Стефани Блэйк - По воле судьбы

– Неотложные дела? Не будет ли невежливо с моей стороны, сэр, спросить, какого рода эти дела?

– Ничуть, мистер Уайли. Я разыскиваю женщину, которую люблю.

И Люк кратко рассказал о трагических обстоятельствах его любви к Андрии и о том, как их разлучили в Китае.

Министр иностранных дел принялся задумчиво поглаживать свою эспаньолку:

– Как вы сказали – Люк Каллаган? Каллаган… Каллаган… Так-так…

– Да, Каллаган. Эта фамилия имеет для вас какое-то особое значение? – слегка нахмурился Люк.

– Это действительно так. Из вашего короткого рассказа я могу сделать вывод, что вы мормон?

– Да, в Китае я выполнял пастырские обязанности в одной из мормонских миссий, которая и подверглась нападению бандитов.

– Скорее всего это чистой воды совпадение, но некий Калеб Каллаган – не ваш отец?

– Не некий, а просто родной отец, – улыбнулся Люк. – А откуда вы знаете моего отца?

– Относительно недавно мне представилась возможность вступить с вашим батюшкой в переписку. Он, как вам, наверное, известно, владеет на Гавайях обширными землями.

– Я никогда не следил за делами моего отца. Полагаю, что он вложил приличные средства в завод по рафинированию сахара где-нибудь неподалеку от Сан-Франциско.

– Вы абсолютно правы. А земля, которую он приобрел на Мауи и на центральном острове Гавайев, будет отдана под плантации сахарного тростника.

– Будь я проклят!

– У него еще весьма сильный интерес к выращиванию здесь домашнего скота. Главным образом крупного рогатого скота. Боже милостивый! Это – самое удивительное совпадение, с каким я когда-либо сталкивался! Как раз на прошлой неделе я получил из государственного департамента бумагу, в которой меня ставят в известность, что Калеб Каллаган намеревается иммигрировать с материка и обосноваться здесь. Вообще-то в своих письмах ваш отец несколько раз упоминал о том, что он не прочь лично ознакомиться с тем, как идут дела на его плантациях.

Люк горько улыбнулся:

– Мой отец никогда никому не доверит того, что может сделать сам. Я не жду, что наши дорожки пересекутся именно здесь, потому что через три недели отплыву в Сан-Франциско.

– В заявлении об эмиграции, поступившем в наше министерство, Калеб Каллаган перечислил имена своих жен, потому что они приедут вместе с ним.

– Да, я знаю. Это Черити и Сэйда. Ни та, ни другая не имеют к моему появлению на свет никакого отношения. Моя мать и мои сестры умерли во время долгого и опасного перехода мормонов из Ново в Солт-Лейк-Сити.

– Я только хотел сказать, мистер Каллаган, что с тех пор ваш отец взял себе третью жену.

– Что? Третью жену? – Люк расхохотался. – Старый распутник разошелся не на шутку!

– Так вот, я полагаю, вам будет интересно узнать, что…

Их беседу прервало объявление, что король Камехамеха распорядился начать празднество.

Гости направились в благоухающий ароматом роз сад, где их ожидали расставленные по кругу бамбуковые стулья и кресла. Вечер был непривычно свеж, и многие накинули на плечи кихеис – нечто среднее между плащом и халатом. Сам король облачился в богато расшитую и украшенную перьями тропических птиц мантию – символ высшей королевской власти.

В центре круга из стульев стояли танцовщицы, три ослепительно красивые девушки. Единственной их одеждой были пау – юбки из травы – и традиционные леи. В неверном свете факелов их нагие, покрытые темным загаром груди казались сделанными из до блеска начищенной меди.

Раздался рокот барабанов, и девушки начали танцевать. Двигались они удивительно согласованно, как если бы вдруг превратились в одно фантастическое создание. Движения их рук и ног словно рассказывали содержание песен, а на лицах, то и дело менявших выражение, отражалась вся гамма чувств: страсть, страх, грусть, радость.

Киано объяснял Люку и Джону смысл исполняемых песен без слов.

Руки девушек взлетели вверх и застыли, широко разведенные в стороны…

– Теперь влюбленные столкнулись с серьезным препятствием.

Пальцы устремлены вверх, руки полусогнуты в локтях…

– Он благородных кровей, а она из простых.

Руки вытянуты вперед, плечи, предплечья, кисти, пальцы неистово, по-змеиному извиваются…

– Король, его отец, отправляет сына в дальнее путешествие – на другой остров.

Руки широко раскрыты, пальцы растопырены, ладони направлены вниз…

– Ночью, накануне его отъезда, они пришли на берег океана.

Руки протягиваются вперед, тыльные стороны ладоней соприкасаются…

– Они сбрасывают одежды.

Барабаны теперь рокотали в быстром и чувственном ритме. Танцовщицы начали неистово вращать бедрами, раскачиваясь в танце страсти. Их ягодицы, бедра, ноги буквально ходили ходуном.

– Да, здесь не захочешь, а распалишься, – шепнул Люк Киано.

Тот только молча улыбнулся в ответ.

Теперь танцовщицы подражали движениям гребцов…

– Утром он отплывает на своем каноэ.

Перед глазами зрителей разворачивалась обычная для большинства народов незамысловатая история, посвященная вечной теме, с известными началом, концом и моралью.

Кончики пальцев обеих рук соприкасаются, и вдруг руки безвольно падают вниз, и девушки, присев на корточки, касаются ладонями земли…

– Наш герой гибнет от рук врагов на далеком острове.

Руки прижимаются к левой груди, глаза медленно закрываются, головы так низко опускаются, что подбородки касаются груди… Девушки одновременно падают на землю и замирают…

– А безутешная девушка умирает от горя.

На танцовщиц и музыкантов обрушился настоящий шквал аплодисментов. Девушки по очереди подходили к королю, склонялись в низком поклоне и скромно отходили. Третья девушка от избытка чувств поцеловала королю руку.

Гости начали неторопливо расходиться. К Люку подошел министр иностранных дел и отвел в сторону.

– Мистер Каллаган, кое о чем вам следует знать. Я попытался вам об этом рассказать чуть раньше, но началась хула, и мне не удалось договорить.

– Да, мистер Уайли, что вы хотели мне рассказать?

– Ту женщину, которую вы так стремитесь отыскать, зовут, если не ошибаюсь, Андрия?

– Да, это ее имя. А в чем дело?

Уайли смущенно повел плечами и отвел глаза в сторону.

– А ее китайское имя Сун Инван?

– Да, – еще больше удивился Люк. – Но каким образом вы это узнали?

Уайли тяжело вздохнул и, явно пересиливая себя, заговорил снова:

– Мистер Каллаган… даже и не знаю, как вам об этом сказать. Понимаете, дело в том… третья жена вашего отца… она… то есть она и есть ваша Андрия.

Люк почувствовал удар в голову, словно в нее угодила пуля и разнесла на мелкие кусочки. От боли он буквально ослеп, перед глазами заколыхалась кроваво-красная пелена. Вне себя от ярости, юноша грубо схватил министра за лацканы пиджака.

– Что вы такое несете? Мой отец – и Андрия?.. Да это полнейшая чушь! Бред какой-то! И как это они умудрились встретиться?

– Мистер Каллаган, прошу вас, возьмите себя в руки. Вы же сами мне говорили, что девушка была похищена и продана на невольничьем рынке в Макао. И что потом ее скорее всего увезли в один из борделей Сан-Франциско. Разве непонятно? Ваш отец купил ее у Генриетты Д’Арси, самой знаменитой владелицы публичных домов на побережье.

– Мой отец купил Андрию? – с непередаваемым ужасом переспросил Люк.

– Боюсь, что это правда, мистер Каллаган. Вам нехорошо?

У Люка не было сил ответить. Возникло жуткое ощущение, что вся кровь вытекла из его тела. Совсем. Не осталось ни капли. Его нос, щеки, губы, даже кончики пальцев стали мягкими и податливыми, как воск. Он попытался заговорить, но язык не повиновался ему, превратившись в обычный кусок мяса, наподобие коровьих и свиных языков, которые маринуют и продают на рынках Сан-Франциско.

Саван непроглядной тьмы накрыл Люка, и юноша тяжело осел на землю.

Позднее, в одной из спален королевской резиденции, королевский лекарь с мрачным видом вынес свой приговор:

– Ничем не могу обрадовать, ваше величество, хотя всем сердцем и желаю этого. У этого человека дифтерия. Тяжкие испытания, выпавшие на его долю, начали собирать свою жатву. Никто не должен подходить к нему. И буду честен: надежды на выздоровление практически нет.

Джон Йе, сотрясаясь от безутешных рыданий, припал к груди друга.

Доктор Лестер, министр иностранных дел Уайли и король Камехамеха, печально опустив головы, вышли из спальни.

Во время утомительно долгого и однообразного плавания из Калифорнии на Гавайи Андрия начала вести дневник. Она обладала прекрасной памятью и могла легко восстанавливать все события, произошедшие в ее жизни, начиная с самого раннего детства и кончая нынешним положением подопечной Калеба Каллагана.

Дневник обрел форму писем ее возлюбленному Люку. Для Андрии не было радостнее часов, чем те, когда она могла, склонившись над чистой страницей, обмакнуть перо в чернильницу и начать писать. Склонившись над тетрадью, Андрия верила, что Люк живет на небесах, куда она, вне всякого сомнения, попадет, и они снова обретут друг друга, уже навсегда. Глубоко в душе Андрия хранила свойственное всем людям Востока мистическое чувство. Она была убеждена, что, когда слова ее переходят на бумагу, они устремляются дальше, туда, в мир иной, к Люку, и он их слышит.

К тому времени, когда они добрались до места назначения, дневник Андрии пополнился еще одной записью:

«Мой дорогой Люк!

Сегодня утром мы наконец увидели Гавайи. Это было так красиво, что у меня на глазах даже слезы выступили. Мауна-Кеа, как могучий Атлант, высится посреди моря и держит небесный свод на своей спине. Как рассказал нам капитан Хайнс, у основания эта гора шириной в тридцать миль, а высота ее – ты не поверишь! – почти четырнадцать тысяч футов! Ранним утром первые солнечные лучи заиграли на ее белоснежной вершине, как в чудесной сказке. Солнце принесло тепло, и гряда золотистых облаков, лежавших на каменной груди утеса, потихоньку исчезла под его горячими лучами. Когда наш корабль подошел к острову еще ближе, мы увидели, что все горы изрезаны ущельями, по которым стремительно несутся горные реки. Чуть выше сочная, зеленая трава и тропический кустарник поднимаются по склонам до густых вечнозеленых лесов. А острые вершины Мауна-Кеа покрыты голубым льдом и ослепительно белым снегом. Какой поразительный контраст между бесконечной зимой и бесконечным летом! Капитан говорит, что на Гавайских островах можно не говорить о временах года. Температура весь год держится на отметке семьдесят пять градусов по Фаренгейту…