— Нам бы отпеть по христианским законам.

— Не подлежит он отпеванию! — густо пропел иерей, — Грех на матери! Наш приход за это не возьмется.

— Неужели ничего нельзя сделать? — в голосе Антона послышались панические нотки.

— Церковь не будет отпевать вашего брата! — отрезал сановник и гордо удалился.

Мы застыли в безмолвии.

Антон первым нарушил молчание:

— Поехали в другую церковь, попробуем договориться там.

— А если и там? — спросила мать убитым голосом.

— Значит, будем искать!

Подавленные и тихие, мы вышли из храма.

— Заедем в офис, — предложил Беляков, — Осмотрим зал, договоримся насчет транспорта.


В офисе было убийственно тихо. Женщины скорбно вздыхали нам вслед, мужчины выражали сочувствие, жали руку, просили крепиться. Лера молча шла по коридору, не реагируя и не откликаясь. У входа в зал она остановилась, оглядела нас всех исподлобья, странно дернулась, всхлипнула и с громким криком кинулась к Антону:

— Поклянись, что не бросишь нас с Женькой!

Антон оторопело заморгал.

— Пропустите! Ей нужно на воздух! — объявил Беляков.

Народ загудел, расступился, но Лера не двинулась с места. Она схватила Антона за плечи, ее голос сорвался на визг:

— Поклянись, что не бросишь меня! Поклянись!

— Лера, я вас не оставлю! — смущенно произнес Антон.

— Нет-нет, ты поклянись!

Антон подхватил стенающую Леру и сквозь толпу повел к машине.

Так мы и шли сквозь строй зевак: безумная вдова на шее у Антона, притихший Беляков под руку с Эллой Ильиничной и я — бесполезный постылый придаток.

Антон открыл заднюю дверь, усадил несчастную вдову, которая тут же обмякла и завалилась на сидение. Антон нырнул в салон, привел вдову в вертикальное положение. Вдова вздохнула с явным облегчением и рухнула к нему на грудь.

— Я сяду за руль, — прошептал Беляков, — Забирайся к Антону.

В этот момент Элла Ильинична рывком открыла дверь и плюхнулась на заднее сиденье. Следующие несколько секунд я растерянно топталась на месте, а из окна меня буравили три пары глаз, чужих и мрачных. Убитая горем вдова лежала в объятиях Антона и холодно смотрела мне в лицо. И была в этом взгляде почти бычья тяжесть, усталость от моего вечного присутствия, а еще презрение к мелкой возне на фоне столь возвышенного чувства. В груди у меня разорвался снаряд, он брызнул осколками, оглушил тоской и отчаянием. Ноги мои подкосились. Смысл Лериной истерики стал прост и очевиден. Со стороны все выглядело безупречно: брат утешает младшую сестру. Любые сомнения звучали дико и бессердечно, упреки и недовольство выставляли меня полной истеричкой. Момент был выбран идеально, спланировано виртуозно — мне оставалось лишь смириться.

Как бы то ни было, сесть в эту машину я уже не могла. Что-то чудовищно неправильное творилось в ней. Я это чувствовала собственным загривком, кончиками нервов. Загнанная в угол, я готова была разорвать себе горло, чтобы не завыть на всю улицу, не кинуться, куда глаза глядят, подальше от приступов скорби, исходивших от Леры. Беляков подскочил ко мне, схватил под локоть:

— Тебе нехорошо?

Я пыталась вдохнуть и никак не могла.

— Пойдем, я посажу тебя в машину. Дыши глубже. Вот так!

Удрученная Лерина физиономия по-прежнему маячила в окне.

«Опять твои фокусы!» — эхом из прошлого долетел голос Аллы Васильевны, — «Как надоел твой вечный выпендреж! Тут люди делом заняты, а ты все портишь!»

Мы доехали до дома, и Антон потащил на себе ослабевшую Леру. Беляков побежал открывать им подъезд, а тучная Элла Ильинична так и осталась на заднем сиденье. Я помогла ей выйти из машины, довела до квартиры и оставила там утешать самую безутешную в мире вдову.

Что Лера наплела Антону, осталось для меня загадкой, но только вышел он какой-то странный:

— Ты знаешь, я принял решение: я Сашкину семью не брошу и дом на Рублевке я тоже построю. Будем жить в нем все вместе, одной большой семьей: и Лера, и мама.

— Амину тоже позовем? — не удержалась я.

Он посмотрел на меня невидящим взглядом, открыл машину, бросил короткое:

— Лера, садись!

Я взорвалась:

— Пошел ты к черту вместе с твоей Лерой! То Лера, то Амина — меня здесь просто нет!

— Ну прости, ради Бога, я совсем замотался.

— Хорошо замотался, главное, правильно: и дом один на всех, и Лера. Можно я буду звать тебя Митей, чтобы тоже не путаться?

— Я же сказал, извини!

Я села в машину, открыла окно:

— Так что, мы едем или нет? Ты что, забыл, нам нужно строить дом для Леры, а по дороге заехать в церковь, если помнишь, у нас нет священника, и некому отпевать твоего брата.


Маленькая уютная церковь парила над обрывом, будто вынесенная на берег гигантской волной. От самых ворот ее веяло покоем. Редкие посетители крестились по дорожкам, тихо молились в храме. У иконы Девы Марии батюшка долго выслушивал прихожанку, потом миролюбиво и настойчиво ей что-то объяснял. Женщина поклонилась, поцеловала батюшке руку и пошла ставить свечку. Антон двинулся прямо на батюшку и вдруг остановился в нерешительности.

— Вижу, за утешением вы здесь, — промолвил старец.

— Беда у нас, батюшка, — начал Антон, — умер брат, а отпеть его некому.

— Некрещеный или руки на себя наложил?

— Некрещеный, — выдохнул Антон.

— Были в других храмах?

— Были.

— Не берутся, — утвердительно произнес старец.

— Что нам делать, посоветуйте, — в голосе Антона послышалась мольба.

— Отпевать, — просто ответил батюшка.

— Вы нам поможете?

— Грех не помочь, но грех и отпеть. Мать уже обвинили?

— Да, — выдавил Антон, — Грех на ней.

— Сколько лет усопшему?

— Тридцать.

— Юноша совсем, — покачал головой батюшка, — Не печальтесь, грех матери приму на себя. Когда погребенье?

— Завтра, — в глазах Антона блеснули слезы.

— Вы мне записочку напишите, а в ней укажите время и место.

— Как благодарить вас, батюшка?

— За это благодарности не приму.

Антон достал бумажку, начал заполнять. Батюшка тем временем обратился ко мне:

— В семье еще есть некрещеные?

— По-моему, дочь усопшего.

— Сколько лет?

— Пять.

— Нужно окрестить.

— Я передам матери.

— Передайте, пусть не повторяет ошибок свекрови.


Панихида состоялась в большом светлом зале. Батюшка сопроводил процессию на кладбище, где и отпел некрещеного Сашку, прежде чем тот навсегда покинул наш бренный мир, с его суматохой и вечной людской неприкаянностью.

До самых поминок все шло по накатанной: мрачные лица, хроническая суета вокруг вдовы и целый водоворот внимания к ее персоне. По дороге на кладбище Лера нашла себе группу поддержки и даже устроила образцовую истерику с кошачьим воем и топаньем ножкой. В тот момент она напоминала капризное дитя, готовое пасть оземь в каком-то бесноватом пароксизме. Мужчины молча расступились, одна из женщин схватилась за сердце, а медсестра, сопровождавшая процессию, ловко сунула таблетку в рот припадочной вдове.

Поминки состоялись на закате в просторном кафе рядом с Сашкиной бывшей работой. Лера тут же залезла в президиум, с одной стороны усадила свекровь, с другой пожелала видеть Антона, но тот покачал головой и убежал ко мне за стол. Следом за Антоном на места для бедных родственников сбежал и Дмитрий Иванович. Лера проводила их печальным взглядом, кого-то заметила, снова пришла в возбуждение и с криком «Маша, Машенька, ты посмотри какое горе!» пробежала по рядам и рухнула на грудь моей соседке по столу, приятной белокурой женщине. Встревоженную Леру тут же вернули на место, а Маша смущенно присела за стол.

— Давайте знакомиться, — предложила она, — Меня зовут Маша, я живу в вашем доме на шестом этаже. Алису с бабушкой встречаю каждый день, а вас последнее время не вижу…

— Доцент МГУ! — ахнула я, — Так вот кого я обучала языку?

— Большое вам спасибо, я наконец-то выучила времена.

— Ну что вы, — улыбнулась я, — ваши домашние работы — образец научного подхода!


Весь вечер народ произносил душевные слова, горевал по Сашке, ушедшему так рано, сочувствовал близким, взывал к мужеству и терпению. Как это часто бывает, к концу поминок ряды смешались, гости разбрелись по залу. Лера окончательно перекочевала за стол массажистов и тренеров, а к нам на галерку из центра перебралась весьма деловая особа в мохеровой шапке. Ее колючий взгляд и узкие губы, которые она неприятным образом поджимала всякий раз, глядя на Дмитрия Ивановича, не понравились мне до крайности. Я поднялась из-за стола и под каким-то незначительным предлогом вышла из зала.

В холле я натолкнулась на чету Беляковых.

— Вот, решили поразмяться, — улыбнулась Наташка.

Из дамской комнаты послышались крики и странные звуки. Дверь распахнулась, оттуда выпорхнула томная блондинка и замахала руками:

— Врача, скорей врача! Лера в обмороке!

— Девочки, гляньте, что с Лерой, — приказал Беляков, — я иду за врачом.

В уборной было дымно и душно. Среди окурков лежала зеленая Лера. Ее свита бестолково топталась на месте и суматошно галдела.

— Чего столпились? — гаркнула я, — отойдите на шаг, дайте ей воздуха!

Наташка набрала в стакан воды.

— Из-под крана! — возмутились визажно-массажные девы.

Наташка отодвинула барышень в сторону, обтерла Леру холодной водой.