Дженнифер Доусон - Победитель получает все

Она улыбнулась, ей понравился его шутливый тон, отвлекавший от мрачных мыслей о предвыборной кампании.

– Я на той стороне, на которой нужно быть, так как этой стороне присущ здравый и рациональный подход.

– По-видимому, кто-то слишком увлекается просмотром новостных программ, – наклонившись почти к ее уху, продолжал Шейн в той же шутливой манере. – Только не пей «Кулэйд», Сисси, охладительные напитки… гм-гм… бесполезны.

Сесили рассердилась:

– Хм, если кто-то из двоих здесь присутствующих псих ненормальный, так это ты.

– Ах вот как. – Он провел пальцем по ее руке, и сразу мурашки побежали по ее коже. – Ну что ж, прежде чем вступать в политический спор, скажи: ты выбрала партию, потому что таковы твои взгляды или потому что твой отец – сенатор от этой партии?

При одном упоминании об отце ее веселость и оживление сразу потухли.

– Я самостоятельная женщина, сама принимаю решения, не считаясь ни с чьим мнением.

Их взгляды встретились.

– В самом деле?

Вопрос попал точно в цель. Сесили отпрянула от него, уперлась спиной в стойку и как можно увереннее произнесла:

– Да.

Шейн мягко сжал ее руку:

– Прости, пожалуйста.

Она передернула плечами. Он затронул ее больное место, то, о чем ей совсем не хотелось говорить, поэтому Сесили решила вернуться к теме, которая волновала ее сейчас больше всего:

– А как же мой вопрос? Ты не ответил на него.

Шейн развел руками.

– Черт, даже не знаю, что тебе ответить.

– Как это понимать – не знаю?

Он взъерошил волосы на голове.

– Никакого плана у меня не было. Я только что окончил школу. И в школе, и потом я толком ничем не занимался, просто балбесничал. Но когда умер отец… – Он запнулся и стиснул зубы так, что на скулах выступили желваки. – Когда отец умер, наша жизнь сразу рухнула. Мать резко сдала. Мадди вообще была на грани между жизнью и смертью. После смерти отца осталась куча неоплаченных счетов. Наверное, можно было пересмотреть сроки оплаты, как-то договориться, но деньги по страховке закончились. Похороны тоже стоили немало денег. Кроме того, начали приходить счета из госпиталя. Плюс плата за обучение в католическом колледже. Список можно было бы продолжать до бесконечности. Джеймс и Эван учились в школе, толку от них, конечно, не было никакого. Кто-то должен был взять на себя весь этот груз и постараться сохранить хотя бы то, что еще можно было спасти.

Шейн пожал плечами, как бы показывая, что в этом нет ничего особенного.

– Я просто делал то, что нужно было делать.

Сесили закрыла воду и взглянула на него.

– То, что ты говоришь, полная чепуха.

Шейн вскинул голову:

– Что? Повтори, пожалуйста.

– Ты несешь чепуху, чушь, что, впрочем, одно и то же. Хотя у меня нет сомнений, что ты веришь в то, что говоришь.

– Да что тебе может быть известно об этом, богатая девочка? – Шейн почти кричал на нее.

Эта внезапная вспышка гнева нисколько не напугала ее.

– Мультимиллионные компании не создаются случайно. Они, несомненно, – Сесили поставила в воздухе воображаемые кавычки, чтобы подчеркнуть ироничность ее слов, – не возникают «просто так».

Оценив справедливость ее замечания, Шейн опять запустил пятерню в свою шевелюру.

– То, что я сказал, не чепуха. Все начиналось именно так.

– И?

Он взглянул на нее своими проницательными кошачьими глазами.

– В этом нет ничего особенного или увлекательного, но если тебе так уж хочется знать… в таком случае – откровенность за откровенность.

– Да? Что же тебе хочется узнать?

Их увертки, намеки напоминали перетягивание каната – такого рода словесная игра приятно возбуждала Сесили.

По его губам скользнула похотливая, чувственная улыбка, и ее возбуждение из разряда интеллектуального, мгновенно перешло в разряд сексуального.

– Ты приходила ко мне вчера ночью?

От его слов у Сесили покраснело не только лицо, но и шея. Она повернулась к нему спиной и принялась вытирать воду со стойки.

– Ты знаешь, мне надо идти. Меня ждет Грейси.

– Трусишка.

Кто бы спорил!

Спустя два часа, уже находясь на суперсовременной кухне Грейси, Сесили неуверенно вопрошала хозяйку:

– Ты полагаешь, я справлюсь с твоим заданием?

Грейси похлопала ладонями по надетому фартуку.

– Постой, кто, как не ты, помогал бабушке выпекать самое вкусное овсяное печенье на свете?

– О боже, какая из меня была помощница?! – фыркнула Сесили. – Мне тогда было всего шесть лет.

Каким-то непонятным, но чудесным образом они с Грейси опять превратились в закадычных подруг, какими были когда-то в далеком детстве во времена незабываемо прекрасных летних каникул.

Сесили вспомнила, какой чудесной подругой была в те далекие времена Грейси. Смешной, проказливой, настоящей. И вот теперь она стояла рядом с ней, и ей страстно хотелось, чтобы их былая дружба воскресла, чтобы между ними опять возникли те самые доверительные, искренние отношения, какие так часто встречаются у детей и почти никогда у взрослых.

Грейси одним взмахом руки рассеяла все ее сомнения.

– Ничего сложного тут нет. Это так же просто, как ездить на велосипеде.

– Но мы с бабушкой пекли овсяное печенье не для продажи, – упрямилась Сесили, разглядывая с таким благоговейным ужасом врученную ей бумажку с рецептом, словно это была Декларация о независимости. – Ты печешь это на заказ. А если я что-нибудь испорчу?

Грейси театральным жестом вскинула руки кверху.

– Какой ужас! Тогда весь мой бизнес пойдет прахом! – Она весело прищелкнула языком. – Все, кончай препираться и принимайся за дело. В конце концов, это всего лишь бисквитный торт для школьной распродажи. Я же не прошу тебя испечь четырехъярусный торт для свадебного торжества с фигурными украшениями из шоколада и помадки.

– Но… – Сесили еще сопротивлялась.

– Никаких «но». Кладешь все это в кастрюлю, как следует перемешиваешь, затем выливаешь тесто в форму. Вот и вся высшая математика, ясно?

Боже, откуда у нее взялась эта дурацкая идея, показавшаяся сперва столь блестящей? А ведь сейчас она могла бы прогуливаться по аутлет-моллу и покупать стильные вещи. Сесили закусила губу и опять с явной тревогой посмотрела на рецепт.

– А может, у тебя есть задание попроще, такое, где не надо ничего печь?

– Никакого другого задания. Ты справишься, я уверена в этом. Главное – мешай, то есть маши лапками, как «Кролик Энерджайзер», и все будет отлично. – Грейси начинала понемногу сердиться, ее синие глаза сверкнули из-под нахмуренных бровей. – Тебе никто не говорил, что ты излишне организованна и слишком рациональна?

– Говорили, а как же, – вздохнула Сесили. – Но там, где я работаю, это больше достоинство, чем недостаток.

Грейси тряхнула светлыми волосами и указала на миксер:

– Итак, сдобный торт весом в фунт.

– Мне кажется, что еще не все учтено, – заныла Сесили. – Может, еще раз заглянем в твои кулинарные книги?

– Почему бы не заглянуть? Заглянем, но только не сейчас, а лучше завтра. Сейчас ты печешь бисквитный торт с равными долями – по фунту муки и масла, а я сосредотачиваюсь на кексах ко дню рождения малютки Люси Томкинс. Ты же не хочешь оставить детей без угощения и тем самым испортить праздник этой славной девочке?

– Конечно, не хочу. Но пойми, Грейси, я не умею печь. У меня в Чикаго плита как новенькая, даже этикетка цела.

– Все будет хорошо. Ты преувеличиваешь. Не надо возводить на себя напраслину.

– Ничего я не преувеличиваю. Я действительно никогда не готовлю. Ну, почти никогда.

– А что же ты ешь? – удивилась Грейси, моментально забыв о предмете их спора.

– В Чикаго нет проблем с едой. Тамошние кафе и рестораны торгуют едой на вынос круглые сутки, – пояснила Сесили.

– Ужасно. – Грейси наморщила нос. – Я начинаю тебя ненавидеть.

– Я что-то не то сделала?

– Иметь возможность есть все, что хочешь и когда хочешь, и оставаться при этом такой стройной! Я бы уже весила в три раза больше, чем сейчас, и была бы толстая, как корова.

Вот уже в третий раз Грейси упоминала о своем весе. Что-то здесь было не так.

Вряд ли она комплексовала из-за веса, хотя пышные формы Грейси не совсем удовлетворяли современным требованиям. Несмотря на это, многие мужчины засматривались на нее, что вызывало зависть у других женщин. Но почему она так болезненно относится к своему весу? После некоторых раздумий Сесили осторожно заметила:

– У меня, вероятно, превосходный метаболизм. Кроме того, но это между нами, сейчас мне нелегко, даже очень нелегко, что сказывается на моем аппетите.

Сесили замерла в недоумении. Почему она так разоткровенничалась? Она всегда была такой скрытной! В Чикаго она ни за что никому бы не призналась, как ей тяжело. В Чикаго нельзя было быть столь откровенной, потому что там она никому не доверяла.

Неужели все было так грустно? Не доверять даже тем, кого Сесили считает своими друзьями? На прошлой неделе она обедала со Стефани Уильямс, школьной подругой, с которой дружила с первого класса, и ни слова, ни намека о том, как ей сейчас тяжело. Более того, такое даже не пришло ей в голову.

Неужели у нее не было никого на всем свете, кого бы она могла считать настоящим другом? Того, кому могла бы доверить все свои тайны?

Только Шарлотта знала, на что согласилась ее дочь, чтобы добиться успеха на выборах, но она не одобряла такой подход, когда выигрываешь в одном, но проигрываешь в другом. Как было бы хорошо, если бы у Сесили появилась такая подруга, как Грейси, которая смело и прямо сказала бы ей, что она сошла с ума!

Сесили встряхнулась. Что с ней происходит? Почему ее стали беспокоить такие вещи, которые раньше нисколько ее не волновали? Раньше она никогда не нуждалась в конфидентах. Не задумывалась о том, почему ее мать любит Мадди больше, чем ее. Или о том, почему ей так безразличен ее брат.