Айжа призадумался.

– Воскресенье.

– Кто сейчас президент?

Он посмотрел на меня:

– А ты сам не знаешь?

Дверь приоткрылась, и вошла медсестра.

– Доброе утро. Как себя чувствует наш пациент?

Она смотрела на планшет, так что я не был уверен, говорит она со мной или с Айжей. Никто из нас не ответил. Она подняла голову.

– Давайте померяем давление?

Она положила планшет в ноги кровати и надела манжету на тонкую ручку Айжи. После она измерила ему температуру и прослушала грудь стетоскопом. А потом склонилась над бумагами, что принесла с собой.

– Доктор Рид будет делать обход в течение часа, хорошо?

– Триша?

– Ой, нет. – Она вытерла имя с доски и вписала свое. – Она работала ночью. Я – Кэролин.

– О, простите. – Я кивнул в сторону Айжи. – Как он?

Она посмотрела на свои записи, будто бы уже забыла, что там писала.

– Он удивительно выносливый мальчик. Думаю, что днем мы его уже отпустим домой. – Она прижала планшет к груди. – Еще есть вопросы? – Она повернулась к Айже: – Тебе что-то еще нужно?

– Очки. Я ничего не вижу.

Она улыбнулась, подошла к тумбочке, на которой лежали очки. И отдала их Айже.

– А где женщина? Библиотекарь? – спросил он.

Ну вот опять. Я закрыл лицо руками.

– Та, что спасла тебя?

Я вскинул голову. Айжа кивнул.

– Она восстанавливается на четвертом этаже. У нее некоторые… осложнения.

– Подождите, что случилось?

И тут я понял, что я так зациклился на здоровье Айжи прошлой ночью, что так и не узнал, что именно с ним случилось. Я знал, что он как-то упал в реку и какой-то прохожий заметил его и позвонил в службу спасения. Я даже не подумал спросить кого-то еще. Я услышал голос Стефани: «Это так по-мужски».

– Женщина ехала на велосипеде, заметила вашего сына и поплыла за ним. Она оказывала первую помощь, пока кто-то не вызвал «скорую».

– Это была библиотекарша. Та самая, – перебил Айжа, смотря на меня, в стиле «я же говорил».

Во рту пересохло, и у меня вдруг странно забилось сердце. Эмили. Я уверен в том, что это не ее имя, но я знал ее только под ним. Я вдруг увидел, как она плывет по реке Пассаик в своем белом платье, как лебедь. Я посмотрел на медсестру:

– Вы упомянули какие-то осложнения. Она в порядке?

– Простите, мне не положено об этом говорить.

Я не мог поверить в то, что эта женщина – этот пугливый образ женщины, которая цитировала по памяти стихи и выписывала книги, спасла Айже жизнь. Я чувствовал, что в долгу перед ней. И должен был убедиться, что она в порядке.

– К ней можно?

– Мне нужно спросить ее. Я вам скажу.

Она опять посмотрела в записи.

– Ой, и еще, скоро придет социальный работник.

– Соцработник?

– Это обычная процедура, – ответила она, избегая моего взгляда.

Когда она ушла, я выкинул библиотекаря из головы и вернулся к Айже.

– Ну что же. Ты мне скажешь, почему ты оказался на том мосту?

Он смотрел на пустой стаканчик от пудинга, будто бы хотел наполнить его силой взгляда. Хотя, может, именно это он и пытается сделать.

– Ладно. Почему бы нам не начать с кофейного столика?

Он не шевельнулся.

– Это же не было случайностью?

Айжа обратился в камень.

– Айжа. Посмотри на меня. – В моем голосе звучало отчаяние, может, оно и заставило его поднять взгляд. – Поговори со мной.

Он открыл рот и что-то пробормотал.

– Что? – Я подался вперед в кресле.

– Кинетическая энергия.

Я помню этот термин из школьного курса физики, но я понятия не имел, почему он это сказал.

– В смысле?

– Я пытался ее использовать.

– Ла-а-а-адно, – протянул я, рассматривая его лицо. Он вздохнул и уселся поудобнее.

– Ты же знаешь первый закон Ньютона?

– Вроде да.

– Тело находится в состоянии покоя, пока на него не действуют никакие силы.

– Ага.

– Я пытался сдвинуть тело, находящееся в состоянии покоя. – Он смотрел на меня из-за очков так, будто эта фраза все объясняет.

– Силой мысли?

– Именно так.

Он откинулся на подушки, отодвигая столик на колесиках, на котором стоял его поднос с завтраком, и я понял, он все сказал, что хотел.

– Эмм. Думаю, мне нужно объяснить подробнее.

Он одарил меня таким знакомым от Элли взглядом «ты такой идиот, папа», что это практически разбило мне сердце. Это все начинается так рано? Айжа вздохнул.

– Я осознал, что все это время я пытался использовать потенциальную энергию тела, в тот момент, когда гораздо более логично попробовать использовать его кинетическую энергию. Если тело уже движется, разве не должно быть легче его сдвинуть? Как машина, которая не заводится: для того, чтобы сдвинуть ее с места, нужно несколько человек, но когда она уже едет, нужен всего один, чтобы толкать ее дальше.

Я прикинул и понял, что в его фразе есть смысл, но я все еще не понимал, как это связано с моим разбитым кофейным столиком и случаем, когда он чуть не утонул.

– Хорошо, – кивнул я.

И тут вдруг словно луч солнца пробился сквозь облака, и я все четко увидел.

– Стоп. Ты бросил молоток, чтобы он обрел кинетическую энергию, чтобы было легче его сдвинуть мыслью?

– Я его не бросил. Просто отпустил. Использовал силу гравитации – внешнюю силу, которая обращает потенциальную энергию в кинетическую. По формуле…

– Мне плевать на формулу! Какого ж черта ты выбрал кофейный столик? Почему просто не отпустить молоток над ковром?

– Я так и сделал! Начал над ковром, пытался остановить его или хотя бы изменить траекторию, но это не сработало. Я подумал, что, если бы были большие последствия, что-то, чего я никак не хотел бы, чтобы случилось, тогда мой разум обрел бы большую силу, попытался усерднее или что-то в таком духе.

Я уставился на него, не веря своим ушам.

– И это не сработало, – добавил он.

– Нет, не сработало. – Я сидел, мысли бегали табуном, я вспомнил тот онлайн-чат, где прочел, что он хочет попробовать что-то большее, может, машину. – И что ты пытался уронить в реку?

Он рассмотрел больничные простыни, укрывающие его ноги, и тут меня осенило.

– О, боже. Ты пытался бросить в реку себя. – Я не мог поверить в то, что он специально бросился в воду, но когда я смотрел на него, понимал, что это правда. – Айжа… Но ты же даже плавать не умеешь!

Он ответил тихо-тихо:

– Я думал, что так… мотивация будет сильнее.

– К тому, чтобы ты начал левитировать?

И я понял, что идея в этом и была, что он о том и говорил со своим другом по Сети. Он изучал угол между потолком и стеной, будто бы это была самая интересная вещь из всех возможных, и вот теперь я понимаю, что он точно больше ничего не скажет.

И вот мы сидели, я смотрел на него и пытался разобраться в эмоциях. Самая сильная – страх. Страх того, что, может, его воображение вовсе не так безобидно, как я думал. Что я не видел слишком многого. Что я не хотел видеть то, что было прямо у меня перед носом. Что, может, Стефани, и тот терапевт, и школьный психолог были правы – может, Айже нужна помощь.

Ее волосы выглядели точно так же, как в первый день, когда я увидел ее в библиотеке, – длинные, непокорные каштановые пряди, будто виноградные лозы тянутся от головы и обвивают подушку. Подозреваю, что она так и ходила, это не было частью костюма или какой-то очень сложной укладкой.

Но ее лицо, ее лицо изменилось. Она была бледна, бледнее, чем я ее запомнил, и под глазами темные круги, будто бы она не спала неделю. Жуткие красные волдыри раздулись вокруг губ, один был на щеке. Я закрыл рот рукой, надеясь скрыть свое удивление.

Она привстала, увидев меня, в глазах тот же испуганный взгляд, и я понял, что, хоть сестра и сказала, что я могу к ней зайти, я все же незнакомец в ее палате. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга, пока я наконец не решился заговорить.

– Спасибо. Знаете, за…

И тут я понял, что точно не знаю, какую именно роль она сыграла в спасении Айжи. Я кашлянул.

– Не за что. – Слова донеслись с хрипом, будто бы она только что выкурила целую пачку. – Не за что. Я ехала домой с работы. Просто оказалась в нужное время в нужном месте.

– Есть за что. Вы же в итоге в больнице.

Она пожала плечами и закашлялась, но звук скорее был похож на свист, от которого у меня у самого горло зачесалось. Я заметил, что у нее стоял такой же кардиомонитор, как и у Айжи.

Должно быть, она чуть не утонула, спасая его. Я хотел было спросить, но мне показалось, это слишком личное почему-то. А потом я понял, что я все еще не знаю, как ее зовут.

– Кстати, я Эрик.

Она кивнула и уже открыла было рот, желая ответить, когда распахнулась дверь.

– Джубили Дженкинс, – прогрохотал чей-то голос.

Вслед за голосом в палату вошел мужчина в белом халате и очках. Он был просто огромным, будто бы полузащитник в поле. Я отошел с его пути, но он меня не заметил, смотрел только на Эмили, которую, кажется, зовут Джубили.

– Я и не думал, что вновь тебя увижу. Хотелось бы, конечно, чтобы это случилось при более благоприятных условиях. Как давно это было? Пять, шесть лет?

– Девять, – ответила Джубили.

– Девять! Мать честная! Как время летит! Но я о тебе никогда не забывал. Ты была темой множества застольных бесед. Я, конечно, говорил не о тебе, а о случае в общем, конфиденциальность и все такое. В любом случае, хорошо, что парамедик заметил твои распухшие губы и дал тебе эпинефрин. Думаю, он просто уже видел случаи анафилактического шока. Тебе нужно носить один из этих браслетов для аллергиков, у тебя есть такой? Я могу тебе достать, если нет. – Он смотрел на записи, которые держал в руках, качая головой: – Боже, ты такая счастливая. Ну, как ты себя чувствуешь?

Глаза Джубили округлились, и, как я почувствовал, этот мужчина ее перепугал. Я и не думал, что он когда-нибудь замолчит. А что он там говорил про аллергию? Ее ужалила пчела, пока она спасала Айжу?