За окнами лило, ветер ныл и швырялся листвой. Ветки секли запотевшие окна, с набережной долетал протяжный стон машин. Порыв то усиливался, то затихал, давая передышку истерзанным ветвям. Рабочий день давно закончился, умолкли голоса, затихли двери, мир погрузился в шум дождя. При свете настольной лампы я дописывала письмо бабушке, подозревая, что дома этого сделать не удастся, потому что Алиса немедленно усадит меня за книжку или утащит играть. В моменты затишья я вскакивала с места, но тут же представляла себя под дождем в холодном темном переулке, и обреченно вздохнув, возвращалась за стол. Было жаль новых сапог, а от мыслей о мокрой одежде кидало в озноб.

Ветер стенал, распалялся все больше, пока не завыл, словно раненный зверь и не захлебнулся, дойдя до высшей точки. Все шумы разом стихли, и в наступившей тишине я четко расслышала чьи-то шаги. Шаги приблизились и смолкли, а секунду спустя на пороге возник Антон. Он протопал за стол Артамоныча, открыл свой кейс и выудил на свет бутылку коньяка.

— Как жизнь? — последовал мудрый вопрос.

— Жизнь прожита не зря! — ответила я, разглядывая сильно початую бутылку.

— Стаканы неси! — коротко приказал Антон.

— Сколько?

Он оглядел пустую комнату и, совершив математический подвиг, уверенно произнес:

— Два.

Я выставила два бокала и нехотя выложила на блюдце покусанную плитку шоколада.

— Выпьем немедленно! — пригрозил Антон.

— В такую погоду можно и медленно.

Он плеснул в бокалы, и молча опрокинул свой, не тратя времени на тост.

— А знаешь, у меня машину угнали…

— Жалость-то какая! — искренне посочувствовала я, — Это ж теперь пешком да по такой погоде!

Я быстро спохватилась, понимая, что несу чушь, сравнивая бытовые неудобства с потерей боевого коня.

— В Гаи ходил?

— Всех ментов на уши поставил, — устало произнес Антон, — Ты не торопишься? Посиди со мной.

— Посижу. Все равно под дождем мокнуть, так хоть напьюсь и не замерзну.

— Намек понял! — Антон вскочил с места и с готовностью освежил мой бокал.

Глядя в его отрешенное лицо, я уже поверила, что весь шоколад достанется мне, но в этот момент он сгреб его с блюдца, сунул в рот и с хрустом покончил со всеми надеждами.

— Как тебе у меня работается? — спросил он по-отцовски.

— Работы много, зато оклад небольшой.

— Ты молодец, справляешься! А оклад я тебе повышу.

— Отличное решение, главное, не забудь о нем завтра.

— Я о тебе никогда не забуду! — поклялся Антон и вытянул шею в поисках новой плитки.

— Нету больше! — тявкнула я и достала жвачку.

В комнату заглянул Александр. Увидел нас, покачал головой:

— Спаиваем подчиненных?

— Подчиненные спиваются добровольно, — вступилась я за начальника.

— А ты, подчиненная, собирайся домой, — велел Александр.

Антон возмутился:

— Куда это ты моего собутыльника увозишь?

— Собутыльнику к детям пора, а ты давай, вызывай такси! — и Александр решительно придвинул телефон.

— Ребята, возьмите меня с собой, мне одному сидеть скучно, — взмолился Антон.

— Иди домой, а то Амине позвоню! — пригрозил Александр.

— Жене не надо! Жена пусть дома ждет, у меня сегодня большая программа, — и Антон вылил в бокал остатки коньяка.

Александр рассмеялся:

— Какая там программа? Ты на улице был?

— Бывал, — ответил Антон и поежился.

— В такси и домой!

Александр хлопнул брата по плечу и обернулся ко мне:

— Ника, на выход!

Я побросала вещи в сумку и помахала Антону рукой, тот огорченно вздохнул и поднял трубку телефона.


К большому удивлению машину отыскали. Несколько дней Антон вылизывал свою «девятку», а потом вдруг приехал на новом СААБе.

Октябрь прошелестел листвой и тихо, не прощаясь, растворился за первыми ночными заморозками.

Позднее солнце с трудом пробивалось сквозь дымку, его холодные лучи не радовали и не грели. Мороз еще не успел подернуть ржавчиной листву, и она стелилась пестрым лохматым веером, шуршала под колесами машин. Артамоныч увлеченно ваял контракт, я рассматривала прилипший к окну желтый лист, начальство стучало карандашиком по столу, вынашивая планы грандиозной сделки. В создавшейся атмосфере телефонный звонок прозвучал словно выстрел, и Антон, забыв про статус, первым поднял трубку. Какое-то время он молча слушал, потом сорвался с места и выбежал из кабинета. Мы с Артамонычем переглянулись и вернулись каждый к своему занятию.

Первая половина дня прошла без приключений, а ближе к обеду проснулась Европа и тут же дала о себе знать целой серией звонков. Вслед за звонками полезли длинные языки факсов, народ выстроился в очередь за подписью.

С отчаяния я набрала Александра.

— Антона не жди! — отрезал он.

— А что нам делать со всей этой канцелярией? Мы тонем в факсах, Женева обрывает телефон, менеджеры задают вопросы, а мы не знаем, что им отвечать.

— Сейчас поднимусь, помогу разобрать самое срочное, — пообещал Александр.

Артамоныч взял со стола зажигалку и вышел из комнаты, я покопалась в столе и включила компьютерную игру. Александр все не шел, и я успела победить целую дюжину монстров, когда Артамоныч влетел в кабинет, дыша никотином и вестями:

— У Антона ограбили квартиру. Жена ввязалась в драку, теперь лежит в больнице.

Я ошарашено захлопала глазами:

— Кажется, у нашего шефа нелады с мирозданьем. Или черная полоса?

— Сейчас у всех нелады с мирозданьем, — весомо заметил Артамоныч, — но у Антона они какие-то глобальные.

Вошел Александр:

— Самые срочные факсы, договора на подпись!

Мы засуетились, зашуршали бумажками и совершенно выпали из реальности. Опомнились через час, когда за Александром закрылась дверь, а мы так и не задали ему ни одного вопроса о судьбе Антона.

Два дня мы сиротами бились над контрактом. Казалось, все нас бросили на произвол судьбы и факсов, а в пятницу утром явился Антон, привычно бодрый и веселый. Без лишних слов он приступил к делам, и до самого вечера мы заносили хвосты, объяснялись с Женевой, отвечали на письма, принимали посетителей и разгребали текучку. День получился настолько ударным, что не дождавшись шести, Артамоныч сбежал, оставив на столе пустую пачку сигарет да чашку остывшего кофе. Следом за Артамонычем уехал и Антон. Я шумно втянула носом кофейно-табачный букет и придвинула свежую стопку бумаг. Когда последний факс обрел свой перевод, в дверях появился Антон. Он уверенно прошел на место Артамоныча, сдвинул папки на край стола, а на их место водрузил бутылку «Мартеля».

— Не торопишься? — произнес он, скорей, утвердительно.

Я догадалась:

— Опять будем пьянствовать?

— Будем, — обнадежил он и присовокупил к бутылке увесистый пакет.

Пока я протирала бокалы, он извлек из пакета яблоки, лимон и коробку конфет.

— Я помню, как в прошлый раз ты пыталась зажать закуску. Вот, держи, и ни в чем себе не отказывай!

С этими словами он вынул из пакета большую плитку шоколада.

— Спасибо, господин начальник, а теперь, следуя доброй традиции, давайте повышать оклад.

— Не так часто, — возмутился он, — бери пока шоколадом.

— А в прошлый раз повысили, — заныла я.

— В прошлый раз мне машину вернули.

— А в этот раз ничего не вернули?

— Нет, — поставил он точку на всех разговорах.

Я смирилась с судьбой и даже помыла яблоки.

— Сегодня напиваться будем культурно, — пригрозил Антон, — поговорим о книжках, которые ты читаешь, потом объяснишь, зачем обозвала компьютер Тошкой, ну и в конце программы расскажешь, как познакомилась с Сашкой.

— Ух ты! — поразилась я, — Домой не пойдем?

— Это как карта ляжет, — ответил он и налил по первой, — Давай, колись, зачем мое имя на компьютер повесила?

— С чего ты взял, что оно твое?

— Так ведь Тошка…

— Это ты для брата Тошка, для жены, для Эллы своей Ильиничны. А для меня ты — господин начальник Денисов.

— Тогда не понял, — обиделся он.

— Тошкой зовут мою кошку-бандитку, арбатскую нечисть, которая терроризирует мой дом.

— Ну и дела… А зачем кошку моим именем назвала?

— Из лести! — процедила я.

— Тогда рассказывай, чего читаешь, — и он налил по новой.

Следующие пять порций коньяка я докладала про Кастанеду, про измененное сознание, нагваль и тональ. Когда бутылка подошла к середине, Антон начал понимать все про точку сборки и даже чуточку занагвалил.

— По регламенту у нас Сашка, — напомнила я, когда «место без жалости» к спиртному было успешно пройдено обоими.

Антон нахмурился:

— Лерка, подружка твоя, взялась выписывать меня из квартиры. Вот не сидится ей без интриг! Большей стервы в жизни не встречал!

Мне стало обидно за Валерию, которая, как мне казалось, на стерву пока не тянула. Так мелкая пакостница, интриганка, но не стерва. И я решила заступиться, чувствуя, как волна пьяной любви к человечеству подкатывает к горлу.

— Ты хоть знаешь, какая она ученица! Таких учениц и на свете-то не бывает!

— Это точно!

— А как она любит учиться! И вообще — это светлый, добрый человек, — меня уже несло по следам Остапа.

— Стоп, стоп, стоп! Вот с этого места поподробней, — вступил в дискуссию Антон, — Во-первых, никакая она не ученица, а проныра, — и в ответ на мой возмущенный жест, добавил, — У тебя есть соседка по имени Маша, так вот она за Лерку делает уроки. Нашла мне тоже ученицу! На самом деле, английский ты преподаешь доценту МГУ. Кстати, доцент тебе за это благодарен.