«Сразу по прибытии к берегам Нормандии мы высадились в Барфлёре, – писал Брэд. – Я никогда не ожидал такой встречи. Поверь, отец, это было не менее торжественно, чем в Англии. Во всю мощь звонили колокола, а люди высыпали на улицы, плача и смеясь от радости. Они произносили хвалебные речи нашему королю, пели и плясали. Но наш монарх, как и следовало ожидать, не стал задерживаться здесь – он рвался в сражение. И мы двинулись на Кан, а потом в Лизьё. Сам я не видел, но мне рассказывали, что в доме архидиакона Жана д`Алансона, где наш король расположился на ночь, к нему явился принц Джон. Говорят, он упал в ноги брату и слёзно вымаливал у него прощение за всё, что натворил. И наш великодушный король, конечно же, простил его. Больше того, он вернул ему графство Мортен в Нормандии и графство Глостер в Англии и даже назначил солидное годовое содержание. Напрасно, я считаю. Это слишком уж щедро.

Оттуда мы двинулись на юг, к Туру и Пуатье. И, наконец, я увидел замок, который был целью нашего марша. Это что-то совершенно необычное, отец. Совсем не похоже ни на наш Лейк-Касл, ни на те замки в Англии, что я видел. Я бы сказал, что это чудовище среди замков, монстр. Он стоит на высоком скалистом берегу над рекой. Сам замок не так и велик, но удивительно мрачен и с первого взгляда даёт понять, что взять его невозможно. Толстенные стены с узкими бойницами неприступны. А сам донжон неправдоподобно велик для такого в целом небольшого сооружения. Он грубый, но видно, что поставлен на века. Да, предки нашего короля умели защищать себя. Я слышал, что в надежде взять эту крепость враги проводили под её стенами не один месяц. И не могли взять защитников измором. Говорят, там есть тайные подземные ходы. Куда они ведут, никто не знает, но, видно, обороняющимся они помогали.

Мы подошли к крепости и стали лагерем неподалёку. Утром король Ричард выступил перед солдатами и сказал столь пламенную речь, что все загорелись желанием немедленно броситься на штурм. И бросились. Я не помню в подробностях, как всё происходило. Вспоминаю только отчаянные крики, громкие команды, звуки пролетающих совсем рядом стрел, летящие сверху камни. И вдруг – о чудо! – мы оказались внутри. Представь себе, отец, неприступную крепость, о которую сломал зубы не один желающий завладеть ею, мы взяли за три часа. Это действительно чудо! И проявление огромной мощи нашего короля – величайшего из рыцарей. Я счастлив, что служу ему, отец. Таких командиров, как он, поискать и не найти.

А потом, когда мы праздновали победу, король наградил многих, кто отличился в этом бою. Меня вместе с шестью другими молодыми дворянами он прямо здесь, в замке возвёл в рыцари. Коснулся моего плеча своим мечом, затем взял в руки мой, побывавший в сражении, поднял его над головой и вручил мне со словами:

– Держи свой меч, рыцарь Брэд Лорэл, и не посрами его никогда. Служи мне всегда так же верно, как служил сегодня.

Я совсем потерял голову от счастья, отец. Представляешь? Твой младший сын уже тоже рыцарь. Ты можешь гордиться мной».

Барон Кевин Лорэл не стыдился слёз, читая письмо сына. Подумать только! Его мальчик – опоясанный рыцарь. И отец принялся молиться, чтобы Господь Всемогущий сохранил его сыну жизнь в этих отчаянных сражениях и позволил обрести то, о чём мечтает каждый молодой воин, – славу и земли.

А дальше на запад, в пограничном замке Денвент-Касл другой отец застыл от боли. Сэр Тимоти Эллиот стал как каменный, получив известие о гибели младшего сына. Его мальчик, последний дар ему от любимой Дженет, лежит в чужой земле, а он, отец, не может даже как полагается оплакать сына. И никогда не сможет помолиться на его могиле. Да и вряд ли её кто-нибудь теперь найдёт. Солдаты на войне гибнут сотнями, тысячами, кто ж уследит, кто из них где похоронен.

Патрик был потрясен не меньше отца. Он всегда любил младшего братишку. Разница в возрасте между ними была не так и велика, всего шесть лет, но старший всегда считал своим долгом защищать и оберегать младшего. И тот доверял ему и отвечал щенячьей детской привязанностью. Мальчик вырос сильным и отважным. Воин в нём проснулся очень рано. И все таланты их отца, о которых сыновья слышали не раз от опытных в бою воинов, передались ему в полной мере. Как же могло получиться, что он погиб? И что стало причиной гибели? Меч? Стрела?

Ответы на свои вопросы убитый горем брат смог получить только следующей весной, когда сошли снега, просохли дороги, и в их края смог добраться очередной гонец с континента. Рыцарь Брэд Лорэл передал послание своему отцу в Лейк-Касл.

«Моё сердце и до сих пор болит, отец, – писал Брэд, – когда я вспоминаю, как глупо погиб Кристофер. Он с самого начала был отважен и смел безгранично. Кидался в любую схватку, его не страшили ни количество врагов, ни их преимущества на поле боя. И судьба хранила его. Наш король, признавший его доблесть, призывал его всё же к большей осмотрительности в сражениях. И это он, прославленный рыцарь, никогда не знавший, что такое страх. Он при мне напомнил Кристоферу, что на далёкой родине его ждёт отец, который жаждет обнять сына, живого сына. «Ты как будто ищешь неприятностей на свою голову, Эллиот, – сказал ему как-то наш монарх, – не забывай, храбрость не должна переходить границ разумного. Мне нужны такие отменные рыцари, как ты. В вас моя сила». Помню, тогда Кристофер ответил королю взглядом, значения которого я не понял. А на другой день, когда мы атаковали небольшой отряд французов, ощерившихся пиками, он кинулся буквально грудью на первый ряд пикинеров. Мы с Чарльзом не успели остановить его. И в следующее мгновение он повис на пиках врагов, вырванный из седла. Тут уж и мы забыли об осторожности, рванули вперёд. Наши воины смяли французов, но нам с Чарльзом было уже не до них. Мы подхватили окровавленное тело друга и вынесли его за пределы места сражения. Он был ещё жив, но почти не мог говорить. Грудь его была пробита в нескольких местах, и кровь пузырилась на большой ране. Но он нашёл в себе силы улыбнуться нам и прошептать еле слышно: «Всё хорошо». И закрыл глаза. Мы похоронили его возле небольшой церквушки, которую нашли в ближайшем селении. А меч его взяли с собой, чтобы передать потом сэру Эллиоту. Этот меч станет достойным украшением главного зала Денвент-Касла. Пусть для отца станет утешением мысль, что сын его своей отвагой и бесстрашием поразил даже самого короля Ричарда Львиное Сердце».

А пока родственники пребывали в неизвестности и могли только горевать по погибшему Кристоферу. Был отправлен гонец к Конану, и брат незамедлительно прибыл к отцу, несмотря на то, что зима уже ощутимо надвигалась на их края. Ему хватило сообразительности прихватить с собой старшего из своих сыновей. Малышу было уже пять лет, он был крепенький и довольно рослый. И, как ни странно, похож был не на отца, не на мать, а на своего дядюшку. Кристофер ведь тоже пошёл не в родителей. Сэр Тимоти всегда подозревал, что в его младшем сыне возродились черты никогда не виденных им собственных родителей, одного или даже обоих. А сейчас малыш Алекс живо напоминал деду маленького Кристофера. Те же тёмные глазёнки и светлые, мягкие и шелковистые волосики. В сердце доблестного рыцаря потеплело. Он потерял сына, но обрёл внука, очень похожего на него. Жизнь не остановилась, она идёт вперёд, и нужно уметь пережить все горести, которые она порой приносит.

Конан тоже был сбит с ног известием о гибели младшего брата. Все дети сэра Тимоти были удивительно дружны между собой. Братья озорничали вместе, вместе несли наказание, когда заслуживали, но никогда не ссорились между собой и горой стояли друг за друга. И все трое всегда нежно любили свою красавицу-сестру. Сейчас Мэйрин была уже далеко, и вряд ли удастся известить её о трагическом событии. Но весной, когда откроются дороги, ей обязательно передадут письмо. А ещё лучше было бы съездить к ней, чтобы заодно посмотреть, как она устроилась в своём новом доме. А пока Конан по первому снегу, выпавшему в этом году очень уж рано, отбыл к себе, оставив сынишку с дедом и дядюшкой Патриком.

Во владениях графа Хьюберта тоже было неспокойно. Родители очень переживали за своих сыновей. Ведь все трое были там, откуда то и дело шли известия о гибели английских воинов. Война, какой бы победоносной она ни была, свою жатву собирает всегда.

А в засыпанном ранним снегом Лейк-Касле Нада дохаживала последние месяцы перед родами. Живот у неё был огромный как бочка, и женщина еле передвигалась на опухших ногах. И всё-таки каждый день она ходила по замку, выходила во двор и обязательно поднималась на самый верх башни к бабушке. Леди Вала была уже совсем стара – в этом году ожидалось её семидесятилетие. Но упрямая женщина не желала сдаваться в плен годам и отказалась сменить покои на более удобные в нижнем этаже замка. Там, наверху она была у себя. Эта комната приняла её, когда она впервые появилась в Лейк-Касле, здесь родилась её любовь, и здесь было её любимое озеро. Стоило только подойти к окну, и яркая синева приветствовала женщину – озеро тоже, казалось, любило её.

Нада по-прежнему остерегалась встречаться с братом. Ничего хорошего эти встречи не приносили. Ричард смотрел на неё холодно, и в глазах его она читала открытое презрение. «Дурачок, – думала она, – знал бы ты, чьё это дитя, смотрел бы, наверное, куда приветливей». Но знать этого не положено никому кроме бабушки и отца. Только так она могла уберечь своего ребёнка, сохранив его для себя. Судьба королевских детей редко бывала счастливой, особенно тех, кто родился не на той стороне одеяла, как говорят. Уж пусть лучше её сын будет простым рыцарем, но останется жив. В том, что родится мальчик, она не сомневалась ни минуты. Да и повитуха заверила её в том же. Она даже и имя приготовила своему малышу – Генрих, в честь деда Плантагенета. Говорят, он был сильным мужчиной и славным королём.

В канун Рождества Нада поднялась в комнату к бабушке. Шла медленно, отдыхая часто и подолгу. Леди Вала сидела у огня и шила что-то маленькое. Увидев внучку, она поднялась ей навстречу и бережно проводила молодую женщину к удобному креслу, в котором только что сидела сама.