Как-то ночью, после того как врачи проверили всех больных и удостоверились, что они спят, она вынула из своей сумки пудреницу Джинни Бэррон и открыла ее. Брид смотрелась в маленькое зеркальце и пыталась свести до минимума движение своих рук до тех пор, пока отражение перестало в нем танцевать и качаться. Ее глаза смотрели вниз, куда-то за собственное отражение в зеркале в глубь темноты. Сначала она там ничего не увидела, но ей было интересно, зачем она сделала это. Затем постепенно она стала различать расплывчатые фигуры. Видение продолжалось секунду, не больше, но она начала вспоминать. Необъяснимым образом она поняла, что никто не должен догадаться, чем она занимается. И ни в коем случае она не должна упоминать об этом доктору Седлеру. Если она сделает это, подумала Брид, он скажет, что разочаровался в ней, что ее дела не идут на лад, а совсем наоборот. Таким образом, спокойно, день за днем она претворяла в жизнь свой план, и постепенно фигуры становились все более и более отчетливыми.

Сначала она думала, что это всего лишь ее сны. Она была кошкой, красивой, лоснящейся, полосатой кошкой с огромными желтыми глазами. Она могла ходить по саду, куда захочет, могла перепрыгивать через стены и заборы, забираться на деревья и на ползучие растения, которые свисали по стенам, чтобы заглядывать в окна жилых домов. Затем однажды она обнаружила под своими ногтями землю. Проснувшись тем утром, она лежала в постели, прижимая голову к плоской неудобной подушке, и не сводила глаз с потолка. На ее губах играла улыбка победителя. Она нашла А-дама. В своем сне она видела его в саду. Тогда она вышла из тени и по-кошачьи прижалась к его ногам. И в этом сне он нагнулся, дотронулся до ее головы, погладил по плечам и опустил руку вниз, дотронувшись до ее мягкого лоснящегося бока.

Она села и опустила ноги на пол. Рядом в ящике находилась ее старая плетеная сумка. Брид достала ее и открыла. Внутри, завернутый в ткань, лежал ее собственный маленький ржавый железный нож и более красивый серебряный сверкающий нож для бумаги, который она украла у Катрионы. Помимо этого, в сумочке было только зеркало и несколько других вещей, включая черепаший гребень. Она взяла его в руки и пристально посмотрела на него. Ее собственные волосы были неубранными и блеклыми, но они были черными. Волосок, который застрял в гребне, был ярко-золотого цвета, а на самом дне ее сумки, завернутая в носовой платок, лежала маленькая медная запонка.


Джейн медленно наклонилась, чтобы вынуть из корзины одну из постиранных рубашек Адама. Ее мать, слава Богу, наконец-то уехала, иначе она бы сейчас непременно крикнула, чтобы она была осторожна и не перенапрягалась. Фактически, кроме этих бесплатных советов, никакой конкретной помощи от нее не было. Но пока она гостила у Джейн, создавалась видимость того, что она была здесь просто необходима. Был солнечный холодный ветреный день. Вынув рубашку из корзины, Джейн встряхнула ее и гордо огляделась вокруг. Ее взгляд упал на грушевое дерево, клумбы, где росли розы, и детскую песочницу, которую Адам сделал для Келома. Она умиротворенно улыбнулась и потянулась за прищепкой, чтобы закрепить рубашку на веревке. В ту же секунду от белоснежного хлопкового белья, которое заколыхалось на ветру, повеяло свежестью. Джейн наклонилась, чтобы взять еще одну прищепку.

Словно из ниоткуда вдруг появилась кошка. Казалось, она только что спокойно и мирно поднимала руки, чтобы повесить рубашки мужа, как вдруг в ту же секунду она упала оттого, что этот теплый большой комок шерсти запутался у нее в ногах. Потом он вцепился своими когтями ей в плечо и исчез. Джейн не сразу пришла в себя, ей потребовалось несколько минут, чтобы преодолеть первоначальный шок. Стоя на коленях, она с трудом вдыхала холодный воздух, который колыхал траву, и была сильно напугана.

Когда она наконец поднялась на ноги и пошла по направлению к дому, то вдруг почувствовала резкую боль где-то в области желудка.

Боль опять застала ее врасплох посреди ночи. Она проснулась с каким-то тяжелым вздохом. Адам, который лежал рядом, простонал:

— Джейн, что случилось? Который час?

— Адам, помоги мне.

Джейн находилась на пятом месяце беременности. Со времени предыдущего выкидыша прошло чуть больше полугода, и теперь она снова почувствовала, как горячие сгустки крови стекают вниз по ее ногам.

— Адам!

Он мгновенно вскочил на ноги, испуганный ее криком, полным ужаса и предчувствия непоправимого. Тут же оценив ситуацию, он сразу понял, что это была ее последняя возможность родить еще одного ребенка. Но Адам быстро справился с собственными эмоциями и обратил все свое внимание на жену.

Когда она наконец снова уснула, приняв лошадиную дозу успокоительного, почти рассвело. Она снова спала в их уютной спальной комнате, которую они сами с таким вкусом и любовью обставили. Неуверенно спустившись вниз в свой новый кабинет, Адам отдернул занавески и настежь открыл дверь на балкон. Холодный свежий весенний ветер напомнил о наступлении раннего утра, трава на лужайке позади дома была сильно подернута росой, где-то рядом пел дрозд. Казалось, откуда-то издалека, с соседних садов ему подпевает целый птичий хор в предрассветной тишине. Его глаза были полны слез. Бедная Джейн, бедный ребенок. Почему это произошло? Он внимательно изучил множество книг, чтобы сделать все возможное для благополучного исхода ее беременности. Он консультировался с самыми опытными гинекологами, она даже наблюдалась у Роджера Коена, который считался одним из ведущих специалистов по вопросам, касающимся патологии беременности. Роджер Коен написал много трудов, где осветил всевозможные опасности, которые подстерегают женщину, подверженную выкидышам. Они только неделю назад вернулись с очередной консультации, и врач сказал, что беременность протекает нормально. Так что же все-таки произошло? Он подошел к буфету, который стоял рядом со столом, и достал из него початую бутылку «Лафроэга». Плеснув себе немного в бокал, он залпом опрокинул содержимое в рот, почувствовав хорошо знакомый горький привкус. Когда он перевел дух, то налил себе еще.

Внезапно послышался плач ребенка. Он напрягся и только затем понял, что этот крик доносится с верхнего этажа соседнего дома.

Когда он в конце концов осознал, что происходит, то позвонил Роберту Хардингу. Тот не замедлил приехать, к сожалению, вместе с Сарой. Та, несмотря на все возражения Адама, настояла на том, чтобы одели Келома, который чувствовал явное беспокойство и капризничал, и забрала его к себе домой. Джейн еще не знала, что ребенка увезли. Роберт уехал, как только все было окончено. Он продемонстрировал самообладание, достойное уважения и зависти.

— Оставайся с ней, старина, столько, сколько будет необходимо. Не беспокойся, я прикрою тебя на работе. Думай только о своей жене.

Адам сел на кожаный диван, который стоял у стены, и посмотрел через открытое окно на улицу. Он не слышал прекрасного пения птиц. Про себя он проклинал, как мог, Господа Бога. За что? Почему он позволил, чтобы это произошло? Почему, когда на свете рождается столько нежеланных детей, почему он позволил ему и Джейн потерять ребенка, которого они так хотели, их маленькую бесценную девочку? Слезы ручьями текли у него по щекам, а он неподвижно сидел, неуверенно держа на своих коленях бокал. Он сидел и плакал до тех пор, пока не рассвело и в воздухе не повеяло теплом.

Только после того, как он допил всю бутылку, его словно осенило. Он поднялся на ноги и медленно стал подниматься по лестнице, чтобы посмотреть, как чувствует себя Джейн. Она лежала на боку с закрытыми глазами, ее лицо было белым, как лист бумаги.

— Джейн? — прошептал он. — Ты проснулась? — Она не пошевелилась. Он тяжело присел на край кровати и посмотрел на нее глазами, полными горя. — Джейн, дорогая, мне очень жаль. Мы пытались, ты знаешь, сделать все возможное… — Внезапно его взгляд упал на прикроватный столик, и он нахмурился, так как не обнаружил амулета Лизы на своем привычном месте. Обычно он всегда стоял рядом с лампой. Адам оглядел комнату. Его не было ни на туалетном столике, ни на полке рядом с маленькими фарфоровыми украшениями. Его не было ни на книжной полке, ни на столе рядом с дверью, куда только вчера вечером Джейн с такой любовью и нежностью поставила маленькую вазу с ранними нарциссами. — Джейн, — спокойно сказал он. Его тело напряглось, словно струна, будто кто-то, находившийся снаружи, пытался вглядеться в комнату через оконное стекло. — Джейн, дорогая, а где амулет Лизы?

Она что-то простонала, а затем уткнулась еще глубже лицом в подушку.

— Джейн! — Его голос сейчас звучал громче, чем, наверное, было позволительно в этой ситуации. Он встал, обошел вокруг кровати и подошел к Джейн с другой стороны. — Извини меня, дорогая, но я должен знать, где амулет Лизы.

— Что? — Она повернула к нему свое безжизненное лицо, которое было покрыто красными пятнами, потому что Джейн лежала, уткнувшись лицом в подушку. Ее глаза опухли и были какими-то бесцветными от того количества лекарств, которые он и Роберт заставили ее принять.

— Любимая, мне очень жаль. — Он встал рядом с ней на колени и поцеловал ее в щеку. — Просто скажи мне, где он, и я не буду больше приставать к тебе с расспросами.

— Лиза? — Она нахмурилась. — Где Лиза?

— Где ее амулет, Джейн? — громко повторил. — Пожалуйста, я должен знать. — Его трясло.

— Адам, ребенок… — Слезы снова потекли у нее из глаз.

— Да, я знаю, дорогая. Я очень сожалею. — Он уперся кулаками в простыню. — Пожалуйста, Джейн, скажи мне, где он.

— Я отнесла, чтобы его починили. Он упал, и серебряные веточки отломились, кристалл разбился…

— Проклятие! — Адам встал и хлопнул себя рукой по лбу. — Это она сделала! Брид! Это она убила нашего ребенка! — Он издал глубокий стон. — Джейн, почему, почему ты ничего мне не сказала? И почему ты позволила, чтобы амулет вынесли из дома? Ты же все знала. Ты знала, как было важно, чтобы он находился здесь.