Ада фыркнула.

– Большое спасибо.

Ройстон усмехнулся.

– Всегда к вашим услугам, юная леди. Можно взглянуть? – Он потянулся к этюднику.

Некоторое время Ада медлила, а потом подала ему деревянный ящичек с лакированной крышкой.

Когда Ройстон его открыл, у него перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы. Он долго вглядывался в эскиз. Вот Саймон с мячом в руках. Как напряжены его мускулы! Он вот-вот бросится вперед. Ройстону послышался глухой удар кожаного яйца о землю и дружный рев: «Сюда! Сюда! Давай же, мазила!» Как молоды они были тогда, как мало знали о жизни. Боль когтями вцепилась Ройстону в сердце.

– Тебе удался этот рисунок, – прошептал он. – Здесь все: его черты, манера двигаться…

– Я так боюсь забыть его, – прошептала Ада. – Вот уже почти пять лет, как его нет с нами.

– Этого не случится, – ответил Ройстон, возвращая ей этюдник. – Ведь я помню о нем все.

Ада погладила пальцами край деревянной крышки.

– А ты его видел… после?

Ройстон кивнул.

– Как ты думаешь, он сильно страдал?

– Я не знаю. – Ройстон говорил как бы через силу. – Но если и так, то недолго. Саймон… – Ройстон сглотнул, представив себе покрытое черными ранами неподвижное тело Саймона. – Все выглядело так, будто он спит. Да, спит… – Ройстон вспомнил, каким неожиданно тяжелым оказался Саймон у него на руках. – Мы с Леном похоронили его.

Ада кивнула, и по ее щеке скатились две слезы.

– Это хорошо, спасибо.

Ройстон осторожно коснулся ее руки.

– Ему бы не понравилось, что ты так страдаешь. Оплакивай его, но не страдай.

В глазах Ады загорелись гневные искорки, и ее лицо оживилось.

– Но это глупости, Ройстон! Ты не представляешь, сколько раз я уже это слышала. – Слезы снова хлынули у нее из глаз. – Это так больно, Ройстон! Даже после стольких лет!

Ройстон подвинулся ближе, отложил этюдник в сторону и прижал Аду к себе. Он почувствовал, какая она беззащитная и хрупкая, словно выпавший из гнезда птенец, и у него защемило сердце.

– Я знаю, – ответил он. – Мне тоже, моя маленькая Ада. Не так, как тебе, но тоже…

Некоторое время они молчали.

– Если я чему и научился на этой проклятой войне, – сказал вдруг Ройстон, – так это ценить жизнь. Ну, хорошо… – Он сухо рассмеялся. – Мне не нужно много. Сохранить то, что оставили мне мои предки, – вот все, чего я хочу. Вероятно, не самая благородная цель и не самая достойная. Но все-таки цель.


Грейс остановила кобылу неподалеку от края леса и выскользнула из седла. Старательно обвязав вожжи вокруг ветки орешника, она ласково потрепала лошадь по крупу, вошла в заросли и остановилась. Последний раз она была здесь в мае прошлого года и вот опять не выдержала. Грейс сжала кулаки, чтобы придать себе мужества, и пошла по высокой траве, хрустя сухими ветками.

Перед ней снова раскинулось голубое море, переливающееся оттенками ультрамарина. Тысячи и тысячи колокольчиков, едва уловимый запах которых уплотнялся до голубой дымки у края поляны. Грейс вытерла мокрые щеки и шагнула в лазурные волны.

Она легла в траву и долго смотрела на раскинувшийся над ней зеленый полог дубовой кроны. Джереми. Джереми. Грейс перевернулась на живот и поковыряла пальцем землю.

Джереми.

36

– Мне подождать вас, мисс? – вежливо осведомился кучер, принимая у Бекки деньги.

– В этом нет необходимости, домой меня отвезут, – быстро ответила она.

Бекки не любила лгать. Во-первых, потому, что это грех, а во-вторых, ей это было трудно. И вовсе не потому, что Бекки имела такую чистую душу. Просто ложь тяжело выдержать до конца, не упустив из памяти ни один из ее моментов. «Это всего лишь хитрость, – сказала Бекки самой себе. – Хитрость во благо».

Еще не успели отъехать от дома доставившие ее из Гилфорда дрожки, а Бекки уже взбежала по ступенькам и ударила бронзовым молоточком на входной двери. Завидев горничную, она широко улыбнулась.

– Здравствуй, Лиззи.

Смущенная Лиззи сделала книксен.

– Добрый день, мисс Пекхам. Мисс Грейс, к сожалению, нет дома.

– О, я знаю. Но меня ждет мистер Стивен, – снова солгала Бекки.

Лиззи смутилась еще больше. Молодой хозяин отпустил сиделку еще до ужина, хотя в доме не было никого, кроме мисс Ады, которая уже легла. Полковник пошел прогуляться с Генри, леди Норбери приглашена сегодня на чашку чая в Гивонс Гров, а мисс Грейс уехала на выходные. Мистер Стивен ясно дал понять, что тревожить его не стоит.

– Правда, он ждет, – уверенно добавила Бекки, передавая Лиззи перчатки и шляпку.

– Я доложу ему.

– Ах, в этом нет необходимости, – заверещала Бекки. – Я сама его найду. Он ведь не мог далеко… – Бекки прикусила губу, проклиная свою бестактность. – Я посмотрю сама.

– Хорошо, мисс Пекхам, – ответила Лиззи. – Если я понадоблюсь – только позвоните.


Стивен подъехал к двери отцовского кабинета, нажал на ручку, изо всех сил толкнул створку и с грохотом преодолел порог. Потом, развернувшись, как мог бесшумнее закрыл дверь. Он не хотел терять драгоценного времени. Он долго ждал этого дня и позаботился о том, чтобы его не беспокоили. По крайней мере, некоторое время.

Стивен презрительно оглядел гравюры с батальными сценами и направился к письменному столу. Порывшись в верхнем ящике, он отыскал маленький ключ и, зажав его между зубами, подъехал к шкафу с глобусом.

Открыв дверцу среднего отделения, Стивен принялся перебирать коробки с оружием.

– Так… посмотрим, есть ли здесь что-нибудь интересное… – бормотал он себе под нос. – Ага! «Уэбли», как мило… Старый приятель…


Стивена нигде не было, и Бекки чувствовала, как в душе поднимается страх. Она осмотрела все комнаты на нижнем этаже, даже прошла в гостиную со стеклянной дверью, чтобы заглянуть в сад. Она помнила, как Стивен смотрел на нее последний раз. Со смешанным выражением усталости и дикой решимости. Поначалу это ее просто встревожило, а потом мрачные предчувствия вытеснили из головы остальные мысли. Сегодня у Бекки появилась редкая возможность поговорить с ним с глазу на глаз. И, быть может, кое в чем убедить.

Оставалась одна комната, кабинет полковника. Для посетителей она считалась запретной. Но и Грейс, и Стивен, и Ада переступали ее порог не иначе как с разрешения отца, об этом Бекки знала с детства. Тем не менее это была ее последняя надежда. Бекки приложила ухо к двери. Изнутри послышался шорох, щелчок и тихий стук по дереву.

– Стиви? Это я, Бекки. Я знаю, что ты здесь.

– Пошла вон!

Бекки облегченно вздохнула, собрала в кулак все свое мужество и решительно вошла в комнату, прежде чем Стиви успел запереться изнутри.

– Я же сказал, пошла вон! Разве ты не видишь, что я занят?

На мгновенье Бекки парализовал ужас. Но не от того, что он ей говорил. Она увидела револьвер, который Стиви, по-видимому, только что отнял от виска.

– Нет, Стиви, нет… – прошептала Бекки. – Убери это штуку.

Ее глаза расширились. Теперь черное дуло было направлено на нее.

– Немедленно. Выйди. Вон.

– Нет, Стиви. – Бекки тряхнула головой и сделала несколько шагов в глубь комнаты, глядя Стивену в глаза. – Ты не сделаешь этого. Ты не причинишь вреда ни себе, ни мне…

– Ты действительно такая дура или только притворяешься? – Голос Стивена дрожал от злобы и отчаянья. – Выйди вон и оставь меня одного.

Бекки приблизилась еще на два шага, на сводя глаз с его лица.

– Опусти эту штуку.

Рука Стивена дрогнула, и Бекки уже решительнее сделала следующий шаг.

– Уйди прочь!

Но в следующую секунду стыд и отвращение заглушили в нем все остальные чувства. По комнате распространился резкий запах, и Стивен понял, одновременно с Бекки, что содержимое его мочевого пузыря вылилось в свернутую пеленку, которую ему подкладывали в трусы. А потом опорожнился и кишечник. От тяжелой, удушающей вони у Бекки закружилась голова.

– Уйди, Бекки, уйди… пожалуйста..

Руки Стивена дрожали.

– Сначала дай мне эту штуку.

Бекки не знала ни как называется это оружие, ни как лучше за него взяться, чтобы оно случайно не выстрелило. «Надо будет спросить Грейс», – пронеслось у нее в голове. Но Грейс рядом не было.

И тут Стивен почти завизжал, высоко и пронзительно, как будто ему сдавили горло:

– Уйди-и-и! – Его нижняя челюсть задрожала, а потом отвисла. – Уйди-и-и-и!

Обеими руками Бекки схватилась за пистолет и осторожно вытащила его из ослабевших пальцев Стивена. Оружие оказалось на удивление тяжелым. Бекки положила пистолет на стол, дулом к окну, так далеко, чтобы Стивен не мог до него дотянуться.

Стивен закрыл ладонями лицо – его тощие руки выглядели необыкновенно длинными и костлявыми – и заплакал. Бекки в жизни не видела таких рыданий, а уж она-то, дочь пастора, несмотрелась всякого! Были люди, потерявшие детей или родственников, тяжко согрешившие или кем-то обиженные, те, кто не знал, где добудет назавтра кусок хлеба, и те, кому оставалось жить считаные дни.

Стивен ревел, как раненый зверь. Его тело сотрясалось от рыданий, слезы ручьями стекали между пальцев и струились по запястьям.

Бекки подошла еще ближе и встала рядом с креслом. Она протянула руку и некоторое время держала ее над головой Стивена, а потом опустила, погрузив пальцы в его мягкие, как птичий пух, волосы. Она вздрогнула, когда он поднял голову и, обвив бедра руками, ткнулся лицом в ее подол, который тут же промок насквозь.

А Бекки все гладила и гладила его по голове, как будто не могла остановиться.


Лежа в кровати, Стивен крепко зажмурил глаза. Стыд огнем выжигал ему внутренности. Он был голый, потому что заправленная в штаны рубаха тоже пропиталась мочой. Он не чувствовал, как давил в спину край резинового коврика. Он вообще ничего не чувствовал ниже пояса. «Мужчина без нижней половины», – подумал он. И тут же понял, как хотел бы, чтобы это действительно было так. Потому что именно нечувствительная нижняя часть причиняла ему столько унижения и страданий.