Хьюго повернулся к ней, но в темноте Люсинда не могла рассмотреть выражение его лица.

— Значит, мы опять об этом, да?

Люсинда стиснула руки. Лучше хранить молчание, подумала она, однако знала, что не простит себе этого.

— Почему вы не позволяете викарию устроить праздник на вашей земле? Энни Даннинг говорит, что ваш дед всегда это разрешал.

— Да-да, припоминаю. Моя мать после смерти моего деда не выносила шума и суматохи. Она была болезненной, — добавил Хьюго. — Но помню, что в детстве я очень любил такие праздники.

— Устройте этот праздник, и пусть он ознаменует ваше вступление во владение поместьем. С вашей поддержкой мы, конечно же, соберем много гостей. Можно не сомневаться, все джентри графства пожелают вас приветствовать.

— Весьма любезно с вашей стороны, миссис Грэм, подумать о моем благополучии. — Он подавил вздох. — Я и оглянуться не успею, как они начнут подсовывать мне своих дочерей на выданье.

Люсинда не сдержала улыбку:

— Воистину устрашающая перспектива.

— Не то слово. Я бы предпочел столкнуться с маршалом Неем. — Его басовитый смешок прозвучал вполне благодушно.

С преднамеренной небрежностью она оперлась на спинку сиденья, не обращая внимания на горячие струйки, бегущие по жилам, отчего у нее на руках и на затылке поднялись волоски. Она ощущала его как мужчину. Ощущала его жар, который наплывал на нее волнами, его интерес к ней как к женщине. Она не могла вспомнить, когда чувствовала себя такой живой, такой женщиной с головы до пят. «Это грустно», — солгало ее тело.

— Миссис Грэм, благодарю вас за то, что вы обратили мое внимание на положение Дрейбетов, — сказал он. — А также прошу простить меня за грубость.

— Я признательна вам за то, что вы смогли так быстро починить им крышу, — сказала она.

Он вздохнул, и звук этот потонул в стуке копыт и скрипе колес.

— Это всего лишь латание дыр. До наступления зимы их коттедж нужно покрыть заново. Все эти дома нуждаются в хорошем ремонте, как вы справедливо заметили.

— Это дорого вам обойдется, но, полагаю, оно того стоит?

— Что-то я не припомню лейтенанта Грэма, — проговорил он неожиданно. Люсинда вздрогнула. — Какого полка?

— Восточно-Кентский королевский полк. — Слава Богу, эта ложь быстро пришла ей в голову.

— Прекрасный полк, — сказал он. — Они хорошо поработали при Опорто.

— Я знаю. — Люсинда помолчала. Она прочла некролог в «Таймс»: «Лейтенант Томас Грэм, двадцати пяти лет, Восточно-Кентского королевского полка, убит в незначительной перестрелке при Авиентесе». Ее поверенный узнал, что фамильный дом Грэмов унаследовал некий дальний родственник. — Это произошло вскоре после того, как…

— Прошу прощения, — сказал Уонстед. — Мне не следовало поднимать эту тему, травмировать вас. Просто я подумал, что мог знать вашего мужа. Сожалею о вашей утрате.

— Я предпочитаю не говорить о муже.

Снова наступило молчание. Лорд Уонстед, должно быть, считает ее мегерой. Люсинда вздохнула.

— Прошу прощения за резкость. Это трудная для меня тема.

— Это я должен просить у вас прощения за мое любопытство.

Он настоящий джентльмен и больше не станет расспрашивать ее о муже, продолжать разговор на нежелательную для нее тему.

Показались темные очертания леса Брэкли, справа приветливо мигал фонарь. Стал, виден Брайарз — приземистое здание среди лесных теней, с уютными крепкими очертаниями, надежная гавань, где можно укрыться от пытливых вопросов. Коляска остановилась у ворот в низкой изгороди из бирючины.

— Вот вы и дома, миссис Грэм.

— Благодарю вас, милорд. — Она подобрала юбки и спрыгнула на землю прежде, чем он успел сам спрыгнуть и помочь ей.

У ворот она оглянулась.

Хьюго поднял руку, прощаясь, и смотрел, как она скользит по дорожке. Ее грациозные движения и покачивание бедер не могли оставить равнодушным ни одного мужчину. Уонстед не мог отвести от нее глаз.

Эта миссис Грэм — очаровательная смесь противоположностей. Острый ум и мягкое сердце. Внешне покорная, но сильная в своих страстях, с прямым взглядом, но при этом таинственная. Неприметное во время покоя, ее лицо загорается внутренней красотой, когда она говорит о вещах, близких ее сердцу, вроде этого праздника или о своем ребенке. Хотя в ее ответах на его расспросы касательно ее прошлого нет ничего необычного, она тщательно взвешивает каждое слово. Служа в армии, Уонстед хорошо изучил людей, которые лгут или много болтают, и умел распознавать уклончивость, если не явную ложь. Однако ему не хотелось думать, что миссис Грэм лгунья.

Уонстед тронул Старину Боба. Итак, у этой соблазнительной вдовушки есть секреты. Ну и пусть. Женщина с ребенком не может никому навредить, если только ее желание добыть деньги для прихода не является попыткой набить собственные карманы. За ней, конечно, стоит понаблюдать. К несчастью, он опасался, что его интерес к ней вызван не ее прошлым, а тем, как соблазнительно развеваются у нее юбки и какое горячее мягкое тело под ними скрывается.

Проклятие. Неужели он утратил рассудок? Нужно глотнуть чего-нибудь. Бокал бренди на ночь ослабит боль в ноге, а также другую боль, которую, как ему казалось, он научился подавлять.

Войдя в дом, Люсинда заметила, что комнаты, расположенные по обеим сторонам от входной двери, погружены в темноту. Полоска света под дверью в конце коридора заставила ее двинуться в сторону кухни. При звуке мужского голоса она остановилась. У Энни гости? Люсинда распахнула дверь.

На нее уставились две пары встревоженных глаз. По одну сторону стола сидел Альберт, по другую — Энни. Маленькая кухня с каменными стенами, с посверкивающими медными котелками, старомодным очагом и начищенной деревянной мебелью была, как всегда, уютна, но сейчас в ней чего-то не хватало.

Альберт встал из-за стола.

— Добрый вечер, миссис Грэм.

— Миссис Грэм, — сказала Энни, и в голосе ее прозвучало облегчение. — Слава Богу.

Все перевернулось у Люсинды внутри.

— Что случилось? Где София?

— С девочкой все в порядке, — успокоила ее Энни. — Спит в своей постельке. Это не из-за нее мы в тревоге.

У Люсинды словно гора с плеч свалилась. Она опустилась на стул.

— Тогда из-за чего?

— Может, выпьете чашку чаю? — спросила Энни; она вскочила из-за стола и тут же со стоном схватилась за поясницу. Затем сняла с полки чашку и блюдце. — А отец пока все вам расскажет.

Энни налила ей молока, потом чаю. Люсинда взяла у нее чашку и натянуто улыбнулась:

— А теперь рассказывайте, что случилось?

— Пусть отец расскажет, — сказала Энни, нахмурившись. — Он принес новости с постоялого двора.

Люсинда затаила дыхание, сердце у нее учащенно билось.

Сморщенные губы Альберта сжались, как будто хотели сдержать волнение.

— Помните, вы просили Энни рассказывать вам о любом незнакомце, который будет о вас расспрашивать?

Сердце у Люсинды упало. Нет-нет, прошло слишком много времени, чтобы кто-то мог выследить ее в этом уголке Кента.

— А кто-нибудь расспрашивал? — стараясь не выдать своей тревоги, поинтересовалась Люсинда.

Альберт кивнул:

— Сегодня вечером в «Красном льве» побывал сыщик с Боу-стрит. Он спрашивал у старого Педдла, не видел ли тот женщину плотного телосложения, проезжавшую здесь или живущую поблизости.

Кровь отхлынула от головы Люсинды, она ощутила слабость и головокружение. Ее охватил страх.

— И что сказал мистер Педдл?

— Я ему говорю, вдова миссис Грэм с маленькой дочкой приехала в Блендон месяца три назад.

— Вот что я хотела бы знать, миссис Грэм, зачем мистер Педдл вообще чего-то говорил? — Энни сердито глянула на отца. — Приезжают сюда, задают вопросы. Какое они имеют право?

— Женщины, — пробормотал он себе под нос. — Ясное дело, да? Не расскажи я про миссис Грэм, рассказал бы Педдл. А он мог забыть, что она приехала не одна, верно? Он мог забыть сказать про мисс Софию. Ведь сыщик искал одинокую женщину, а не миссис Грэм, верно? Даже если она… — Его лицо вспыхнуло, когда он посмотрел на Люсинду. — Но ведь это действительно кажется странным, поскольку вы говорили, что вас могут искать?

Несмотря на преклонный возраст, Альберт не утратил сообразительности. Выражение лица у Люсинды оставалось спокойным.

— И что сказал на это сыщик?

— Ничего он не сказал. Вид у него был разочарованный. Он допил свое хлебово, велел подать лошадь и убрался восвояси.

Стараясь держаться прямо, Люсинда кивнула, как будто все это не имело никакого значения. Но если этого человека действительно послал Денби, остановится ли он на этом?

— А больше он ничего не сказал?

— Нет, — хмуро ответил Альберт. — Этот дурень Педдл и впрямь заметил, что вы женщина крупная. Сыщику стало неинтересно, когда я сказал про вашу дочку.

Люсинда обхватила пальцами чашку. Будь, проклят Денби — если это он.

— Вы уверены, что он уехал? — спросила она у Альберта.

— Уверен, миссис Грэм. А что, у вас нелады с законом? — помолчав, спросил он.

Люсинда судорожно сглотнула.

— Я не сделала ничего дурного. Как я сказала Энни, когда приехала сюда, мой муж задолжал. Каким-то очень плохим людям. — Она ничего не могла поделать — голос ее звучал совсем тихо. При одной мысли о том, что кто-то посланный Денби вторгнется в ее новую жизнь, ее начала бить дрожь. — Я отдала им все, что принадлежало ему. То, что я взяла, было мое. — Хотя бы это было правдой.

— Вам нужно обратиться к властям, — сказала Энни.

— А как я смогу доказать, что мое, а что — его? Это невозможно.

— Она права, дочка. — Альберт допил свою чашку. — Сдается мне, я сказал все как надо. Я буду следить, не появится ли этот сыщик снова. Только вряд ли он вернется.