И начались сборы в дорогу. Как раз к свадьбе подоспели воины лорда Фрэнсиса. Это был довольно внушительный отряд из десяти человек, но сэр Эллиот посчитал его недостаточным и дал в сопровождение дочери до Уинстона ещё воинов. Патрик тоже отправлялся с ними – проводить сестру до самого Гринхила.

Путь до Уинстона преодолели без приключений. Графиня Хьюберт была удивлена и взволнована новостями. Молодец Фрэнсис! Как говорят, пришёл, увидел, победил. Она по-матерински поговорила с Мэйрин, ответила на все волнующие её вопросы, дала несколько советов.

– Я только не знаю, как сложатся мои отношения с девочкой, дочерью Фрэнсиса, – тревожно проговорила Мэйрин, – она ведь уже большая, всё понимает.

– Здесь нет ничего особо сложного, девочка моя, – заверила её леди Алисия, – ты только отнесись к ребёнку с любовью, и Адела быстро привяжется к тебе. У меня самой в жизни было именно так. Когда у нас в замке появилась леди Вала, мне было девять лет. И я полюбила её как родную. И всегда считала своей матерью, когда она вышла замуж за нашего с Кевином отца. А она относилась ко мне, как к родной дочери. Другой матери я не знаю, Мэйрин. И я счастлива тем, как сложилась моя жизнь.

Волнение немного отпустило Мэйрин. Конечно, ещё предстояло знакомство с матерью мужа, но это почему-то пугало меньше. Она много хорошего слышала о графине Грей и надеялась, что та примет её. Фрэнсис успокаивал и утешал любимую женщину, как мог. Но волноваться особенно было и ни к чему. Леди Адела встретила невестку с распростёртыми объятиями. Малышка Адела, названная в честь бабушки, посмотрела вначале робко и испуганно. Но когда Мэйрин, заглянув в тревожные детские глаза, вдруг крепко прижала девчушку к своей груди, та растаяла и уже не желала покидать тёплые материнские объятия. Так что в обратную дорогу на восток собирались уже спокойно. Но нужно было спешить. Погода не обещала ничего хорошего, и холодало с каждым днём всё сильней.

Патрик, удостоверившись, что с сестрой всё в полном порядке, отбыл в свой замок – спешил успокоить отца, чьё сердце всё-таки было не на месте. Уж слишком скоропалительно всё произошло.

Хозяин Гринхила повздыхал, конечно, но проводил брата с женой в обратный путь сердечно. Теперь он знал, какие глаза у Мейрин в нежности и в страсти – не раз ловил их горящие любовью взгляды. Хотелось бы и себе найти женщину, способную зажечь огонь в его крови. Но это уж как Бог даст. Не всем достаётся в жизни великий дар любви.

Глава 7

Король Ричард Львиное Сердце отправился на континент весной того же года, как был освобождён из плена. Ему нужно было восстановить статус-кво. Алчный Филипп Французский нагло пренебрёг всеми законами, церковными и светскими, и покусился на владения короля-крестоносца.

С Филиппом английского короля давно разделяли территориальные претензии. Ещё Вильгельм 1 Завоеватель, родоначальник Нормандской династии на троне Англии, захватив эту островную страну, объединил её с Нормандией в единое англо-нормандское государство, границы которого нужно было постоянно оберегать и, разумеется, при любой возможности расширять. С этой задачей с переменным успехом как-то справлялись его наследники. А первый же король из династии Плантагенетов Генрих 11, отец Ричарда, сумел не только сохранить Нормандию, но и ещё значительно расширить свои владения за счёт Аквитании, Гиени, Анжу и Мэна. И во все времена французские короли страстно желали отвоевать континентальные владения у английских монархов. И во все времена особо острая борьба шла за пограничный Вексен.

И вот теперь, когда король Ричард Английский находился в плену у императора Священной римской империи Генриха У1, французский монарх взялся за осуществление своих территориальных притязаний. Надо думать, он понимал, что это было в высшей степени непозволительно и даже противозаконно – ведь земли любого дворянина, принявшего крест, тем более короля, были под защитой церкви и считались неприкосновенными. Но Филипп закрыл на это глаза, уж очень хотелось ему оторвать у соперника хоть часть его земель на континенте. Во всяком случае, Нормандию он определённо хотел отобрать у непокорного вассала Ричарда и передать более сговорчивому вассалу Иоанну. И за время отсутствия Ричарда он сумел-таки получить от принца Джона множество владений Плантагенетов, включая исконно анжуйскую крепость Лош.

Помимо договорённостей с принцем Джоном король Филипп пустил в ход и прямые военные действия. Вообще-то воинские успехи французского монарха были довольно скромны. Однако в Нормандии ему определённо повезло. И хотя даже собственные бароны Филиппа отказались поддержать его, поскольку свято чтили условия крестовых походов, среди подданных английского короля нашлись предатели. Год назад без боя открыла ворота Филиппу главная крепость Нормандского Вексена Жизор, а следом за ней сдалась крепость Нофль по соседству. Это был страшный удар по всей оборонительной системе Нормандии. Недаром ведь и Генрих 11, и Ричард так много средств вкладывали в пограничные крепости Вексена, и особенно в Жизор. Падение этой мощной крепости открывало Филиппу дорогу на Руан.

Комендантом крепости Жизор был Жильбер де Васкюэй – доверенное лицо Ричарда. Уж от кого английский король не ожидал измены, так это от верного де Васкюэя, который был с ним ещё на Сицилии и которому король доверил сопровождать свою мать в Нормандию. Но тот, кто склонен к предательству, всегда сумеет его совершить и при этом найдёт тысячу оправданий своему поступку. Спора нет, положение де Васкюэя было сложным. Он не был уверен в том, что король Ричард сумеет вырваться на свободу из плена, а Филипп Французский был рядом, и неповиновение ему грозило гневом и карами. Однако никакие трудности не снимают с рыцаря клятву, принесённую своему сюзерену. Хранить верность командиру – долг любого солдата, как и верность королю – долг каждого вассала. И люди получше де Васкюэя клали головы на плаху, храня свою честь и верность монарху. Но он не смог, оказался позорно слабым.

После Жизора Филипп вскоре захватил расположенные севернее Вексена графства Омаль и Э. Пал замок Э, где почти полтора столетия назад самый великий из бастардов, прославленный король Вильгельм 1 Завоеватель сочетался браком с женщиной своей жизни Матильдой Фландрской. А сейчас Филипп получил отличную опорную базу для наступления на Нормандию. Тут же на сторону французского короля поспешили переметнуться приграничные бароны Робер де Мелен, Гуго де Гурне, Гийом де Кайо и Жоффруа дю Перш. Все они давали королю Ричарду вассальную клятву. Причём трое из них, за исключением де Мелена, сражались под командованием своего короля в Палестине. А дю Перш стал даже родственником монарха – Ричард отдал за него свою племянницу, дочь Генриха Льва. Но это не удержало их от предательства.

Ободрённый успехом Филипп во главе большой армии, усиленной войсками Балдуина, графа Геннегаутского и Фландрского, двинулся вглубь Нормандии и осадил Руан. Но здесь предателей не нашлось. Вернувшийся из Палестины верный сподвижник короля Ричарда по Крестовому походу молодой граф Лейстер возглавил оборону города и сходу отверг предложение о сдаче. Горожане держались стойко, и через две недели французский король, к их огромной радости, вынужден был снять осаду – он опасался подхода спешно собранной анжуйской армии. Филипп сжёг осадные машины и увёл свои войска. Но по пути позволил себе несколько отвести душу и отыгрался на городах Иври и Паси. Вернёй он взять не смог, его жители оказали достойное сопротивление. Филиппу же доставило злобную радость разграбить город, принадлежащий графу Лейстеру, смело противостоящему ему в Руане – Паси был вотчиной графа. После этого французский король вовсе уж недостойно принялся обливать грязью пленённого английского монарха, заключённого в толстых стенах немецкого замка Дюриштейн, обвиняя его во всех смертных грехах.

Чего же ещё можно было ожидать от расправившего крылья английского короля? Он, конечно же, коршуном кинулся на обидчика, и Филиппу стало не до смеха.

Одной из первых боевых операций короля Ричарда на континенте был возврат под свою руку замка Лош. Эта крепость, наследное владение графов Анжуйских, была возведена в современном виде графом Фульком Чёрным, неугомонным воителем, смелым и удачливым мужчиной, суровым и даже жестоким. Он за годы своего правления возвёл в своих владениях не менее десятка надёжных крепостей, что помогало ему удерживать свои земли от зарившихся на них графов Блуа и экономить средства – содержание крепостей обходилось дешевле, чем постоянной армии, находящейся в состоянии боеготовности. Но крепость Лош занимала среди них особое положение – здесь размещалась семья графа. И этот замок он возвёл с особым тщанием, потратив на это много лет.

Громоздкое, не отличающееся ни красотой, ни изяществом сооружение возвышалось на высоком берегу над рекой Эндр и имело чрезвычайно выгодное расположение на границе между Пуату, Туром и Берри. При сравнительно скромных размерах самого замка с высоким мощным четырёхугольным донжоном он был практически неприступен. Его толстые стены – они достигали толщины до девяти футов – имели внутри ходы и бойницы, позволяющие поражать противников, осаждавших крепость, в любой точке. Наверху башни располагались машикули, откуда на врага летели градом метательные снаряды. Вокруг самого замка были построены дополнительные оборонительные сооружения, и весь он производил впечатление неприступной суровости. Да, воинственный и неугомонный граф Фульк знал, что делал. И не случайно хитрый Филипп забрал этот замок одним из первых у неразумного принца Джона. И так же понятно, почему король Ричард сделал Лош одной из своих первых целей.

О том, как происходила эта военная операция, барону сообщил в письме сын. Правда, весточку от Брэда в Лейк-Касле получили только в середине ноября. Тогда с континента прибыл гонец, привезший печальные известия сэру Тимоти Эллиоту. Его сын Кристофер Эллиот, проявлявший в армии короля Ричарда чудеса смелости, погиб под Фретевалем, когда англичане гнали короля Филиппа с его армией от самого Вандома, и французский король дважды терял свой обоз, попавший в руки англичан. Остановившись в Уинстоне, гонец рассказал его обитателям о событиях на континенте, отдал им весточку от сыновей и просил передать письмо барону Кевину Лорэлу в Лейк-Касл. На следующий день барон дрожащими руками вскрыл потрёпанное послание сына и впился глазами в наскоро написанный текст.