Я поразилась:

— Офигеть! Зачем ей это надо? Зачем платить за уроки, которые …, - я силилась найти определение той деятельности, что развернула Лера за моей спиной.

— Не напрягайся, ты не одинока, — усмехнулся Антон, — Она таким образом целое МГИМО дурачила.

В ответ я кисло улыбнулась и небрежно махнула рукой.

— Ну, с этими точно не выйдет!

— Вот тут ты права на все сто, — согласился Антон.

— Что ты имеешь в виду?

— Выпустили девушку твою на вольные хлеба.

— Допрыгалась, бестия! — констатировала я, заталкивая в рот довольно крупный кусок шоколада.

— Светлый человек, гений лингвистики! — скривился Антон.

Мне стало стыдно за свою наивность, я хитро посмотрела на Антона и с вызовом произнесла:

— В отличие от некоторых она знает Past Perfect!

— А это, между прочим, твоя вина, — завелся Антон, — Я тебя с каким условием брал на работу, а ну-ка вспомни!

— С условием совместного распития? — предположила я.

— Вот — вот, а еще обзывается! — прищурился Антон и потянулся за бутылкой.

— Опять закладываете пьянство за воротник! — в дверях стоял Александр и с видом нарколога озирал картину нашего морального падения.

— У нас уик-энд, — сообщил Антон и поднял бокал.

— Уик — чего? — переспросил Александр с поросячьим акцентом, и не дав нам опомниться, перешел в наступление, — Так вот как ты учишь английский язык!

— Ой, только не надо завидовать! Между прочим, у такого способа обучения есть масса преимуществ. Тащи бокал, буду делиться опытом.

Александр покачал головой:

— Нет, я к Лерчику еду — у нас сегодня праздничный ужин.

— По поводу?

— По поводу дня рождения твоей матери, болван!

Антон закрыл глаза и хлопнул себя по лбу.

— Пить надо меньше! — рассмеялся Александр.

— Так я же как раз по этому поводу! — сказал Антон и сунул в рот сразу пару конфет.

— Ника, на выход! — скомандовал Александр, — А тебя, алкаш, ждем завтра к обеду.

Я поднялась со стула, виновато посмотрела на Антона:

— Мне и правда пора. Если не поеду с Сашкой, придется тащиться на метро и отравлять вагон коньячными парами.

— Опять оставил меня без собутыльника! — проворчал Антон, — Ладно, иди и привет передавай.

— Кому? — удивилась я.

— Кому — кому, Тошке своей, — вздохнул Антон и закрыл недопитое зелье.


На выходных Москву накрыл первый снег, а бедный Альбатрос накрыла кучка чокнутых дизайнеров. В припадке авангардизма, эти модельеры от сохи повесили нам траурные шторы и облачили мебель в надгробные тона.

Первым моим желанием было перекреститься и немедленно впасть в уныние, поскольку теперь наш офис напоминал бюро похоронных услуг, а черные банты, внушали скорбь и сопричастность.

Исполненная чувств, я тихо просочилась на рабочее место и приняла позу немого сострадания.

Через минуту в комнату влетел Антон. Он замер на пороге, огляделся и мрачно произнес: «Кого хороним?».

Артамоныч, явившийся следом, напрягся, открыл было рот, но промолчал — как-то бочком протиснулся на место и долго не решался присесть в столь трудный для конторы час.

Когда прибыла делегация из Джакарты, мы уже немного освоились и даже начали шутить на тему пессимизма.

Два мальчикообразных господина и долговязый рыжий переводчик расположились в депрессивных креслах, уставились на черные банты.

Антон при виде гостей сразу сделался важным и повелел дать чаю и конфет.

Визитеры открыли рот, залопотали детскими голосами, а переводчик Кузя начал бойко объяснять нам чаянья гостей, их неукротимое желание осчастливить нас дарами острова Калимантан. Я разливала чай, а сама прислушивалась к их чудному диалекту, но чем дольше я слушала, тем больше удивлялась — то тут, то там выскакивали знакомые созвучия, слова и даже фразы.

«Мать честная!» — дошло до меня, — «Так это же английский!».

Мысль обдала кипятком и неприятно осела внизу живота. Кузя начал переводить Антона и последние сомнения лопнули, как льдинки в жаркий день.

Я тщетно напрягала слух, пытаясь уловить акцент индонезийцев… и понимала только Кузю. Господа из Джакарты шепелявили и подсвистывали в самых неожиданных местах, выдавали бредовые интонации и гарантированно отказывали мне в доступе в свой лингвистический мир.

Дверь тихонько открылась, и в комнату вошел седой красавец с профилем Тюдоров.

— Позвольте представить вам господина Фонтанна, нашего британского партнера, — прокаркал Кузя.

Британец извинился за опоздание, цветасто описал визит в наш дивный кафетерий и даже похвалил напиток под названием «отвертка».

Я за него порадовалась:

«Молодец партнер, не заморачивается переговорами, живет на полную катушку!».

Партнер подкрался ко мне и на ласкающем валлийском пропел о том, что хочет насладиться видом Третьяковки. Я подвела его к окну, ткнула пальцем в реставрационное безобразие и приготовилась к возгласу разочарования, но вместо этого, замечательный валлиец расплылся в улыбке и радостно изрек:

— Please, be my guide and show me every single sight!

Я с тоской посмотрела на теплую компанию переговорщиков и кротко проблеяла:

— If I could…

— Why not?

Пришлось поведать дорогому гостю о том, что с завтрашнего дня сижу на выставке кондитерских изделий и путеводной звездой его быть не могу.

— I am a great authority on sweets! — промурлыкал валлиец.

* * *

Ангар гудел и колыхался. В воздухе витал горьковатый привкус кофе, от прилавков тянулся вязкий шлейф корицы. Участники раскладывали образцы, оформляли стенды, проверяли готовность своих павильонов. Конкуренты шныряли вдоль прилавков, вынюхивали секреты и переманивали клиентов. Покупатели бродили по залу в поисках товара.

Часы летели шоколадным вихрем, аромат ванили надежно впитывался в поры, оседал на одежде, на волосах, и даже вернувшись домой, я продолжала чувствовать себя гигантской плиткой шоколада…

Уже на пороге Алиса обнюхала меня и потребовала пошлину. Я высыпала весь трофей на стол, и бабка с криками про диатез кинулась рассовывать его по тайникам. Алиса быстро набила карманы, юркнула под стол и зашуршала фантиком. Вскоре оттуда вылетела первая бумажка. Тошка погнала ее по коридору, а через мгновение мы услышали глухой удар о стену.

— Не вписалась! — констатировала Алиса и выкинула следующий фантик.

Я залезла в ванну и почувствовала, как воздух вокруг меня наполнился тягучим ароматом миндаля…

Всю ночь мне снились шоколадные пирамиды, ориентированные на западного потребителя, бисквиты и коржи, залитые глазурью, горы конфет и барханы какао, а над всем этим кондитерским Вавилоном кружил вселенский дракон по имени Гидрогенизация и норовил тяпнуть меня за ухо. Постепенно рокот усилился, карамельная глыба осыпалась мне на грудь, а дракон штопором пошел на таран. Я вынырнула из приторного марева и снова очутилась на кровати: Тошка лежала у меня на груди и тарахтела мне в самое ухо. Урча и подрагивая, она, кажется, наблюдала один из самых занимательных кошачьих снов.

Я поднялась, и Тошка выпустила когти, стараясь уцепиться за пижаму. Мягкий прыжок — и она на полу, как ни в чем не бывало, умывает свою заспанную мордочку.

Стукнула входная дверь, и два глухих удара возвестили о том, что Митька скинул ботинки. Он прошлепал на кухню, и вскоре оттуда донесся шум воды, грохот чайника, шипенье капель о плиту и хаотичное движение стульев.

Тошка бросила умываться и затрусила на звук. Митька тут же начал объяснять ей сложные финансовые схемы, а я повернулась на другой бок и провалилась в очередной корично-гвоздичный сюжет.


Утро встретило студеной синевой, узорами на окнах и хрустальным скрипом ветвей.

На остановке в общем ритме толпа выстукивала дробь. Троллейбус, пыхтя и отдуваясь, полз вверх по улице. Заметив транспорт, народ всколыхнулся, подался вперед, сзади насела грудастая тетка: она навалилась всем телом, уперлась подбородком мне в плечо, наддала пышной грудью. Ноги мои опасно заскользили, я покатилась под колеса, хватая рукой пустоту. «Кажется, все!», — пронеслось в голове, но тут чьи-то руки схватили меня за шубу и под дружный «ах!» выдернули на тротуар.

— Держись! — услышала я рядом, а в следующий миг толпа, давясь и охая, хлынула к дверям. Меня внесло в троллейбус и пришлепнуло к чьей-то мохнатой спине. Совершив кишечный спазм, троллейбус дрогнул, ухнул и тронулся с места. Полуживая, с клочком воротника в зубах, я проехала пять остановок. У метро троллейбус вырвало и, разом опустев, он налегке помчался к Соколу. Матерясь и отплевываясь, я опустилась на скамейку. Молодой человек, проскакал мимо меня, размахивая пуговицей:

— Трофейная! — крикнул он и нырнул в переход, и пуговица, спасшая мне жизнь, уехала с веселым незнакомцем.


Пунцовая от холода, я завалилась в павильон:

— Кофеин внутривенно!

— Откуда ты, деточка? — проворковал Ираклий Самуэлевич — любовь российской кондитерки.

— Из троллейбуса!

Я распахнула шубу, демонстрируя вырванный клок и отсутствие пуговицы.

— Жалко шубу! — завздыхали соседние павильоны.

— Жалко не шубу, жалко мужчин, которые позволяют такой девушке ездить общественным транспортом! — нахмурился Ираклий Самуэлевич.

Я чмокнула его в щеку и побежала в буфет.

Вокруг полным ходом шла подготовка к новому дню. Шоколадницы суетились у прилавков:.