Леди Морин топнула ножкой:

— Если вы говорите правду — значит, вы просто обезумели! Боже, самый страстный и пылкий любовник, которого я когда-либо знала, теперь годится только для Бедлама!

Она посмотрела на него так, словно отказывалась верить в происходящее и, протянув руку, нежно сказала:

— Оскар, дорогой, мы не можем вот так расстаться!

— Думаю, это самое лучшее, что мы можем и должны сделать, Морин, — бесстрастно отозвался граф, — и эти утомительные споры ни к чему не приведут.

— В таком случае я уезжаю! — объявила леди Морин. — И ненавижу вас, Оскар. Слышите? Ненавижу!

— Мне очень жаль, но ничего не могу поделать, — покачал головой граф.

— Ничего?! — всхлипнула леди Морин и, вспомнив, что пять минут, которые дал ей сэр Роджер, почти прошли, с оскорбленным достоинством направилась к выходу. Взявшись за ручку двери, она обернулась и, видя, что граф не шевельнулся, воскликнула:

— Вы еще пожалеете об этом, Оскар! Очень пожалеете!

И гордо подняв голову, выплыла из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь. Только когда звук ее шагов затих, граф подошел к окну, с жадностью глотая прохладный воздух, словно задыхался.

Через несколько минут в библиотеке появился Гарри. Ему хватило только одного взгляда на графа, чтобы понять, что сейчас творится в его душе. Он поскорее подошел к подносу с напитками и налил два бокала шампанского, а потом, положив руку на плечо друга, тихо сказал:

— Ты был прав, Оскар. Чатем — омерзительный тип, и я рад, что больше его не увижу.

Граф поднес бокал к губам и ответил:

— Боюсь, они не замедлят сочинить историю, в которой будет поровну лжи и правды и скандал повредит фамильной чести Ярдкомбов.

— Вряд ли, — возразил Гарри.

— Почему?

— Потому что людям не отказывают от дома просто так и никто не усомнится в том, что у тебя были достаточно веские причины, чтобы выставить эту парочку из Ярда.

— Я об этом не подумал.

— Ты забываешь, приятель, — полушутливо заметил Гарри, — какое высокое положение теперь занимаешь.

Граф не ответил, думая, что поступил правильно и что, возможно, в этом ему помог крест, подаренный Дориной, который он по-прежнему носил на груди.

Няня позволила Дорине выйти ко второму завтраку. Царапина на руке прекрасно зажила и больше не болела. Но девушка была угнетена и чувствовала себя несчастной, поскольку ее надежды на то, что граф приедет к ним после похорон, не оправдались. Граф словно сквозь землю провалился. Она узнала от отца, что в последний путь Джарвиса провожали лишь граф и Гарри, и представляла, как друзья, веселые и беззаботные, возвращаются в Ярд, свободные от угроз и тяжелого бремени. Теперь перед графом расстилалось безоблачное будущее. Она была уверена, что он всерьез займется делами поместья, а отец уверял к тому же, что он намеревается вновь начать разработку гравийных карьеров. Викарий узнал также, что вскоре начнется вырубка лесов, а это означало, что многие деревенские парни, вернувшиеся с войны, получат работу.

— Больше я ему не нужна, — твердила себе Дорина, ощущая от этой мысли жгучую боль в сердце, словно клинок Джарвиса вонзился ей в грудь.

Пока она лежала в постели, няня, у которой наконец появилось свободное время, сшила ей белое платье, каких у Дорины не было много лет, очень простое, из недорогого, но лучшего муслина, который только нашелся у бродячего торговца, посетившего деревню неделю назад.

Ленты, перекрещивающиеся под грудью и завязанные бантом на спине, няня спорола со старого платья матери Дорины. Они были цвета лесной зелени и придавали девушке вид настоящей нимфы. Глядя на них, девушка подумала, как было бы хорошо сейчас отправиться в лес, которому она с самого детства изливала свои радости и печали. Она почему-то чувствовала, что деревья и лесные духи ее понимают.

После завтрака выяснилось, что помощь Дорины няне больше не нужна. Розабелл и Питер отправились на прогулку верхом, и Дорина разрешила детям кататься в парке и в восточной части поместья.

— Все, что я могу сказать, это: благодарение Господу, что Джарвис мертв, и теперь мы можем ездить куда хотим, — заметила Розабелл.

— Ты не должна так говорить, — машинально поправила Дорина, хотя сама с каждым вздохом благодарила Бога за то, что Джарвис больше не угрожает графу и что все они в безопасности.

Когда дети умчались, радуясь прекрасным лошадям и солнечному дню, девушка прошла через садовую калитку в парк и по дубовой аллее направилась в ближайшую рощу. В самой ее середине была маленькая полянка, образовавшаяся много лет назад при вырубке леса, и одно из поваленных деревьев до сих пор лежало там. Девушка часто сиживала на нем, любуясь графским домом, озером, расстилавшимся вдали, и штандартом Ярдкомбов, развевавшимся на фоне голубого неба. Пейзаж был так прекрасен, что Дорина словно чувствовала сердцем чудесную, неуловимую для обычного слуха мелодию, которую пели деревья. Она вспомнила о графе, который, словно король, правил всеми этими обширными владениями. Как хорошо было рядом с ним в тот день, когда он попросил ее помочь вернуть Берроуза и миссис Медоуз! При мысли о том, как она спасла его жизнь отварами трав, ощущение безоблачного счастья затопило душу Дорины. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного!

Девушка долго сидела, глядя на дом, и мысленно разговаривала с графом, рассказывая, как много он для нее значит. Но тут, к удивлению Дорины, впервые за много лет покой этого уединенного места был нарушен. Вдали послышался топот копыт, с каждой минутой становившийся все ближе. Повернувшись, она увидела человека, о котором думала все это время. Он натянул поводья вороного жеребца, и несколько мгновений просто смотрел на хрупкую фигурку в белом платье, резко выделявшуюся на фоне темной зелени.

Наконец граф спешился, привязал коня к дереву и направился к ней. На ходу он снял шляпу, и Дорина, невольно отметив его красоту и мужественность, тут же смущенно покраснела.

— Ваша няня объяснила, где я могу вас найти, — сказал он вместо приветствия.

— Я не ожидала вашего визита, — пролепетала Дорина, — иначе осталась бы дома.

— О, я не жалуюсь. И если не ошибаюсь, лес — это тоже ваш дом.

Улыбнувшись, он сел рядом с Дориной и, посмотрев вдаль, заметил: .

— Уверен, что вы, как и я, думаете о Ярде и о том, сколько работы мне предстоит.

— По-моему, вы и так уже успели немало сделать.

— Но сколько еще предстоит! — воскликнул граф. — И необходимо начать с того, чтобы поблагодарить вас, Дорина, за то, что я жив и могу осуществить все мечты.

— Нет, пожалуйста, — тихо попросила Дорина, — мне не нужна ваша благодарность. Я так рада… так рада, что вы в безопасности.

— Вряд ли вы испытывали ко мне такие добрые чувства, когда впервые появились в моем доме, рассерженная, гневная, осуждающая.

Дорина не ответила, и граф шутливо заметил:

— Наверное, вы посчитали, что если приходится выбирать между мной и Джарвисом, то я — меньшее из зол.

— Теперь все это забыто, — поспешно пробормотала Дорина. — Вы сделали ошибку, но оказались достаточно благородным, чтобы ее признать. Вы очень изменились.

— Вы уверены в этом?

— Совершенно, — кивнула девушка.

— Я хочу знать, Дорина, — спросил он, поворачиваясь так, чтобы взглянуть на нее, — какие чувства вы питаете ко мне?

Неожиданные слова застали девушку врасплох, и нежные щеки снова порозовели. Блеснув глазами, она отвела от него взгляд.

— Нам пришлось пережить вместе, — тихо сказал граф, — много бед и несчастий. Вряд ли с кем-то еще могло случиться нечто подобное! Не могу, однако, поверить, что вы по-прежнему считаете меня чужаком, захватившим титул графа, так же как я не могу думать о вас, как об обычной, очень хорошенькой девушке, дочери местного священника.

В голосе его проскальзывали веселые нотки, и Дорина почти по-детски поинтересовалась:

— А вы… что вы теперь думаете обо мне?

— Вы действительно хотите знать? Но будет справедливо, если сначала ответите на мой вопрос.

Девушка, ослепительно улыбнувшись, объявила:

— Это очень легко. Я считаю вас человеком, достойным титула графа Ярдкомба, который еще больше прославит это древнее имя.

— Возможно, — признал граф, — но только благодаря вам я все еще граф Ярдкомб и считаю, что достигну успеха лишь в том случае, если мне поможете вы.

— Мне бы очень хотелось этого, — вздохнула Дорина, — но только сегодня утром я подумала о том, что вы можете прекрасно обойтись без меня.

Она говорила с такой неподдельной искренностью, что граф понял: девушка действительно верит в то, что говорит. Как она отличается от остальных женщин, которых он знал!

— Вы сказали, что думаете обо мне как о графе, — спокойно заметил он, — но мне по-настоящему интересно узнать, какого вы мнения обо мне как о человеке.

Девушка, слегка приподняв брови, взглянула на графа, и тот понял, что она все еще его не понимает. Он протянул руку, помог встать Дорине с дерева. Они вместе прошли немного вперед, чтобы лучше рассмотреть дом, озеро и старые деревья расстилавшегося перед ними парка.

— Мы смотрим на Ярд, — прошептал граф, — который вы знали всю жизнь и который так много значит для вас. Но для меня здесь по-прежнему все так ново, ведь двадцать девять лет я жил, не зная этих мест. Поэтому мне очень хочется, Дорина, чтобы вы думали обо мне независимо от Ярда, видели во мне того, кем я был, когда впервые приехал сюда, — простым солдатом, единственным стремлением которого было сделать воинскую карьеру.

— Я… кажется, понимаю, о чем вы спрашиваете меня, — пробормотала Дорина, — но, думаю, все, ради чего вы жили и сражались в армии, было лишь подготовкой к настоящему делу, которое подарила вам судьба, и теперь, когда настало время, вы не подведете тех, кто полагается на вас и принадлежит вам, потому что эти люди готовы отдать жизнь за графа Ярдкомба.