Впервые в жизни молодая и хорошенькая особа проявляла по отношению к нему такую враждебность и, хотя поначалу это забавляло графа, в конце концов ее нападки задели его самолюбие.

— Не вижу причин, почему я должна верить в обратное, — пожала плечами Дорина. — Ваш новый управляющий уже успел запугать всю деревню, и мой отец был тоже глубоко потрясен, хотя и не стал вам этого высказывать, полагая, что вы не согласитесь его выслушать.

— Думаю, в обязанности викария этого прихода входит открывать мне глаза на все, что может нанести ущерб имени Ярдов! — отрезал граф.

Глаза Дорины широко раскрылись от изумления.

— Вы и сами должны были понять, что то, как безжалостно вы избавляетесь от старых слуг — таких как Берроуз, например, — вызовет возмущение всей деревни!

— Кто такой Берроуз?

— Дворецкий, он прослужил в этом доме сорок лет. Всем известно, что он обучает лакеев лучше всех в графстве, и столовое серебро у него так блестит, что каждый может видеть в нем свое отражение! А миссис Медоуз, экономка! Ей выделили пенсию, которой не хватит даже на то, чтобы муху прокормить, да еще поселили в доме с протекающей крышей и разбитыми стеклами!

Граф продолжал молчать, и Дорина, заикаясь, спросила:

— Как… как вы могли… так поступить? Обойтись так жестоко с людьми, которые любили Уильяма и Чарльза и были готовы отдать свои жизни за вашего дядю?

По щекам девушки потекли слезы и, повернувшись спиной к графу, она подошла к окну и стала смотреть на сад. Граф не произнес ни единого слова, и немного спустя Дорина произнесла уже совершенно иным тоном:

— Какое прелестное место! Все в деревне были рады работать здесь и с ранних лет готовили своих детей к поступлению на службу в Большой дом.

— Вы хотите сказать, что теперь они изменили отношение к поместью?

— Конечно, и все в результате ваших приказаний. Ведь это вы велели управляющему майору Ричардсону избавиться от всех стариков и поднять арендную плату, в то время как другие помещики в графстве и по всей Англии снижают ее, потому что после войны сельское хозяйство стало убыточным.

— Это правда? — поразился граф.

— Вы опять сомневаетесь в моих словах! — гневно воскликнула Дорина. — Если ваша милость мне не верит, попросите майора Ричардсона показать вам счетные книги. Поинтересуйтесь у жителей деревни, что стало с семьями, служившими Ярдам с колыбели до могилы, и попробуйте выяснить у Мэри Белл, что случилось прошлой ночью!

Слова снова срывались с ее языка беспорядочным потоком, и голос дрожал от негодования. Однако все, что говорила девушка, звучало слишком невероятно. Оскар понял, что должен сам во всем разобраться, причем немедленно.

Дорина, завершив свою гневную речь, замолчала.

— Вы удивили меня, мисс Стенфилд, — заметил граф, — но должен заверить вас, что не имел ни малейшего представления о случившемся в мое отсутствие.

Дорина круто обернулась.

— Значит, вы отрицаете, что майор Ричардсон выполнял ваши приказания?

— Я послал сюда майора Ричардсона, потому что обстоятельства не позволяли мне заняться делами лично. Мне стало известно, что мистер Эндрюс, бывший управляющий, скончался, и поверенные предложили мне назначить нового.

— Мистер Эндрюс был крайне честным и добросовестным человеком, он всегда понимал трудности и беды каждого, кто здесь работал. Майор Ричардсон производил изменения и отдавал приказы от вашего имени, однако не нашел времени навестить моего отца или кого-либо другого из соседей.

Граф едва верил собственным ушам, но высказывать вслух свои сомнения поостерегся. Вместо этого он сказал:

— Предлагаю вам, мисс Стенфилд, подробно рассказать обо всем, что творилось здесь в мое отсутствие, и потом…

Дверь распахнулась, и на пороге появилась леди Морин в роскошном дорожном костюме из алого шелка с ротондой из тафты того же цвета, распахнутой у ворота. На шее переливалось прекрасное ожерелье из рубинов и бриллиантов. Те же самые камни сверкали в серьгах, качавшихся под прядями темных волос, наполовину скрытых шляпкой со страусовыми перьями.

Она выглядела чрезмерно разодетой, но в то же время очень красивой благодаря искусно наложенным румянам, пудре и губной помаде.

Леди Морин подплыла к графу и игриво прощебетала:

— Ах, Оскар, где вы пропадаете? Я устала ждать вас!

И неожиданно заметив, что они не одни, оглядела Дорину и язвительно осведомилась:

— Вы, кажется, восприняли ваши обязанности слишком серьезно! Это одна из ваших прелестных молочниц? Дорогой, я ревную! — И саркастически рассмеявшись, погладила его по щеке: — Бедный Оскар! Вижу, скоро вы будете страстно увлечены такими важными предметами, как горошек, картофель и свиньи!

Граф решительно отстранился и наконец сумел вставить:

— Вы ошибаетесь, Морин. Это мисс…

Он уже хотел представить Дорину, как та быстро отвернулась от окна, у которого стояла, и, почти пробежав через всю комнату, вышла в дверь, которую леди Морин оставила открытой.

— Погодите! — попытался он удержать девушку, но руки дамы уже обвились вокруг его шеи, и алые губы прошептали:

— Дражайший Оскар, не будьте таким занудой! Могу заверить, что вы найдете этих деревенских простушек ужасно скучными, но если вернетесь со мной в Лондон, я сделаю все, чтобы развлечь и утешить вас… всюду, где мы будем вместе.

В этот момент она казалась неотразимой, но в голосе графа послышались гневные нотки:

— Я уже говорил вам, Морин, что не приеду в Лондон, пока не ознакомлюсь со своими новыми владениями. Меня здесь ожидает много работы.

Леди Морин грациозно пожала плечами:

— Тогда не вините меня, если станете умирать от тоски в этой глуши! Но знайте, Оскар, я тоже буду скучать без вас!

Граф хотел что-то ответить, но тут в дверях появился молодой человек:

— Поспешите, Морин! Лошади застоялись, и я сгораю от нетерпения.

— Иду, Джарвис, — отозвалась леди Морин. — Я всего лишь пыталась убедить вашего кузена изменить решение и отправиться с нами в Лондон.

— Я уже истощил все аргументы прошлой ночью, — отозвался Джарвис. — Уверен, что Оскару все это надоест и он сам примчится в Лондон, когда увидит, как мало событий происходит в деревне. Здесь год от года ничего не меняется.

Казалось, Джарвис умолял его передумать, хотя взгляд, каким он смотрел на графа, был почти вызывающим. Кузен Оскара, как всегда, прекрасно выглядел, но граф в который раз подумал, что молодой человек уж слишком разодет и кажется настоящим щеголем; к тому же слишком много тратит на одежду… и, по-видимому, на многое другое.

Распахнув дверь пошире, Джарвис Ярд объявил:

— Надеюсь, Оскар, тебе понравился наш первый прием. Жаль, что приходится покидать тебя, но я обещал отвезти Морин в Лондон. Мы ни за что не хотим пропустить завтрашний бал. Пожалуйста, поедем с нами! Ты не пожалеешь!

— Я уже все решил, — спокойно ответил граф. — Как я уже говорил тебе, Джарвис, мне столько нужно всего сделать, что для балов и вечеринок просто не остается времени.

— Но для меня время найдется? — кокетливо осведомилась леди Морин. — Признайтесь, дражайший Оскар, вам будет недоставать меня.

Граф снова постарался освободиться от назойливых рук и вежливо напомнил:

— Вы слышали, Джарвис сказал, что лошади застоялись, и думаю, те, кто едет с вами, тоже хотят поскорее попасть домой.

— Он прав, — согласился Джарвис. — Едем, Морин. Нет смысла задерживаться здесь.

Леди Морин страстно поцеловала графа и тихо сказала:

— До свидания, милый, восхитительный Оскар. Я стану думать о вас каждую минуту и буду чувствовать себя невероятно одинокой, пока вы снова не приедете ко мне.

Граф взял ее за руку и подвел к двери, выходящей в коридор. В холле уже ждали отъезжающие гости, и, увидев отмеченное печатью всех пороков лицо сэра Роджера Чатема, одного из друзей Джарвиса, которого тот пригласил в Ярд, Оскар неожиданно заподозрил, что именно он и мог быть тем негодяем, который набросился на горничную и навлек гнев дочери викария на его голову. Да, такому господину, как сэр Роджер, нельзя доверять!

Только лишь потому, что Джарвис отрекомендовал его как превосходного и компанейского человека и непревзойденного карточного игрока, граф пригласил сэра Роджера в Ярд.

Если это действительно он, подумал граф, больше ноги его не будет в моем доме!

Однако, не имея ни малейшего желания устраивать сцену, Оскар вежливо попрощался с сэром Роджером и остальными гостями. Последней к нему подошла леди Морин.

— Если вы не приедете в Лондон к концу недели, Оскар, я заставлю Джарвиса привезти меня сюда! — пригрозила она. — Вы же знаете, я не могу жить без вас!

Граф пробормотал что-то уклончивое, помог леди Морин сесть в фаэтон, которым управлял кузен, и прежде чем она успела сказать еще что-то, повернулся к другим дамам, сэру Роджеру и еще одному мужчине, садившимся в дорожный экипаж. Только когда копыта лошадей застучали по подъездной аллее, граф облегченно вздохнул и повернулся к единственному оставшемуся гостю — Гарри Харрингтону.

— Слава Богу, все закончилось! — воскликнул он.

— Так и думал, что ты это скажешь, — кивнул Гарри. — В следующий раз, когда снова вздумаешь устроить прием, советую самому выбрать гостей и не позволять Джарвису делать это за тебя.

— Как раз об этом я и думал, — кивнул граф, — и кроме того, Чатем положительно меня раздражал.

— Меня тоже, — согласился Гарри, — омерзительный тип! Я слышал немало гнусных историй про него.

— Каких историй? — резко спросил граф. Гарри, помедлив немного, объяснил:

— О… обычные пороки, которые, однако, для нас с тобой отвратительны. Страсть к очень молодым девушкам… все такое.

Граф сурово сжал губы, но потом взорвался:

— Какого черта ты не сказал мне раньше?! Приятель удивленно взглянул на него:

— Просто не успел! И потом, какой в этом смысл, если Чатем был уже приглашен?