Удо ле Буше был даже выше ростом, чем Харви. Некогда он был красив, но военные и турнирные баталии наложили сильный отпечаток на его внешность. Нос, пересеченный несколькими рубцами, приобрел зигзагообразный вид; рот перекосил шрам от удара мечом; мочка уха отсечена.
— Все готово? — требовательно спросил он.
— Конечно, — презрительно сказала Клеменс, будто работа была закончена давным-давно, и, встав с табурета, подала расшитую накидку. И выражение лица, и осанка стали жесткими, как деревянными.
Холодные черные глаза Удо насмешливо блеснули.
— Я знаю, что вы меня не любите, леди Клеменс, — сказал он с деланной учтивостью, — но вы любите мои деньги, и это нас уравнивает.
— Вы себе льстите, — холодно бросила Клеменс.
— Вы тоже, и это нас также уравнивает, — отпарировал ле Буше и запустил руку в кошелек, привязанный к поясу.
Манди увидела, как сжались, удерживаясь от резкости; губы матери, и чуть подалась к ней, всем существом выражая поддержку. Ее порыв заметил ле Буше, и, похоже, это его развлекло. Обращаясь к Клеменс, он произнес:
— Скажите вашей дочери, что так хмуриться вредно и для внешности, и для благосостояния.
Клеменс уже и рот приоткрыла для достойного ответа, но слова так и остались непроизнесенными, потому что у костра появился Арнауд. Ле Буше тоже прекратил обмен колкостями, вложил в руку Клеменс две мелкие серебряные монеты и перекинул через локоть накидку.
Клеменс сжала руки в кулачки и застыла с выражением едва сдерживаемого отвращения. Тем временем рыцарь любезно сообщил Арнауду:
— Ваша жена прекрасно шьет.
Арнауд де Серизэ пробормотал нечто вроде вежливого согласия и повернулся к костру, как бы согревая руки над пламенем. Все это было сделано внешне непринужденно, однако же Манди уловила иное. Да и что сказать: Удо ле Буше никогда не пускался в беседу просто так.
— Я слышал, что вы с Харви завтра сражаетесь под знаменами Джеффри Дардента?
Арнауд слегка поклонился.
— И что из этого следует?
— Для вас — выгодный выбор. А что касается меня, то я намерен испытать новый цеп. И гарантирую, что расплющу пару-тройку шлемов, и несколько знатных подростков станут нищими.
Арнауд издал некий неопределенный звук. Манди спрашивала себя, почему это вдруг ле Буше задерживается. Разве может он не чувствовать неприязнь?
А ле Буше поймал ее пристальный и недовольный взгляд, усмехнулся и спросил провокационно:
— Вы подумали насчет обручения вашей девочки, Серизэ? Она уже подросла, почти совсем женщина.
Манди как холодом прошибло, и она, как бы защищаясь; скрестила руки на груди.
— Некуда торопиться, — с нажимом сказал Арнауд. — Я буду внимательно рассматривать все предложения, прежде чем дам согласие.
— Ответ мудрого отца, — с улыбкой ответил ле Буше, поклонился и отправился в направлении своего шатра.
— Каково высокомерие! — прошипела Клеменс. — Как жаль, что я соглашалась шить для него. Вы видели, как он смотрел на Манди?
Арнауд вздохнул.
— Видел. Но надо признать, что он прав. Она выросла и почти стала женщиной, и Удо — лишь первый из тех, кто так будет на нее смотреть.
— Но я не хочу замуж! — вспыхнула Манди, ощущая какие-то тревожные опасения, и еще крепче прижала руки к груди.
— Пока что у меня нет никаких намерений обручать тебя, — отозвался Арнауд, и морщины исказили его лицо. — Пока что я не встретил никого достойного, а твою честь буду защищать до последней капли крови.
Суровый тон отца заставил Манди почувствовать себя виноватой. Но что делать — она быстро развивалась, приобретая женственность, и с этим ничего не поделаешь, разве что уйти в монахини.
Мать не проронила ни слова, но когда она наклонилась взять коробку с рукоделием, чтобы отнести в шатер, на ее лице появилось выражение усталости, граничащей с отчаянием.
Вскоре пришли гости. Харви, как обычно сердечный и открытый, принес подарок — шесть свежих утиных яиц в голубоватой скорлупе. Клеменс с удовольствием приняла подарок, и улыбка вновь заиграла на ее лице.
Харви с дружеской непринужденностью устроился на скамье. Александр держался куда сдержаннее — сказывалось и воспитанием и понимание, что у брата куда больше оснований для раскованности.
Манди пробормотала приветствие и принялась споро выкладывать рагу в миски; затем в центре стола появилась корзинка с небольшими булочками. В какой-то момент она бросила быстрый взгляд на Александра и встретилась с его взглядом. Молодые люди немедленно отвели глаза, но Манди все-таки успела отметить, что одежда Харви болтается на исхудалом теле юноши.
В голове Манди вертелось множество вопросов, но ни одного она не могла задать из опасения показаться невежливой или нетерпеливой. Так что во время обеда говорили в основном Харви ее отцом, обсуждая свою тактику, на завтрашнем турнире. Александр ел молча, но напряженно слушал, впитывая, как губка, каждое слово.
Манди посмотрела на его тонкие пальцы, сжимающие ложку: как не похожи они были на громадные ручищи Харви и Арнауда! Трудно представить себе Александра рядом со старшими на поле битвы; куда легче представить его монахом… И говорил он так мало, будто успел принять обет молчания…
Трапезу завершало блюдо изюма с дольками сушеных яблок. Александр взял маленькую горстку и, объяснив с, сожалением, что слишком долго был лишен обычной пищи и вынужден беречься, ел медленно и осторожно.
— Ничего, вы молоды, — сказал участливо Арнауд, — так что скоро все будет в порядке.
— Да, сэр, — кивнул Александр, медленно разжевывая дольку яблока и с наслаждением воспринимая кисло-сладкий вкус, и продолжил, глядя в проницательные серые глаза де Серизэ: — Хочу поскорее самостоятельно зарабатывать и не быть обузой.
— Вот еще, обузой! Каждый пенни отработаешь, — объявил Харви, но почему-то все сразу поняли, что его напускная грубость — лишь щит, прикрывающий истинные эмоции.
Арнауд внимательно всмотрелся в лицо юноши и спросил:
— Вы умеете сражаться?
— Немного. Научился орудовать копьем и пользоваться щитом, пока не сослали в Кранвелл. Пока был жив отец, он преподал мне начальные навыки владения мечом и рыцарской выездки.
Харви подтвердил:
— Точно. Для десятилетнего ты вполне прилично держался в седле. Не знаю, правда, насколько ты запомнил тогдашние уроки и есть ли у тебя талант ко всему прочему.
Арнауд дожевал свое яблоко, еще несколько секунд изучающе смотрел, щурился, а потом внезапно сказал:
— Покажите-ка руки.
Александр удивился, но послушался и протянул руки ладонями вверх. Пальцы уже почти совсем не дрожали. Ладонь была покрыта мозолями — память о работе с мотыгой на монастырском поле. На пальцах тоже остались следы тяжелого труда, но ничто не могло умалить их стройности и изящества.
Арнауд взял его руки в свои, посмотрел внимательно, потом отодвинул рукава и осмотрел длинные запястья в рубцах от пут.
— Кость — как у матери, — сказал Харви. — Сколько мяса ни нарастет, останется тонкой.
— Ничего, всему свое время, — ответил Арнауд рассудительно. — И он совсем не такой уж хрупкий. Посмотри на эти кости. — Он приподнял правое запястье Александра и продемонстрировал его Харви — ну точно как лошадник, расписывающий достоинства чистокровного жеребца. — Видите, какие гибкие суставы? Окрепнет, наберется опыта — и станет приличным бойцом. — Он выпустил запястье и спросил:
— Тебе сколько лет, юноша?
Харви ответил за брата:
— В день святого Иоанна исполнится восемнадцать.
Арнауд кивнул:
— Вероятно, намного уже не подрастет.
— Он размечтался дорасти до облаков.
Легкая улыбка тронула лицо старшего рыцаря; Арнауд обратился к дочери:
— Где ваши костяшки-бабки, дитя?
Удивленная не меньше Александра, Манди раскрыла мешочек, привязанный к пояску, и вытащила полированные костяшки, с которыми иногда баловалась по вечерам.
— Вот, пожалуйста.
— Умеете играть?
Александр, испытывая удивление и даже некоторое замешательство, кивнул: Бабки — это игра на скорость, реакцию и ловкость рук. Костяшки, все вместе, надо было подбросить и поймать одной рукой. Цель игры состояла в том, чтобы не уронить ни одну.
— Покажите, как у вас получается.
Александр взглянул на Харви, затем на Арнауда де Серизэ. Нет, они не шутят. Пожав плечами, юноша взял костяшки. Если такова церемония посвящения в воины; то это еще не самое сложное испытание.
Уравняв дыхание, Александр слегка подбросил бабки и тут же подхватил, быстро, так что движение было едва различимо. Две косточки оказались в ладони, третья — на самом краю ладони, но не упала. Александр снова бросил и поймал, чуть более сосредоточенно, и затем еще раз — все три оказались в руке.
— Продолжайте, — кивнул Арнауд, уловив колебание. — Я скажу, когда достаточно.
Снова и снова Александр бросал и ловил, сбившись лишь однажды, когда Харви пересаживался и отбросил тень на игру. Наконец Арнауд объявил, что видел уже достаточно, и Александр, держа ладонь чашечкой, вернул бабки Манди.
— У вас хорошая координация, юноша, — отметил Арнауд и, улыбаясь Харви, добавил: — Получше, чем у вашего братца.
Харви немедленно зарычал:
— В бабки всякий поиграть может, а вот орудовать копьем, мечом или булавой — совсем другое дело.
— Действительно, другое, — согласился Арнауд. — И этим следует заняться, пока он не умылся кровью. Но я говорю о том, что у парня есть данные стать хорошим бойцом.
Александр вспыхнул от радости, мысленно видя себя таким, каким прискакал в полдень Харви, в сверкающей кольчуге и с рыцарским мечом.
— Именно этого я и хочу! — воскликнул он пылко.
Харви одарил его задумчивым взглядом, но воздержался от критического замечания. А леди Клеменс резко поднялась и стала собирать пустые миски и остатки хлеба. Губы ее были плотно сжаты, веки подрагивали. Александр почувствовал ее раздражение, но не мог понять, что явилось причиной. Он глянул на мужчин: Арнауд замер с виноватым выражением, а Харви старательно рассматривал свои ногти.
"Победитель, или В плену любви" отзывы
Отзывы читателей о книге "Победитель, или В плену любви". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Победитель, или В плену любви" друзьям в соцсетях.