом:

– Мой дорогой сэр, неужели вы полагаете, что я сяду играть в карты или в кости с человеком, который каким-то образом вынудил моего брата проиграть и свою жизнь, и имущество?

Лицо Джека помрачнело. Но когда он заговорил, его голос был спокойным:

– Не стоит заблуждаться, Арабелла. То, что совершил ваш брат, он сделал по собственной воле и шел на это с открытыми глазами. Он знал, чем рискует… и почему.

Последние два слова он произнес едва слышно, и Арабелла не была уверена, что правильно его поняла. Но ей расхотелось задавать Джеку Фортескью новые вопросы. Теперь его глаза утратили всякое выражение и стали двумя пустыми озерами. Он сидел неподвижно и вдруг напомнил ей привидение, оболочку человека, сквозь которую можно все видеть. И она различила в нем угрозу.

Ей захотелось подняться и уйти подальше от стола, выйти из этой комнаты, но все же, пока он так сидел, забыв о ней, погруженный в себя с мрачным лицом, освещенным мягким сиянием свечей, она не могла заставить себя шевельнуться.

Джек видел Шарлотту такой, какой она запомнилась ему в их последнюю встречу, утром того последнего дня. Он слышал ее пение. Она любила петь, и ее негромкий дискант напоминал ему птичьи рулады. Потом внезапно его взгляд сфокусировался, впитал в себя мерцание свечей и золотые разливы света на полированной поверхности стола, а также рубиновое вино в хрустальном бокале, который он все еще держал, зажав его ножку между большим и указательным пальцами. Он посмотрел на женщину рядом с собой.

В ее золотистых глазах он прочел недоумение и вопрос, но на этот вопрос не мог и не хотел отвечать.

Арабелла, будто очнувшись от наваждения, отодвинула свой стул.

– Доброй ночи, сэр.

Джек не попытался удержать ее. Вместо этого сам поднялся с места и проводил ее до двери. Он положил руку на ручку двери и не спешил ее открыть. Свободной он взял ее руку и поднес к губам, и их глаза встретились, когда его губы коснулись тыльной стороны ее руки. Он больше не был похож на незнакомца, таящего угрозу. Потом он склонился к ней и легонько поцеловал ее в уголок рта. Это было легкое, скользящее прикосновение. Когда он выпрямился, то все еще не отпускал ее руку и посмотрел с улыбкой в ее изумленно поднятое к нему лицо. Ее замешательство мгновенно сменилось негодованием и смущением, а золотистые глаза загорелись гневом.