Джереми усмехнулся, высыпал порох обратно в мешок и снова подошел к выходу. Один из его стражей поднялся и направился к краю площади, где сидел высохший, как чернослив, седобородый торговец лепешками. Старик испуганно сжался, когда дервиш запросто взял три лепешки и вернулся к приятелям. Рассудок Джереми вмиг прояснился. Теперь его мозг работал четко, как часы, рассматривая разные возможности, оценивая время, шаг за шагом обдумывая дальнейшие действия.

Он снова вернулся к мешкам, взял самый верхний и рассыпал его содержимое толстой извилистой «змейкой», начиная от входа и кончая стеной, возле которой лежали остальные. Потом вылил из сосудов всю воду, та мгновенно впиталась в земляной пол, и разложил несколько мешков по комнате. После этого Джереми подсел к тазу и принялся дуть на угли, пока над ними, разбрасывая искры, не взметнулись язычки пламени. Джереми взял деревянную ложку, зачерпнул несколько тлеющих комочков и высыпал их у входа, где начинался его импровизированный «фитиль». Дождавшись, пока дерево разгорится и задымит, Джереми встал и вышел на площадь.

Краем глаза он видел, как вытаращились на него дервиши и как схватились за копья, когда он как ни в чем не бывало продолжил идти дальше. Джереми не оглянулся, когда сзади послышалось шипение и плевки и грянули первые робкие взрывы. Грозное рычание его стражей сменилось криками, перешедшими в истошные вопли, и Джереми скривил губы в усмешке.

Вскоре громовой удар потряс воздух, а за ним еще один и еще. Нарастающий гул толпы прорвался визгом и испуганным ревом. В спину Джереми ударила взрывная волна, чуть не сбившая его с ног. Кто-то схватил его за плечо, но он не остановился. Толпу на площади охватила паника. Джереми ударили локтем в бок, он покачнулся, но продолжал идти, ни на кого не обращая внимания. До него как будто тоже никому не было дела.

Свободен, свободен, свободен… Сердце билось легко и сильно. Джереми запрокинул голову и рассмеялся во все горло, как делал когда-то давно, еще в детстве.

Там, за его спиной, Омдурман погружался в хаос.

– Что это было?

Грейс испуганно взглянула на Аббаса. Они уже достигли глиняных хижин на окраине города, когда воздух потряс первый взрыв. Два других грянули, лишь только путники успели остановить верблюдов. Оба смотрели на облако дыма, нависшее над низенькими строениями, между которыми уже сновали люди.

– Ничего хорошего, – пробурчал Аббас. – Мы возвращаемся.

– Нет! – Грейс вздрогнула от собственного голоса. – Нет, пожалуйста!

– Через день-два все утрясется, – успокаивал ее Аббас.

– Прошу тебя, Аббас, – умоляла Грейс. – Я не выдержу ни дня…

Лицо драгомана омрачилось, как будто где-то внутри него поднималась буря. Он вытянул огромную руку в направлении охваченного паникой города и сощурил глаза:

– Отныне я глух.

– Пожалуйста…

Аббас опустил взгляд, бормоча длинную тираду по-арабски. Она звучала угрожающе, но тем не менее, к величайшему облегчению Грейс, драгоман поставил своего верблюда и верблюда с поклажей на колени.

– Как зовут твоего друга? – спросил Аббас, вешая на плечо ружье и сумку.

– Я пойду с тобой.

Драгоман повернулся и обнял ее за плечи.

– Только не сегодня. В городе беспорядки. Или я один, или никто.

Грейс проглотила слезы.

– Джереми, – прошептала она. – Капитан Джереми Данверс. – Она вытащила из сумки замусоленную фотографию и ткнула пальцем: – Вот он.

Аббас что-то пробурчал по-арабски и спрятал снимок в карман.

– У тебя есть деньги?

Грейс протянула кошель, из которого драгоман, не стесняясь, взял немалую сумму.

– Оружие? – продолжал допытываться он. – Оно заряжено?

Грейс кивнула, похлопав себя по бедру. В кармане штанов она носила револьвер.

Аббас положил руки ей на плечи и надавил так, что она опустилась на корточки.

– Вот так и сиди до моего возвращения, – приказал он. – Никуда не уходи и ни с кем не заговаривай. Стереги верблюдов и наше добро. Стреляй только при крайней необходимости. Ясно?

Грейс кивнула. Она чувствовала себя несправедливо наказанной школьницей. Однако обида вскоре улеглась, уступив место смешанному с тревогой чувству благодарности, а где-то в глубине души с новой силой затеплился лучик надежды.

Не прекращая бормотать арабские фразы, Аббас заложил руку за оружейный ремень и зашагал в направлении охваченного волнениями Омдурмана.

Грейс уселась на землю и смотрела ему вслед, пока у нее не заболела шея. Потом она завернулась в шаль и приготовилась ждать. Колени ее задрожали, и ей пришлось обхватить их руками и еще больше сжаться в комок. «Пожалуйста, дорогой Боже, – мысленно повторяла Грейс, – сделай так, чтобы Джереми нашелся! Верни его домой живым и невредимым! Если он еще жив, если он вообще в Омдурмане…» Она молилась о том, что составляло единственный смысл ее путешествия, что помогало ей вынести все его тяготы. Сама мысль о том, что она изначально гналась за химерой, была невыносима. Грейс не знала, как ей выдержать обратный путь, не имея в сердце надежды. А если в ближайшие несколько часов с Аббасом в Омдурмане что-нибудь случится, все будет потеряно окончательно.

Я прошу тебя, дорогой Боже, чтобы наши усилия не пропали даром! Я умоляю, верни его мне… Пожалей меня… К Тебе, к Тебе взываю я из бездны…Взываю… Взываю…

Аббасу не удалось как следует углубиться в город. Сновавшие вокруг испуганные люди то и дело толкали и задирали его. Дервиши с копьями и саблями наголо призывали народ к порядку. Он шел, не обращая на них внимания. Хотя Аббас приезжал в Омдурман не в первый раз, в лицо его здесь знали немногие. Любому с первого взгляда было ясно, что он араб, а следовательно, чужак. А к чужакам в Омдурмане всегда относились с подозрением. За себя он не боялся. Слишком часто приходилось ему смотреть в лицо смерти, полагаясь на волю Всевышнего. Но там, на въезде в город, осталась мисс Грейс, которая доверилась ему, и теперь для него стало делом чести вернуть ее в Каир живой и невредимой. А потому, вот уже во второй раз почувствовав на себе настороженный взгляд дервиша, Аббас развернулся и, не торопясь, двинулся в обратном направлении. Хотя прекрасно знал, с каким разочарованием в глазах встретит его юная спутница.

Джереми брел дальше, прочь из города, чтобы провести ночь где-нибудь на берегу Нила, в котором воды больше, чем он когда-либо сможет выпить, и, уж конечно, хватит на то, чтобы смыть с себя грязь Омдурмана и Сайера. А утром он вернется в город и попробует раздобыть себе еды и какое-нибудь ездовое животное. Не исключено, что Слатин прав и Джереми не сможет вырваться из Омдурмана. Он не знал, какое расстояние ему предстоит преодолеть, и имел в голове лишь самое общее представление о той части Судана, в которой находился, основанное на картах и личном опыте. Быть может, Слатин прав, и Джереми погибнет где-нибудь в пустыне. Но, по крайней мере, он умрет свободным человеком.

Он потер глаза костяшками пальцев, потом краешком джиббы. В дрожащем, как желе, воздухе нарисовались силуэты трех верблюдов на голой земле. Они выглядели истощенными и грязными, вероятно, им пришлось преодолеть неблизкий путь. Джереми медленно пошел по направлению к животным, уверенный, что со следующим его шагом они рассеятся в воздухе, как плод его больного воображения или обычная для пустыни фата-моргана.

Но верблюды не исчезали. Они моргали мохнатыми веками и скучающим взглядом озирали местность. Джереми решил обойти их с другой стороны, чтобы увидеть того, кто прячется за их спинами, и не попасть в ловушку. Под его ногой хрустнула толстая сухая ветка. Джереми поднял ее, взвесил в руке и сделал следующий шаг.

За верблюдами, скорчившись на земле, сидела женщина. Лицо и волосы она укрыла платком и выглядела изможденной и жалкой. Должно быть, это была старуха, одолеть которую Джереми не составило бы труда. Женщина ритмично раскачивалась то в одну, то в другую сторону и что-то бормотала при этом. Джереми подумал, что ее могли оставить здесь, потому что она безумна. Он ведь тоже блуждал в царстве демонов, пожирающих рассудок, но, в отличие от таких, как она, сумел найти дорогу назад.

Пожалей меня… К Тебе, к Тебе взываю я из бездны… Взываю… Взываю…

Джереми почувствовал, как в нем поднимается волна жалости. Он тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, поднял ветку и сделал следующий шаг.

Позади раздался сухой щелчок. Пальцы Джереми разжались, и он медленно повернулся. За его спиной стоял огромный, как медведь, мужчина, кожа которого имела цвет кофе с большим количеством молока. Безбородое лицо с будто высеченными из камня чертами выглядело решительным и сосредоточенным. Мужчина целился в него из ружья.

Джереми презрительно усмехнулся.

– Стреляй! – сказал он по-английски. Лицо мужчины разгладилось, однако ружья он не опустил. – Стреляй! – громче повторил Джереми. – Чего ты ждешь?

В этот миг с другой стороны раздался сдавленный крик, и Джереми невольно пригнулся, потому что женщина налетела на него, как птица, и обвила руками его шею. Он почувствовал ее слезы на своей груди и запах мокрой травы, смешанный с пряным, древесным ароматом, напоминавшим корицу. Не успел Джереми и глазом моргнуть, как с головы женщины упал платок и по плечам рассыпались пшеничного цвета волосы.

– Я нашла тебя. – Голос женщины звучал хрипло, как будто ей в горло попали пыль или песок. – Я нашла тебя.

47

Веки Грейс затрепетали под первыми лучами бледного утреннего солнца. Она поежилась, открыла глаза и вдохнула в себя воздух пустыни с его вечным пыльным привкусом. Потом повернула голову и улыбнулась. Джереми лежал рядом, подперев голову руками, и внимательно смотрел на нее.

– Доброе утро, – сказала Грейс. – Неужели это не сон?

Она заметила, как приподнялись уголки его губ под жесткой, косматой бородой. Он собрался было ей ответить, но тут взгляд Грейс скользнул по его запястьям, оголившимся под рукавами джиббы, и Джереми почувствовал, как угасла улыбка на ее лице.