— Что же делать? — спросила я, по-детски глядя на Эльфа.

— Тебе — жить дальше, — посоветовал он.

— Я не о себе.

— Добрая ты моя девочка, — вздохнул Эльф и обнял меня за плечо, — мужик, если только он мужик, примет боль на себя. Он честно расскажет все сыну, поговорит с одной из вас, поставит ее перед фактом, заставит уважать свой выбор.

— А если не заставит?

— Тогда он не мужик!

— Скажи, а ты бы смог? — спросила я.

— Я решаю вопросы по мере их поступления. А вот ты сама можешь вспомнить, что чувствует ребенок, когда родители тащат его в свои игры.

— Мне было паршиво.

— И это притом, что твой отец был феноменально сильной личностью, — напомнил он, — Что говорить о нас, грешных?

— Не прибедняйся! — рассмеялась я.

— Не буду, — пообещал Эльф.

Мы вернулись к машине, когда оранжевый диск солнца приник к земле, раскрасив мир в лисьи тона. Сосны с рыжими стволами, рябая дрожь реки и медное лицо Эльфа — я словно вынырнула из темной тесной норы на свободу, в заветный край, где даже на закате можно сказать «Еще не вечер!».


Антон позвонил на следующий день:

— Куда пропала? Не могу до тебя дозвониться.

Я прикинула в уме количество часов, проведенных у телефона, и тактично промолчала.

— Завтра днем приезжает Женева, — сообщил он беспечно, — Тебе переводить!

— Как скажете, начальник!

В моей душе творился долгожданный покой.

— Жду тебя на работе!

Вот так все просто и банально. Шеф вызывает переводчика на службу. Работа ждет, вперед, холопы!


Переговоры продолжались до обеда, а в два часа галантные женевцы раскланялись и укатили в ресторан.

Я оглянулась на Антона:

— Ну что, я больше не нужна?

— Один звонок и отвезу тебя домой.

Он сделал мне знак подождать, а сам вернулся в кабинет. Через минуту я услышала сигналы громкой связи, а вслед за ними радостный голос Антона:

— Бэла, здравствуй! Чем занимаешься? Бухаешь? Молодец!

Открылась дверь, и в комнату вошел помятый Вовка Кулешов:

— У тебя есть анальгин? С утра голова раскалывается.

— Где-то был, сейчас поищу.

— Дай парочку, а то мне еще ехать на встречу с клиентом.

За разговором с Вовкой, я не расслышала дальнейших слов Антона и не узнала, чем кончились посиделки пьяницы Бэлы.

Вовка принял таблетку и сразу ушел. Я вернулась за стол, отключила компьютер, собрала свои вещи. В кабинете Антона стояло затишье, похоже, он снова забыл обо мне и по обыкновению занят собственной персоной. Я накинула плащ, сделала ручкой в сторону закрытой двери и молча вышла за порог.


У самого метро меня нагнал СААБ:

— Куда убежала? Я же сказал, довезу, — крикнул Антон в открытое окно. Он подождал, пока я заберусь в машину, выключил музыку и грустно сообщил, — Амина с сыном улетели на Кавказ.

— Какая неприятность! — произнесла я скучающим тоном.

— Сегодня вылетаю к ним, — зачем-то доложил Антон.

— Значит, снова гуляем? А когда на работу?

— Когда приеду — позвоню.

— Как скажешь…

Мне так надоело убеждать и уговаривать, объяснять, что глупые поступки таковыми и останутся, какой аргумент не подкладывай под их прогнившую основу. На этот раз я решила просто жить дальше и ни во что не вмешиваться. Чем больше усилий я прилагала, тем сильней он запутывался. Зачем тащить из паутины муху, которая настойчиво лезет обратно. И я оставила попытки. Антон готовился к привычным уговорам и, не дождавшись их, был крайне удивлен. Казалось, его задело мое равнодушие:

— А ты чем будешь заниматься?

Я улыбнулась мечтательно и беззаботно:

— Друзья зовут на яхту… Погода, понимаешь…

— Вот это да! А как же я?

— А ты приедешь — позвонишь.

— Ах, вот значит, как! — возмущение Антона прозвучало деланно и крайне неуместно, — Я за порог, а она с друзьями на яхту!

— Ты, можно подумать, в командировку едешь.

На этот раз я легко осадила Антона. Мне до смерти наскучили его остроты, попытки оседлать шутливую волну.

— Я еду к сыну, — затянул он привычное.

— Ну, кто бы сомневался! — я возвела глаза, — Как раз на это весь расчет.

Карточный финт Амины вызвал изжогу узнавания, реакция Антона — сочувствие и зрительский порыв поаплодировать эффектному кульбиту дрессированной собачки.

— Мне плевать на расчеты, я должен быть с сыном!

Антон все больше распалялся, как человек, сознающий, что делает глупость, но не желающий это признать.

Я криво усмехнулась:

— Какой же ты предсказуемый!

— Ладно, проехали! — пробурчал Антон и поджал губы.

Машина остановилась, и я жеманно помахала ручкой.

— Постой, — не удержался он, — давай погуляем по парку!

— А как же самолет?

— Самолет в семь утра. У нас с тобой целый вечер.

— Тогда беги домой, готовься в путь. Шею можешь не мыть — об этом позаботится твоя кавказская родня.


Амины нет в городе! Алисе в безопасности! Конец осадному положению!

Я скинула туфли, пробежала на кухню. Несколько длинных гудков, и мне ответил детский голосок: «Это кто? Это мама?».

Из глаз моих брызнули слезы, горло перехватило и, задыхаясь от горечи и невозможной щемящей нежности я быстро зашептала:

— Да, котик, это мама. Я так по тебе скучаю!

— Я тоже, мамочка! Когда ты меня заберешь?

— Сейчас приеду, собирайся.

Тут в разговор вмешалась бабка:

— Мы уезжаем к Людмиле на дачу. Вернемся в воскресенье. Алиска побудет на воздухе, яблок поест, поиграет с собачкой.

— Ну ладно, заберу вас через пару дней.

И я снова осталась одна…


Всю субботу мы с Митькой гостили на яхте у Эльфа. Ситуация выглядела пошловато, но вполне дружелюбно. Новый уровень наших с Эльфом отношений вполне укладывался в контекст данной встречи. Мы вели себя как старые друзья, а Митька делал вид, что ничего о нас не знает. Уже к полудню я серьезно обгорела и весь оставшийся путь просидела в каюте, обнимая стаканы со льдом.

В тот же вечер Митька укатил по делам, а я обмазала лицо сметаной, налила себе чая, забралась на диван и включила кассету. Телефон грозно тявкнул и умолк. Через минуту он тявкнул опять и полноценно зазвенел. На экране Аль Пачино с глазами бассета доказывал какому-то типу, что не нужно соваться в дела мафии, размахивал пистолетом и ни в какую не желал вести себя прилично. С третьей попытки мне удалось убавить звук на запавшей кнопке, после чего Аль Пачино молча засветил типу в глаз, прижал его к стене, и хорошо артикулируя, объяснил законы жанра.

— Алло, — ответила я, после долгой борьбы с господином Пачино.

Из трубки донесся обиженный голос Антона:

— Битый час не могу до тебя дозвониться.

— Ты где?

— В Москве. Соскучился ужасно! Где тебя носит в такую жару?

— Известно где — на яхте.

— Сейчас приеду, собирайся!

— И почему это все мной командуют? Собирайся да выходи. Как будто я сама не знаю, чем заняться! — я с возмущением швырнула пульт.

— Не болтай! Я принял решение: ты переезжаешь на Плющиху.

Кнопка на пульте спружинила вверх, и телевизор взорвался автоматной перестрелкой.

Интересно устроен наш мир: тебя срывают с места все, кому не лень, распоряжаются твоей судьбой и требуют при этом не болтать.

Я глотнула остывшего чая, и морщась от боли полезла в штаны. В телевизоре кого-то застрелили, и полицейские сирены, надсадно горланя, устремились к месту происшествия. Я нажала на кнопку, и звуки разом стихли. В образовавшейся паузе время зависло, боль от ожогов притупилась. Я оглядела комнату: диван с примятой подушкой, Алискин барашек, раскрытая книга, разбитый пульт — большой привет от Тошки, Митькины кассеты, разбросанные по столу — мой мир, готовый рухнуть от любого резкого движения. Еще неделю назад он казался мне пресным, меня влекло в дивный рай, который на поверку оказался преисподней. В том самом месте, где сходились все мосты, зияет нынче бездна, она затягивает внутрь со всеми бедами моими и печалями, а еще с горьким привкусом обиды, не дающей покоя усталому сердцу. Мой мир уже не станет прежним — он отравлен ядом, что гуляет по жилам, что проник в мою кровь вместе с жалом стыдливого убийцы.

Я выдохнула остатки раскаяния и вышла за порог.


В комнате было свежо и прохладно, кондиционер работал на полную мощь. Новая мебель стояла на своих местах, над диваном горел симпатичный светильник, на кухне висел бестолковый плафон.

— Я скоро вернусь, приготовь отбивные, — распорядился Антон и направился к двери.

Я остолбенела:

— Ты куда?

— Звонила теща, просила заехать, — Антон схватил ключи и вышел из квартиры.

— Звонила теща? Чтоб вы провалились!

Я села на диван и обхватила голову руками. Все очевидно: пора возвращаться домой, но только ноги цепенели при мысли, что Антон останется у тещи, потому что добрая старушка найдет для него кучу дел во благо сына. И будет их Антон исполнять до скончания века, а я, такая решительная и гордая, потащусь по ночному городу с чувством собственного достоинства и мыслью, что тебя в очередной раз отымели. Я встала с места, добрела до кухни, открыла упаковку, выложила отбивные на тарелку, выбрала нужный режим и включила программу. Микроволновка загудела, диск завертелся… замигали цифры…. Я прежде не готовила в печи, но тут решила рискнуть, чтобы не выглядеть хуже Амины. И без того угрюмый вид Антона не сулил никаких индульгенций и, вспомнив его кислую гримасу, я поняла, что снова чувствую себя ребенком и словно в детстве боюсь наказаний.