Мэдлин Хантер - По воле судьбы

Неужели это так? Джоан заглянула в глубь своего сердца и поняла, что больше не сомневается в Ризе. Он не предаст и не причинит ей боли ради выгоды или безопасности.

Однако это означало, что теперь она подвергает его опасности вместо того, чтобы оградить от нее.

– Не говори ему, – попросил Марк. – Если он ничего не будет знать, это позволит нам оставаться здесь еще некоторое время, и у меня появится возможность многому научиться.

– Тебе понадобятся годы, чтобы набраться мастерства для поединка с Ги.

– Сколько бы времени у меня ни было, мне его хватит.

Тревога испуганной птицей колотилась в ее груди: своим безрассудством он убьет себя, а она не вынесет, если потеряет и его.

– Ты должен поклясться, что не будешь ничего предпринимать, не сказав мне об этом, – сказала Джоан. – Тренируйся, но не позволяй своей горячности толкнуть тебя к опрометчивому поступку. Я ничего не скажу Ризу, мы останемся, и ты сможешь упражняться. Поклянись, что выполнишь мою просьбу.

Он помолчал, затем пожал плечами.

– Хорошо, я поговорю с тобой, прежде чем отправиться на встречу с ним.

Может быть, завтра он немного поостынет? Может быть, пройдут годы, прежде чем он решит, что готов, и у нее хватит времени, чтобы заработать денег и нанять вместо него опытного воина, победителя рыцарского турнира?

Лошадь по-прежнему доставляла ей хлопоты. Даже при том что Святой Георг стоял подле нее, а не сидел верхом, корпус животного был слишком тяжел для его глиняных ног.

Не зная, как исправить положение, Джоан тяжело вздохнула. Риз выглянул из-за поднятой вертикально статуи Святой Урсулы.

– С камнем еще труднее. Прислони его к лошади и соедини их в одно целое, как делают каменщики. Это поможет удерживать вес.

Она посмотрела на фигурки – да, это должно сработать. Риз вернулся к своей работе, и его лицо снова скрылось за фигурой святой.

– И больше округли кобыле зад. Ты не привыкла лепить животных, а их нельзя спрятать за складками одежды. Сходи на конюшню и посмотри, как выглядит лошадь. Твоя от этого станет только лучше.

Он был прав. Если с первого взгляда лошадь казалась вполне сносной, то при более детальном рассмотрении отдельные ее части не совсем естественными.

Теперь, когда она задумалась об этом, ноги Святого Георга показались ей неуклюжими. Так как он был в доспехах, она не могла спрятать их, скрыть в складках одежды. Джоан улыбнулась сама себе. Ей придется получше присмотреться к ногам Риза, когда на них не будет одежды.

А пока она решила поработать над теми деталями, которые не нуждались в дополнительном уточнении. Постепенно темнело, но ей хотелось, чтобы этот день длился вечно. Как мирно они работали вместе в саду в это воскресенье! Марк ушел на речку с друзьями, и они с Ризом провели так весь день: он вырезал статую на одном конце верстака, а она лепила свою на другом. Ее творчество приобрело удивительную глубину с тех пор, как она стала заниматься им рядом с тем, кто понимал ее проблемы и при случае мог дать дельный совет.

Мы постигаем не разум, а душу. Да, именно это родство душ связывало их, даже в постели. Физическое наслаждение продолжало удивлять ее, но абсолютное единение она испытывала, когда Риз обнимал ее. Их тела могли не соединяться, но на более глубоком уровне их души уже давно слились воедино. Сегодня, увлеченные процессом творчества, создавая свой мир из мертвого материала, они продолжали постигать глубины тайн мироздания. Их души слились воедино и никогда уже не разделятся снова.

Ветерок принес прохладу, предупреждавшую, что лето подходит к концу. Цветы на клумбе у стены радовали богатством красок, они предприняли последнюю попытку остаться в вечности, выбросив семена. Дни становились все короче. Таких дней, как сегодняшний, осталось немного.

Джоан отставила статую в сторону и наклонилась, чтобы достать еще глины из кадки. Шлепнула ее на доску и принялась месить.

Риз отложил свои инструменты и, подойдя и перекинув ногу, сел на лавку у нее за спиной. Протянув руки и таким образом заключив ее в объятия, он принялся помогать ей, передавая свою силу глине. Его пальцы сжимали сопротивляющуюся массу рядом с ее пальцами, плавно скользили и касались их, восхитительно и чувственно. Сильные загорелые кисти рук Риза зачаровывали ее. От ощущения тепла за спиной вниз по ее телу пробежала острая дрожь.

– Я подумывал о том, чтобы делать плитку в мастерской Джорджа, – сказал он, наклонившись, чтобы запечатлеть на ее шее легкий поцелуй.

Джоан удивленно изогнулась, чтобы посмотреть на него.

– Не делай глупостей. Ты знаешь, что она будет плоха.

– Мне кажется, она будет довольно хороша.

– Джордж пьяный дурак. Он, если сможет, постарается подсунуть негодный товар. Один плохой обжиг – и испорченная плитка перекочует во все повозки.

– Джордж дурак, а ты нет. Я подумал, что, наверное, тебе следует управлять мастерской, пока будут делать эту плитку.

Счастливая безмятежность тут же испарилась, словно сон, отлетевший при пробуждении. Все внутри у нее похолодело. Джоан снова сосредоточилась на глине.

– Ты вернул Джорджу мой договор, и теперь я должна делать эту плитку?

– Что за глупости!

– Не такие уж и глупости, если ты надеешься, что я буду управлять мастерской.

– Я не надеюсь – просто спросил. Вчера я купил его мастерскую. С твоим уходом она перестала приносить доход, и Джордж был рад от нее избавиться.

– Ты купил плиточную мастерскую? Теперь ты ее хозяин? – она перекинула ногу через скамейку и встала, чтобы видеть его.

– Да. Единственная трудность в том, что у меня нет ни времени, ни умения, она станет мне обузой. А у тебя все это есть.

Ее сердце забилось быстрее. Если Ризу принадлежит мастерская, ему принадлежит и печь.

Риз сосредоточился на глине, словно не понимал, что только что предложил ей решение многих ее проблем, путь к осуществлению всех ее мечтаний и планов.

– Ты займешься этим?

– Конечно. Могу я обжигать там мои статуэтки?

– Ты можешь их обжигать, покрывать глазурью и брать столько глины, сколько тебе понадобится.

Джоан с трудом сдерживала радость.

– Я прослежу, чтобы ты привез королю плитку ничем не хуже испанской. Я сама покрою глазурью каждую, если в этом возникнет необходимость. Я дождусь, пока все будет готово, и лишь тогда понесу свой собственный товар на рынок.

– Мне кажется, ты можешь выкроить несколько дней до начала изготовления королевского заказа.

Она бросилась ему на шею.

– Не могу поверить, что ты сделал это. Печь! Я смогу лепить статуэтки всю зиму, обжигать их и продавать. И я непременно сделаю так, что мастерская будет приносить доход. Товар будет первоклассным, так что ты сможешь запросить высокую цену. У тебя будет прибыль, обещаю тебе.

Риз обвил ее руками, развернув к себе лицом. Притянув ее к себе на колени, он раздвинул ее ноги так, что они обхватили его бедра.

– Так же, как и у тебя: мы партнеры. Мастерская может быть моей, но умение – твое. Ты будешь получать свою половину, сколько бы ни было дохода.

Джоан с удивлением вглядывалась в его лицо. Понимает ли он, что делает? Она знала, какой доход приносила мастерская в лучшие времена, и половина от этого будет составлять почти всю сумму, что ей необходима. Следующим летом она будет близка к своей цели. И уйдет от него.

Налетевшая печаль омрачила ее радость. Она прижалась к нему плотнее, отгоняя грусть. Джоан крепко обнимала его и говорила себе, что должна быть благодарна за то, что он не понимает, что только что сделал первый шаг к их расставанию.

Его губы прижались к ее волосам. Она откинула голову, заглянула в его глаза и убедилась: он все понимает, он просто не верит, что, когда придет время, она в самом деле уйдет.

И в это мгновение она осознала, что она действительно не захочет уходить. Это означало покинуть лучшего друга, который у нее когда-либо был, и утратить самую тесную связь с мужчиной, которая когда-либо была в ее жизни. С ее уходом какой-то части ее существа уже не будет. Как только она вновь соединит осколки своей прежней жизни, появятся новые дыры, которые никогда уже нельзя будет заполнить.

Джоан предугадывала боль, которую испытает в тот день. Ее прошлое, ее семья и ее брат настойчиво требовали, чтобы она ушла. Когда-то она поклялась памятью отца, что никогда не забудет нанесенной обиды. На карту поставлено больше, чем ее покой и счастье, которое она нашла в этом саду, с этим мужчиной.

Его руки сжались, и он приподнял ее для поцелуя. Не того нежного поцелуя, с которого он обычно начинал, не осторожного, а лихорадочного и глубокого. Страсть разгоралась в ней, смешиваясь с чувством тоски, пока ее не переполнило обжигающе острое желание. Он целовал ее так, словно видел в ее глазах будущее и отчаянно стремился поспорить с ним. Как она хотела, чтобы он выиграл в этом споре!

Риз встал и, не меняя положения, отнес Джоан к кусту боярышника, сел на скамью. Она по-прежнему обвивала его ногами.

Он стянул сорочку с ее плеч и спустил до бедер, так что она собралась плотными складками вокруг талии, практически ничего не прикрывая. Его поцелуи прекратились, но страсть не остыла. Он отклонял ее назад, пока плечи не коснулись края стола, а обнаженное тело не стало похожим на одну из его статуй, лежащую на наклонной поверхности.

Его руки блуждали по ее телу. Он был творцом, а она его глиной. Он ласкал и гладил ее, передвигаясь кругами, невероятно сосредоточенно следя за своими руками. Ее собственные руки могли дотянуться лишь до его предплечий, и она отчаянно ухватилась за них, в то время как чувства, пробужденные его страстными ласками, поглотили ее сознание.

– Ты всегда начинаешь с того, что удерживаешь меня так, словно не знаешь, хочешь ли ты этого, Джоан, даже если и хочешь, – он ласкал ее грудь до тех пор, пока она не изогнулась от страстного желания. – Ты цепляешься за меня так, словно боишься того, что тебя ждет, так же сильно, как и хочешь испытать.