– Как лицо официальное вы моих гостей разгоняли, – поддела его Ирина. – А теперь вы лицо частное, которое собирается пить кофе, или нет?

– Собирается! – с готовностью подтвердил Евгений. И они отправились на кухню.

– Вы мне не дорассказали, – продолжала гнуть свою линию Ирина, возясь с кофеваркой. – Как вы милиционером-то стали?

– Да нечего рассказывать, – развел руками Петрухин. – После школы отец хотел меня к себе, в училище. Я назло сочинение с ошибками написал – и осенью в армию. Руку там серьезно сломал. Ну, отец и отстал – с такими пальцами музыканта не выйдет. Я пошел в горный.

– Почему?

– А вы не помните, как раньше говорили: «Тупой и упорный – иди в горный»? Это про меня. Учился-то я так себе, с тройки на тройку. Больше никуда не поступил бы. А потом уж в милицию – сам захотел. Звание сразу дали. А в участковые пошел ради квартиры.

– А учитесь зачем? Диплом же есть… – Ирина понимала, что расспрашивает совершенно бессовестно, прямо как Евстолия, которую она изо всех сил осуждала, но не могла удержаться. Ей отчего-то приспичило узнать про Петрухина как можно больше.

– Пригодится, – рассудительно сказал Петрухин. – Мне сейчас тридцать пять, в этом году капитана дадут. А через девять лет на пенсию могу выйти. Может, в адвокаты пойду. Мало ли как оно сложится. Пригодится.

Ирина неожиданно для себя самой так расстроилась из-за того, что Петрухину на пять лет меньше, чем ей (просто свинство какое-то!), что неловко дернула прозрачную колбу с горячим кофе, и, конечно же, пролила – хорошо еще, что на пол, а не на юбку. Петрухин вскочил и ловко промокнул коричневую лужицу бумажными салфетками из стоявшего тут же стаканчика.

– Вот и все, порядок! Не расстраивайтесь, нам же хватит кофе, совсем чуть-чуть пролилось.

Ирина расстроилась вовсе не из-за кофе, но не могла же она в этом признаться! И она решила отыграться.

– Женя, – начала она вкрадчиво, – вы уж извините… А зачем вы ко мне пришли? Вы же вряд ли читаете все объявления о знакомстве, правда?

– Все не читаю, – понимая, что ступает на скользкую почву, признался Петрухин. – Эту мне в ящик бесплатно кладут. Случайно посмотрел, скуки ради – мой участок. Думаю, непорядок. Надо будет вечером зайти, проверить, что и как.

– Проверили – и остались, – продолжала вредничать Ирина. Уж очень ей хотелось вытащить из Петрухина признание, что вот, мол, ради ваших красивых глаз, с первого, можно сказать, взгляда… Так бывает, она теперь точно знает. – А вернулись зачем?

– Да я… А можно мне с лимоном? – мастерски увернулся от ответа Петрухин. – Очень люблю кофе с лимоном.

«Нет, его голыми руками не возьмешь», – думала Ирина, нарезая лимон. И решила зайти с другой стороны. Будто черт ее под руку толкал. Тот самый, что всю новогоднюю ночь Евстолию опекал и вдохновлял.

– Женя… – она с удовольствием впервые назвала его по имени. – На самом деле, я вам очень благодарна, что вы тут со мной всю ночь сидите. Еще неизвестно, как бы без вас все обернулось… Такая сумасшедшая ночь. С вами как-то спокойнее. Спасибо вам, но вас, наверное, дома ждут…

– Дочку я еще днем поздравил, а с женой мы в разводе. Давно уже. Как квартиру получили. Живу один. Я ведь тоже бесприданник, как вы изволили выразиться. Зарплата минус алименты, живу в общаге. Это к тому, что вы спрашивали про объявления.

– Вы слышали? – покраснела Ирина.

– Так получилось, – а вот Петрухин, напротив, ничуть не устыдился. – Грешен, пару раз к двери подходил узнать, все ли у вас в порядке. Чтоб ваша подруга вас не обидела. Очень уж она у вас… энергичная.

– Она хорошая, – заступилась за Марго Ирина. Ей было стыдно за учиненный ею допрос, и она сменила тему:

– Вы так любите это слово «порядок»…

– Я не слово, я порядок люблю. Мне знаете, сосед по общежитию как-то подарил ради смеха игру такую детскую – пазл, ну, вроде мозаики картонной. Картинку там надо собрать из кусочков. Не поверите, я так увлекся, все выходные собирал, рассыпал и собирал. В первый раз часа полтора потратил, а потом за три минуты научился. Сам еще три штуки купил, самых больших, какие нашел в «Детском мире», – полторы тысячи кусочков в каждой. Складываю все в одну кучу – и разбираю по порядку, как положено. Двадцать одна минута на все три! И это еще не предел.

Ирина расхохоталась, глядя на нее, засмеялся и Петрухин. Ей было с ним хорошо и свободно, и даже усталость от бессонной ночи, полной нервотрепки, куда-то подевалась. Сейчас они допьют кофе, решила Ирина, и она наберется наглости и попросит Петрухина еще поиграть ей на гитаре, только что-нибудь не такое грустное. Но этим вполне идиллическим для раннего утра первого дня наступившего года планам не суждено было сбыться. Это сообщил звонок в дверь. Судя по голосу, на этот раз он сулил всяческие неприятности – насколько Ирина уже научилась за сегодняшнюю ночь разбираться в интонациях своего звонка.

– Господи! – едва не застонала Ирина. Она была абсолютно уверена, что на сегодня ее приключения закончились. – Пять утра… Как хорошо, что вы не ушли. Не дай бог, опять этот… Шустрый вернулся. Пойдемте, вместе посмотрим.


За дверью стоял Валентин.

– Это муж… – прошептала Ирина Петрухину. И фраза, и интонация получились дурацкими, из водевиля. Ничего хорошего она не ожидала от этого визита и в дальнейшем. – Женя, давайте не будем открывать!

– Ирина, я знаю, что ты дома, – холодно сообщил из-за двери Литвиненко. – У тебя свет горит в комнате и в кухне.

– Он что, вокруг дома обходил? – шепотом изумилась Ирина. – Гостиная и кухня на разные стороны выходят.

– Я все равно не уйду, пока ты не откроешь. Хватит дурака валять. Давай поговорим. У тебя там кто-то есть? Поговорим – и я уйду.

– Лучше откроем, – вполне хладнокровно предложил Петрухин. На сей раз он почему-то и не думал смущаться, хотя ситуация была из разряда самых дурацких, сколько анекдотов начинается со слов «…и тут пришел муж».

– Но я не хочу с ним разговаривать, – Ирина по-прежнему говорила шепотом. – Мы уж год живем раздельно. У него… Наташа…

– Не хотите – значит, не будете разговаривать. Я с ним поговорю.

Петрухин, как тогда, при появлении Марго, отодвинул Ирину к себе за спину и открыл дверь.

Валентин Рудольфович, который прекрасно слышал по телефону, что у Ирины собралась какая-то компания, два часа назад сорвался с места, наорал на ни в чем не повинную Наташу, долго шел пешком, потом ловил попутку и трясся на раздолбанной «шестерке» с подвыпившим и оттого болтливым водителем через весь город, чтобы сказать ей… А вот что сказать, он так и не придумал. Он просто хотел убедиться, что там, у Ирины, в их доме, все свои, знакомые, и нет никаких новых… персонажей, а значит, все еще можно вернуть… В конце концов, они какое-то время могут пожить и раздельно, говорят, некоторые так делают, даже разводятся сгоряча, а потом мирятся и живут себе припеваючи. Но тот факт, что у его жены, у его Ирины, мог появиться другой мужчина, не умещался в голове и толкал на необдуманные поступки.

Высокий мужик в форме старшего лейтенанта (Валентину Рудольфовичу пришлось изрядно вытянуть шею, чтобы увидеть, сколько звездочек красуется на погонах у этого дяди Степы) смотрел на него сверху вниз и выжидательно молчал. Литвиненко растерялся. Ей что, пришлось вызвать милицию? Дома что-то случилось?

– Простите… а Ирина дома?

– Дома, – кивнул мужик и не подумал сдвинуться с места. – Но она не хочет с вами разговаривать.

– Так. Понятно. А ты тут при чем? – Литвиненко и не заметил, что перешел на «ты».

– Видите ли, – доброжелательно пояснил мужик, по-прежнему закрывая собой дверной проем, – Ирина подала объявление в газету о том, что хочет познакомиться с мужчиной с целью создания семьи. Вчера пришло несколько кандидатов. Она выбрала меня.

Ирина, забыв об осторожности, выглянула из-за спины Петрухина – ей до смерти хотелось посмотреть, какое выражение лица стало у Валентина после этого сообщения. У нее лично – несколько обалдевшее.

На лице блудного супруга те же эмоции отразились, словно в зеркале. Связно изложить свои мысли по затронутому вопросу он то ли не захотел, то ли разучился от потрясения.

– Да вы что… Ирина… Это… Ты… Это правда, что ли? Ты с ума сошла?! Всякой глупости есть предел!

Вспомнил-таки навыки устной речи, успокоилась Ирина. Но со своей стороны ограничилась тоже кратким:

– Правда. Дала. И выбрала. Вот его.

И спряталась обратно за Петрухина, зажмурив глаза и едва удержавшись от того, чтобы закрыть ладонями уши: она примерно представляла, что может услышать в ответ. Какое-то время все молчали. Что там происходило, Ирина не видела. Но поскольку уши-то были открыты, услышала, как Петрухин сказал:

– Не надо, Валентин Рудольфович. Бесполезно это. Не так как-то надо. Вы завтра приходите. Позвоните – и приходите. На трезвую голову. А я сейчас уйду. Договорились? Давайте вместе уйдем – хотите?

Он повернулся, снял с вешалки куртку, сказал:

– До свидания, Ирина Ивановна!

И дверь за обоими закрылась.


Немного постояв перед запертой дверью и детально ее изучив, Ирина, пребывая все в том же изумленном состоянии, отправилась в гостиную. Две мысли высвечивались поочередно у нее в голове, как проблесковый маячок на милицейской машине: я его выбрала. А он ушел. Я выбрала. Он ушел.


Господи боже мой, а как, скажите на милость, она могла бы его остановить?! Все было так замечательно, все наконец ушли, даже Ритка (а может, она нарочно?), а они пили кофе и разговаривали, и Ирина думала, что так будет долго-долго… А потом, может быть, он еще сыграет ей на гитаре. Или они включат музыку и будут танцевать. Так замечательно было бы опять с ним танцевать, опираясь спиной на его руки и закинув свои к нему на плечи, и на этот раз она подняла бы голову и посмотрела бы ему в глаза, а он бы, возможно… Но тут приперся Литвиненко и все испортил. Зачем, зачем он пришел?! Ведь у него же есть Наташа, что еще ему надо от нее, он и так уже перевернул всю ее жизнь… Ну почему она не может так, как Марго, – просто сказать понравившемуся мужчине, что он ей понравился? Даже не сказать, а дать понять, просто решиться поднять к нему лицо… Дура, институтка, дожила до сорока лет и ни с кем, кроме мужа, не целовалась! Конечно, как же такое возможно, она же мужняя жена, умри, но не давай поцелуя без любви, это ее мама так воспитывала… Впрочем, за последние двадцать лет ей так и не представилось случая испытать на прочность свои принципы. Вернее, случаи-то, может, и были, да желания не было – у нее же есть Валечка. С ней даже и не флиртовал никто, что толку ухаживать за женщиной, у которой на лбу написано большими буквами: Я ЛЮБЛЮ СВОЕГО МУЖА! Вот дураков и не находилось.