Мэдлин Хантер - По воле судьбы

– На этот раз ты действительно хочешь продать себя. Ты это понимаешь, не так ли?

– Да.

Он отвел взгляд, стараясь не показать своего смятения… и отвращения.

– Вероятно, если бы я предложил помочь тебе реализовать план мести и пошел бы для этого на убийство, мы оба остались бы довольны, – ирония звучала в его голосе.

– Мне не нужна от тебя такая жертва.

– Нет? Тебе нужен профессиональный убийца, не так ли? Настолько пресытившийся, что может обменять чью-то смерть на удовольствие провести с тобой ночь? У тебя ничего не выйдет: благородный рыцарь не пойдет на такую сделку, а тому, кто согласится, нельзя верить.

– Этому, думаю, можно.

– Тому, к чему ты стремишься, не суждено произойти. Никто не осмелится выступить против человека Мортимера.

– Найдутся такие. Этот осмелится.

– Если и так, если он все-таки победит, что ты получишь? Свершится месть? И больше ничего. Ни владений твоего отца, ни твоей прежней жизни уже не вернуть. Твоего врага заменит кто-то другой, но для тебя все останется по-прежнему. Твой враг всего лишь доверенное лицо, а реальная власть принадлежит его хозяину, Мортимеру. Предмет твоих желаний – детская мечта. Девочка, бежавшая от ужасов войны, могла и не понимать несбыточности этой мечты, но ты уже женщина.

Его безжалостная логика задевала ее, его доводы грозили подорвать ее веру в себя. Своими словами он клеймил не только ее честность, бросал в лицо не только измену.

– Может, это и детская мечта, но она все эти годы придавала мне силы. Мой план мести был единственным, что поддерживало меня все эти три года. Может быть, это будет лишь миг радости, но я хочу испытать его, отомстив виновнику несчастий моей семьи, и этого мне будет довольно.

Его гнев внезапно улетучился. Он посмотрел на нее долгим, пронизывающим взглядом. Должно быть, он нашел то, что искал, потому что сдался.

Он направился к двери в сад.

– Прошлое поработило тебя сильнее, чем я предполагал. Иди, ищи своего рыцаря. Вижу, я выполнил свою миссию в твоей жизни. Предложи ему себя. Если так ты сможешь освободиться от этого, я готов молиться, чтобы он пошел с тобой на сделку. Я надеялся, что ты откажешься от мести, но теперь вижу, что ты никогда не отступишь.

Он уходил, уходил из ее жизни. Она встала и едва не бросилась, чтобы удержать его. Хотела закричать, что он не прав, что ее сердце больше не приковано к прошлому. Но это было бы ложью.

Она должна была объяснить ему все, прежде чем они расстанутся навсегда. Она хотела, чтобы он понял.

– Все, что грело меня эти долгие три года, – надежда добиться справедливости. Если бы я отказалась от нее, я бы отказалась от всего. И с чем бы я тогда осталась?

Он едва взглянул на нее, но в этой мимолетной встрече взглядов она увидела такое глубокое разочарование, что оно оглушило ее.

– Со мной. У тебя остался бы я.

И, больше не оглядываясь, он широкими шагами направился к садовой калитке. На этот раз он не остановился, чтобы взглянуть на куст боярышника.

Риз шел по городу как слепой, поддерживая огонь своей ярости воспоминаниями о том, как тот дворянин ласкал и целовал Джоан. Ее спокойное признание в том, что она собирается предложить свои услуги в обмен на услуги этого воина, звучало в его ушах, заглушая голос разума.

Он знал, что ведет себя словно неопытный мальчишка, и от этого ему было еще хуже. Он негодовал и злился оттого, что позволил ей стать настолько близкой, чтобы так глубоко задевать его. Кровь бешено бурлила в его жилах. Сыпля себе под нос проклятия, он шагал по улицам и переулкам, налетая на прохожих в надежде, что кто-нибудь из них толкнет его в ответ, и тогда он обязательно ввяжется в драку, потому что кулаки у него так и чесались.

Джоан считала его дураком, каким он и был. Она играла на его чувствах и давала ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы получить как можно больше взамен. С одной стороны, она не подпускала его к себе, а с другой – приманивала рыцарей и, словно торгаш, строила планы, как она продаст то, что, как она утверждала, не может предложить ему. Скорее всего, она лгала ему даже о том, что с ней случилось. Она была всего-навсего расчетливой, безжалостной, бессердечной шлюхой.

Бешеная обида нахлынула на него. Ослепившая его ярость немного рассеялась и высеченный оскорбленной гордостью образ Джоан предстал перед затуманенным взором: смесь искусительницы и гордячки в сиянии ореола распутства. В этом образе было мало сходства с той женщиной, которую он знал.

Он помнил ее терзания в саду, стыдливость в постели. Нет, в этом она не лгала.

Неохотно признав это, он не почувствовал облегчения. Так только усложнялось то, что он хотел упростить Он хотел, он должен был предположить самое худшее. Но новые воспоминания, сладкие и мучительные, назойливо мешали его усилиям обратить любовь в ненависть.

Все еще кипя и негодуя, он продолжил путь, но уже с новой целью. Он направился к собору, к тому месту, где он стоял, когда увидел Джоан под сенью стен. Вновь пережив предательство, он сможет одержать верх над своей слабостью.

Он напрягал свою память, но она сперва не спешила ему помогать. Лишь освободившись от того потрясения, которое пережил, он воссоздал в своей памяти картины недавних событий отчетливее, чем это предстало перед ним в реальности.

Он понял, что в действительности видел. Джоан в ее коричневом платье, прижатая к стене, лица не видно из-за плеч мужчины. Ее подчинение ласкам и поцелуям, но никаких признаков приветствия этого ухаживания, никаких ответных объятий. Она застыла неподвижно, скованная гордостью, а может, страхом?

Он мысленно вспоминал, как она вела себя с ним в повозке и дома. Ушедшая в себя, сдержанная, с каменным лицом, полным достоинства и лишенным сожаления. Спокойная. Слишком спокойная, учитывая то, что она стерпела. Бесстрастное лицо и такие непроницаемые глаза, что он не мог прочесть ее мыслей.

Он увидел в ее безразличии, скорее, отрешенность, чем пылкий отклик на ласки рыцаря, но возможно, на самом деле она защищалась.

Действительно ли она с радостью принимала ласки того мужчины? Или лгала, чтобы уберечь его, Риза, от драки с вооруженным мечом дворянином?

Он отказывался верить первому предположению, но последнее его беспокоило еще больше. Он не хотел признать, что она могла разрушить то, что существовало между ними только потому, что не верила в его способность защитить себя… или ее.

Он мог бы стерпеть обиду, если бы это означало, что она заботилась о нем. Может быть, она и заботилась о нем, но дело было не только в этом. Не все в их ссоре было произнесено с безразличием. Когда она говорила о цели, поддерживающей ее, о том, что больше у нее ничего не осталось, знакомое пламя зажглось в ее глазах.

Не начало ссоры ранило ее глубже всего, а конец.

Он продолжил свой путь, немного успокоившись. Его волновал тот золотоволосый дворянин. Возможно, он действительно был хорошим воином, может быть, он даже влюбился в Джоан и поможет реализовать все ее планы, пойдет до конца ради нее, но ведь могло быть и не так. Он мог оказаться просто хвастливым трусом, который соблазняет женщин своей красотой и обещаниями.

Надеясь, что последнее и окажется правдой, он направился к тому, кто мог знать юного сэра Ги. Если его подозрения подтвердятся, у него появится повод сразиться с этим покорителем женских сердец.

Служанка проводила Риза в сад, где, удобно устроившись на траве, Мойра плела корзинку. Когда она была бедна, ее ремесло помогало ей выжить, теперь же она занималась этим просто ради удовольствия.

Она подняла глаза и встретила его спокойной улыбкой, которая погасла, когда он подошел ближе. Ярость все еще кипела в нем, и он решил, что она могла заметить его настроение.

Мойра жестом предложила ему сесть на землю рядом с ней, как он часто делал много лет назад, когда приходил в этот дом, ухаживая за добросердечной плетельщицей корзин. Он редко вспоминал о том времени, редко думал о том, что с ней могло произойти, сложись ее жизнь по-иному, но сейчас вплотную приблизился к этому вопросу. Мойра была самым чистым, честным и открытым человеком, которого он знал. Риз решил, что это именно то, что ему нужно в данный момент.

– Я рада, что ты пришел, – сказала она. – Я собиралась послать к тебе служанку. Сегодня днем мы уезжаем из города, и я хотела увидеть тебя перед отъездом.

– Разве ты и малыш готовы к путешествию?

– Прошел уже почти месяц. Я не какая-то изнеженная придворная дама, а малыш может спать, где бы ни находился. Аддис решил, что сейчас самое подходящее время покинуть город. Мы хотим покинуть Лондон, прежде чем начнутся осенние дожди.

Она вынула тростинку из ведра с водой и начала вплетать ее, заканчивая край корзины.

– Я отдам тебе эту корзину, подаришь ее Джоан. Она мне понравилась, хоть она и сложный человек. Мне кажется, мы с ней могли бы стать подругами, но я никогда до конца не буду уверена, что знаю ее.

Его первой реакцией на ее критику было раздражение. Он напомнил себе, что это Мойра, она никогда не придиралась к другим женщинам от нечего делать.

Мойра обратила на него свои ясные голубые глаза и слегка нахмурилась.

– А ты ее знаешь?

Еще вчера он мог поклясться, что знает, но теперь его одолевали сомнения.

– Довольно хорошо. Она улыбнулась.

– Этого достаточно.

Они болтали обо всякой чепухе, о ее детях, о его работе. Сидя вместе с ней на траве, он успокоился. Зайдя к ней, скорее, ради приличия, теперь он не спешил уходить. Если Мойра уезжает за город, когда они еще смогут так поговорить?

Она догадалась, что он пришел не только для того, чтобы повидаться с ней.

– Аддис на террасе, – сказала она, когда корзина была закончена, и вручила ему еще сырое изделие. – Скажи Джоан, что через несколько дней она будет полностью готова, высохнет – и можно пользоваться. А ты должен постараться приехать к нам в Бэрроубург. Если сможешь, привози Джоан. Я буду рада ее видеть, – она устремила на него открытый, искренний взгляд. – Ты ведь знаешь, наш дом всегда открыт для тебя и твоих близких.