– Как по-твоему, этот лорд достойный человек?

– Да, достойный.

Риза поразило, как глубоко его задели ее слова. Животная ярость обуяла его. Риз знал, что Джоан будет отдана другому, но, услышав об этом, почувствовал, как в его крови вспыхнул огонь. Она пришла, чтобы сказать ему об этом, а вовсе не для того, чтобы вспомнить свое ремесло или навестить бывшего возлюбленного. На этот раз если их руки разъединятся, то навсегда, теперь разрыв будет окончательным.

Риз пристально вглядывался в ее тонкий профиль. Она могла это сделать, могла сделать все, что угодно, стоило ей только проявить волю, сильно захотеть. В свое время она оказалась сильнее отчаяния, вызванного нищетой и унижениями. По сравнению с тем, с чем ей пришлось справляться в последние три года, судьба, предопределенная ее рождением и долгом, покажется мелочью, и она расцветет в доме этого мужчины, если решит ответить ему согласием.

В нем зрело решение, твердое, как скала, и было оно продиктовано не справедливостью и благонравием, а эгоистичным желанием и глубокой потребностью.

Он надеялся, что поступает правильно, и узы их любви сильнее уз крови и долга. Он коснулся ее щеки и повернул к себе ее лицо. Он молился, чтобы то, что он собирался сделать, не принесло ей несчастья.

Сидя с ним рядом, держа его за руку, Джоан чувствовала себя уверенной в себе и в то же время крайне уязвимой. Она наслаждалась тем чувством защищенности, что давало ей присутствие Риза, но его прикосновение пробудило в ней желания, и на это нельзя было не обращать внимания. Не сегодня, а все это время, проведенное в разлуке, она хотела полностью раствориться в нем, а не просто быть любимой на расстоянии. Неужели он не понимает, для чего она на самом деле вернулась в этот дом?

Джоан продолжала надеяться, что он снова ее поцелует, и спрашивала себя, неужели ей придется просить об этом? Он, конечно же, чувствовал, что напряжение между ними нарастает с каждой минутой. Это ощущение прожигало их стиснутые руки, их близость из спокойной и дружеской превращалась в чувственную и страстную.

Кончики его пальцев коснулись ее щеки. Риз повернул ее лицо и заглянул в глаза. В его пристальном взгляде она увидела не только тепло и любовь, но и еще какой-то холодный металлический блеск.

– Если ты собираешься скоро выходить замуж за этого лорда, тебе не следовало приходить сюда.

– Нет ничего страшного в том, чтобы навестить друга.

– Я никогда не смогу быть просто твоим другом. Ты не Мойра, и я никогда не смогу любить тебя как сестру.

– Я не прошу тебя об этом.

– Хорошо, что не просишь, потому что упоминание об этом мужчине чертовски разозлило меня. Но я думаю, ты знала, что так и будет.

Да, она знала, что он разозлится, и рассчитывала, что ревность заставит его вести себя менее пристойно.

Он поцеловал ее. Не так, как в первый раз. Не приветственно и не сдерживая страсть. Эти недели все ее существо было наполнено воспоминаниями о нем. Она нетерпеливо ждала, когда останется одна, чтобы отдаться во власть фантазий. Упиваться ими. Отдаться призракам его прикосновений, запахов и ласк. Ее любовь стала волшебным миром, в который она убегала каждую ночь, а зачастую и днем. И этот мир был более реальным, чем зал и комнаты, по которым она бродила.

Но это был печальный мир. Мир, полный тоскливого желания и мучительного горя. Живя в окружении призраков любви, но не испытывая ее в реальном мире, она чувствовала, как боль от разлуки становится все мучительнее и острее.

Сейчас она испытывала реальную любовь, прильнув к мужчине из плоти и крови, а не к иллюзорному фантому. Она ощущала страстные поцелуи и настойчивые ласки, с новой силой переживая то, чего не хватало ее воспоминаниям. Чувственность этой близости сокрушила ее. Ее красота, ее реальность лишила Джоан самообладания.

Она спрятала лицо у него на груди, чтобы он не увидел этого, но он все равно знал. Он прижал ее крепче, поцеловал волосы.

– Я делаю тебя несчастной.

Сдерживаемые слезы душили ее. Она могла лишь покачать головой. Неужели он не понимает, что ее переполняет не печаль, а радость? Неужели он не видит?

Он поднял ее лицо и смахнул слезы своими губами.

– Я хочу, чтобы ты была со мной сегодня, в моих объятиях, в моей постели. Я хочу проснуться утром и увидеть тебя, обнаженную, рядом со мной. Ты не сможешь отречься от нашей любви сегодня ночью. Я думаю, что именно ради этого ты и пришла сюда. Или я не прав?

– Ты прав. – Она пришла ради этого, но и ради многого другого. Одна ночь, и еще одна. И еще…

Она потянулась и провела пальцами по его лицу. Джоан уже и забыла, как лишь от одного взгляда может заиграть ее кровь.

Они не спешили: не отпуская друг друга, они наслаждались счастьем, которое, как она считала, ей никогда больше не познать. Страсть может подождать до ночи и пуховой перины, а на этой скамье они связаны иными, более глубокими узами.

– Скоро стемнеет. Нам следует послать кого-нибудь во дворец, известить, что ты останешься здесь. Королева может обеспокоиться твоим отсутствием и прислать сюда стражу в поисках тебя.

– Она никого не пришлет, потому что я ни разу не была во дворце. Она даже не знает, что я покинула дом. Всю неделю я провела в этом доме, дожидаясь тебя.

Он приподнял ее юбку.

– Это платье вполне годится для посещения дворца. Я подумал, что ты приехала в Вестминстер.

– Это все, что у меня есть. Есть, конечно, и другие платья, те, что остались от прошлой жизни, но Марк не позволил мне их носить. Он говорит, что они напоминают ему о тяжелых временах.

– Марк знает, что ты приехала ко мне? Удивительно, как он мог позволить.

– Я не спрашивала его разрешения. Он видел, что я полна решимости, и не пытался меня остановить. Он даже обязал меня попросить лучшего каменщика Англии об одной услуге. Пойдем, я покажу тебе.

Она встала, взяла его за руку и вывела в сгущающиеся сумерки. Она чуть не забыла об этой просьбе. На самом деле, это был подарок Она с нетерпением ждала, как он удивится.

Джоан подвела его к верстаку у куста боярышника. На нем, закрытая полотном, возвышалась большая бесформенная глыба.

– Закрой глаза.

Он с любопытством посмотрел на верстак, и его веки сомкнулись. Она сбросила покрывало и обнажила не Святую Урсулу, а мерцающую глыбу белого камня.

– Смотри.

Он открыл глаза, и она увидела в них изумление, но ни капли той радости, которую рассчитывала увидеть.

– Это мрамор, – пояснила она.

– Я знаю.

– Когда мы приехали домой, первое, что Марк сделал, перенес могилу отца. Он хочет поставить статую в часовне возле склепа, где сейчас покоится его тело. Святой Георг в доспехах, чтобы таким образом увековечить то, как он погиб. Из лучшего мрамора, сказал он, высеченная лучшим каменщиком, то есть тобой. Найти такую глыбу было нелегко. Ее из Италии привез епископ, хотел оставить на свое собственное надгробие.

– Камень прекрасен, Джоан.

Ее смутило отсутствие энтузиазма в его голосе.

– Разве ты никогда не работал с мрамором?

– Работал, дважды, но я не смогу сделать эту статую.

– Почему? Она будет прекрасна, и ты можешь делать все, что захочешь. Марк доверяет твоему вкусу, ему не нужны эскизы. Он знает, что ты занят на строительстве и на изготовление статуи потребуется много времени, если это тебя волнует.

Он не спеша приблизился к камню, коснулся его поверхности, пробежался пальцами сверху вниз. Сожаление омрачило его черты.

Он поднял свою левую ладонь, и она увидела толстый красный шрам от кинжала Ги, пролегший от большого пальца до мизинца.

– Я не смогу высечь ее для тебя. Я не могу держать резец.

Эти слова, произнесенные безжизненным голосом, ошеломили ее. Она взяла его руку и внимательно посмотрела на шрам, затем осторожно обвела пальцем его неровный край.

– Мне рана не кажется опасной, кости целы.

– Дело не в костях. В другом.

– Ты говорил, лекарь уверял тебя, что все будет в порядке. Рана Аддиса была гораздо тяжелее, но время залечило и ее.

– И лекарь, и Аддис говорят, что еще есть надежда, но я знаю. Еще до того, как она начала затягиваться, я уже знал.

– Как ты можешь знать? Еще слишком рано отчаиваться. Ты просто должен тренировать ее, работать с инструментами и со временем…

– Бог свидетель, я пробовал. Я взял инструменты взаймы у каменщика в том городе, где живет мой дядя, и попытался. Чтобы удерживать резец под ударом молотка, нужна сила, а в моей руке ее больше нет. Смотри. Я не могу даже сжать кулак.

Он попытался, но лишь согнул пальцы. Он пытался сжать кулак, и вся его рука напряглась от усилия. Его бессилие разрывало ей сердце.

Она наклонилась и прижалась щекой к его ладони.

– Ты лишился из-за меня возможности ваять.

– Как видишь, потеря оказалась незначительной.

Очень значительной. Огромной. Она прекрасно понимала, как велик был нанесенный ему ущерб.

– Я все равно буду строить. Дворцы и церкви, как я и мечтал. Я получил больше, чем потерял.

Она посмотрела на него, и их взгляды встретились. Несмотря на его браваду, они оба знали правду. Он сможет строить, но он никогда не сможет ваять. Может быть, его рисунки и геометрия позволят ему увидеть разум, но он никогда больше не познает душу.

Она отпустила его руку. Затем подошла к деревянному ящику возле стола, открыла его и извлекла оттуда молоток и резец.

– Этому не бывать. Я не смирюсь с этим. Ты будешь пробовать снова и снова, пока твоя рука не станет сильной. Ты высечешь статую моего отца.

– Твоя решимость ничего не изменит, прелестная голубка.

– Изменит. Вот увидишь. – Она вручила ему инструменты. – Возьми. Увидишь.

Риз неохотно взял инструменты в руки. Спокойствие исчезло с его лица, когда он почувствовал их тяжесть и объем.

– Джоан…