Антон открыл входную дверь.

— Париться звали? — жизнерадостно осведомилась Татьяна, и брюнет кинулся снимать с нее пальто.

Тут в мою душу закралось сомнение:

— А может это в самом деле был несчастный случай? Уж больно дико смотрится Антон в дуэте с помятой облезлой Татьяной. Вот ведь, пришла с мужиком, ведет себя как ни в чем не бывало, а значит, даже у таких как она имеется личная жизнь.

— Алик, — представился брюнет и протянул бутылку водки.

— Давай, Ника, сообрази чего-нибудь на стол, — вступил Антон энергично.

Он похлопал меня по спине и, довольный, вернулся к гостям:

— Пойдемте, покажу вам дом.

Я распахнула холодильник, а делегация двинулась вверх по ступенькам. При виде гостей Алиса захлопнула учебник и тут же увязалась за экскурсией.

Минут десять гости бродили по дому, заглядывали в комнаты, обсуждали интерьер, а нагулявшись, дружно десантировались в столовую. Я дернула Татьяну за рукав, указала на откровенные ляпы в отделке, как выяснилось, зря — вид у нее был явно отстраненный: она не слушала моих претензий, смотрела только на Антона, вещавшего про свой коммерческий проект.

— Вот, — объявил Антон праздничным тоном, — собираюсь предложить Татьяне ответственную должность, — и шепотом добавил, — Ничего серьезного, просто мне нужен новый зам.

Я ткнула пальцем в отвалившийся бордюр:

— Ты что, не видишь, какой это работник?

— Ладно, разберемся! — буркнул Антон и бодро зашагал к столу.

Застолье было бурным. Алик показал себя бойцом: много пил, шутил и даже танцевал. Я разрывалась между гостями и детской, мусолила бокал и озабоченно смотрела на часы.

Но вот народ засобирался в баню, я поднялась наверх, как оказалось, вовремя. Малыш уже стоял в кроватке, испуганно прислушивался к пьяным голосам.

Я поняла его на руки:

— Пойдем к Алисе, проверим уроки.

У Алисы мы провозились довольно долго — пришлось объяснять ей грамматическую конструкцию, а заодно переделывать задачку по математике.

— Посидишь с Малышом, пока я попарюсь?

— А ты надолго? — заволновалась Алиса.

— Минут пятнадцать, не больше. Зайду в парную и сразу назад. И дай ему сока! — крикнула я на ходу.


В предбаннике было темно. Алик с рюмкой в руках мирно дремал на диване. В углу в тяжелом полумраке белели две фигуры. Татьяна сидела на коленях у Антона, тот обнимал ее за талию и что-то нашептывал в самое ухо. Их простыни валялись тут же на полу, а влажные тела лоснились в свете ламп. Я вынула рюмку из рук разомлевшего Алика, полюбовалась пантомимой в стиле ню и выплеснула водку на Антона. В качестве закуски я влепила ему смачную пощечину.

— Вон отсюда! — зарычала я и запустила в них рюмкой.

Татьяна заохала, вскочила с места. Алик захлопал глазами, не в силах понять, где находится. Еще минуту он натягивал штаны на влажное тело, и все твердил «Не будем суетиться!», когда Татьяна дергала его за локоть. Наконец, расстроенный дуэт покинул баню, а я повернулась к Антону.

— Ну, что опять не так! — бравурно начал он.

— И ты вон отсюда! — произнесла я зловещим шепотом.

Антон вскинул голову, с вызовом произнес:

— А что я, собственно, сделал? — Его язык заплетался, в глазах стояла муть, — Ничего я не сделал! Я никогда и ничего себе не позволял,… заметь, ни разу! — добавил он, явно гордясь собой, — Что ты все время цепляешься?

— Пошел вон! — так же тихо повторила я.

Он поднялся на ноги, накинул простыню и вышел, шатаясь, во двор.


На улице было темно, ветер выл свою заунывную песнь, в доме играла музыка. Я прошла мимо слезящихся окон, открыла калитку и, как была в домашнем платье, побрела вдоль дороги. Мне было неважно, что будет со мной, в тот миг я знала лишь одно — мне некуда больше идти и больше некуда возвращаться.

По ту сторону

Аквариумные рыбки — забавные существа, они сонно дрейфуют из угла в угол, терпеливо ждут, когда их покормят и безропотно сносят уборку жилья. Бывают случаи, когда в один аквариум сажают особей несовместимых пород, или того хуже — добрый дяденька дарит малышу хищника в стаю к его милым петушкам. С этого дня аквариум превращается в адскую кухню, набор эпизодов из жизни двуногих. Одни обитатели методично пожирают других, отхватывая им плавник за плавником, пока беспомощное тельце не опустится на грунт и не забьется в предсмертной судороге. Сердобольный владелец, желая пресечь циничную травлю, разводит рыбок по углам, устанавливает перегородки и устраивает из аквариума подобие подводной коммуналки.

Таким образом, одна половина становится плавучим лазаретом: ее обитатели передвигаются бочком, задействуя обрывки плавников и остатки некогда пышных хвостов.

В это время их обидчики из стана блеклых и не сильно могучих особей, томятся в отсутствии жертвы и злобно треплют друг друга за морды. Но в компании себе подобных им скучно, им хочется за перегородку — в гастрономический рай. Они изучают периметр, ищут лазейку и, не найдя таковой, мечутся хаотично, имитируя охоту. Наигравшись, хищники затихают, и тогда их соседи приходят в движение. Накреняясь и вихляя, к перегородке подплывает волоокая красотка. Она расправляет остатки плавников, бьется в защитный экран, проверяет его на прочность и, о ужас! начинает искать проход на ту сторону…

* * *

Мои дворники с трудом справляются с дорожной грязью, приходится притормаживать, чтобы разглядеть разметку.

Уроки закончились, и я везу Алису домой. Дома меня ждет Малыш, он очень скучает и не любит, когда я задерживаюсь. По дороге нужно заскочить в магазин, купить яблок. Алиса любит рыжие, а Малыш — зеленые. Замечательные у меня дети, умные, добрые. Алиса учится блестяще, у нее уникальная память и хорошие актерские данные, она пишет стихи и рассказы, играет на фортепиано и говорит на трех языках. Малыш изобретает смешные словечки, шалит и рисует на стенах. Таким образом он выражает свое отношение к миру.


Я въезжаю в гараж, и Алиса выпрыгивает из машины:

— Мам, что у нас на обед?

— В школе не кормили?

— Сегодня был горох, а я его не ем.

— Тогда иди, мой руки, дам тебе курицы.

— Ура!

И Алиса мчится наверх в свою комнату. На пороге взволнованная Оленька, наша домработница:

— Малышу нездоровится, ничего не ест, жалуется на тошноту.

— Антон дома?

— Нет, стоит в пробке.

— Ясно. Пойдем, посмотрим Малыша.


Малыш в своей комнате, он бледен и вял, вокруг разбросаны игрушки, но он в них не играет.

— Мама, — кричит он и бросается ко мне на руки, — меня так тошнит!


— Что это может быть? Что он ел, Оля?

— Он не стал обедать, даже яблоко не съел. На завтрак я дала ему сырок и кашу. Все свежее.

— Свежее-то свежее, но творог надо делать самим, сейчас столько консервантов и добавок, не знаешь, что хуже.

— Ты права, но он так любит сырки…


За минувшие пять лет произошло много всего: и хорошего, и плохого: я осталась с Антоном, свекровь отписала Лере всю недвижимость, послав к черту и сына, и внука, а Лера, в свою очередь, скормила все ненасытному Паше.

Паша уверенно продвинулся к закромам и, вот-вот казалось, прильнет к дородному теплому вымени, но тут наша Лера забила тревогу и попыталась разделить счета.

Во спасение Леры, свекровь помирилась с Антоном, и после пяти лет ледяного молчания обратилась к нему за советом.

Душным июльским вечером Люся Николаевна вышла из дома и больше не вернулась. Поиски по горячим следам результата не дали. Кораблевы не сдавались и продолжали поиск, но надежды их таяли с каждым новым дождливым днем, с каждым ночным падением температур и с каждым вздохом сотрудников милиции.

Недалеко от Алискиной школы открылся детский театр. Театр небольшой, но милый. На его подмостках я поставила спектакль и получила ставку режиссера. Дело это хлопотное, но благодарное: работа с детьми чиста и безупречна. Детские души не нужно отмывать, свет проникает в них легко, ему не мешают ни фальшь, ни стереотипы. Дети знают правду и не пытаются от нее бежать. Истина им не страшна, она не может подорвать их несуществующий авторитет, она не может обнажить их слабые стороны, поскольку в их слабости кроется сила. Она не может напугать своей неприглядностью, ведь мир вокруг них, маленьких, настолько велик, что его гигантскую картинку не разглядишь целиком — она складывается, из калейдоскопа радостных и светлых эпизодов. Нет ничего, прекраснее детского таланта, и прикосновение к этой тайне осеняет всех, кто находится в зоне доступа.

Малыш уверенно движется по сцене, путается под ногами и знает наизусть все мои пьесы. Из его комнаты часто доносятся шум, громкий топот и крик: «Я — Лис! Я неприручен!». Как правило, после этой реплики нашей домработнице приходится долго убирать последствия Малышовой неприрученности.


Во двор въехала машина, хлопнула входная дверь, послышался бодрый голос Антона:

— Собралась?

— Куда?

— Забыла? Сегодня десятое, едем к Лешикам.

— Слушай, поездка отменяется, Малыш заболел.

— Чем кормили?

Оленька виноватым голосом повторила свой отчет. Я глянула на часы.

— Ладно, Оля, собирайся домой, я займусь Малышом.

— Я больше не нужна?

— Беги, тебе еще на электричку!

И Оля потопала вниз по ступенькам. В окне промелькнул силуэт, стукнула калитка, залаял соседский пес — Оля спешила на автобус.