И в то время, когда в Англии, в графстве Суррей, горстка молодых людей наслаждалась счастливейшим летом своей жизни, Мохаммед Ахмед собрал самых важных шейхов Судана на острове Абба. Одни из них прибыли из Дарфура, другие – из Кордофана, третьи – даже с побережья Красного моря. «Да, это я! – возвестил он. – Я – тот, кто был вам заповедан и кого вы ждали. Я – Махди».

«Слава да пребудет с теми, кто останется в живых, – говорил он, – и да не оставит погибших Аллах своей милостью. Эта страна должна быть очищена от турок. Лучше тысяча свежих могил, чем одна монета в карман нечестивых». А потом все повторяли за ним, как заклинание: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – Пророк Его. И Мохаммед-эль-Махди идет по стопам Пророка».

Махди явился! Эти слова пали на нильскую воду, подобно ароматным розовым лепесткам, и быстро разнеслись ее течением от лодки к лодке и дальше – к берегу. А там караваны понесли их с юга на север, а оттуда – на восток и запад. Не обошли они стороной ни одной деревни и ни одного племени. Это была радостная весть. Женщины делились ею друг с другом у колодцев, а мужчины обсуждали ее в кофейнях. Сам Махди писал об этом в листовках, которые десятками разносили по стране и вручали всем важным сановникам.

Весть о Махди долетела и до Каира, но там ей внимали неохотно. В Хартум пришел приказ бросить двести солдат на подавление мятежа на острове Абба, а сумасшедшего, выдающего себя за Махди, схватить или, еще лучше, уничтожить. Но не успели солдаты опомниться, как последователи Махди атаковали их с дубинками в руках. Они кололи их копьями, рубили саблями и забивали камнями, пока не уничтожили всех. «Победа! Победа!» – кричали повстанцы, взметая к небу окровавленные кулаки. «Мы вернем себе нашу землю! Смерть туркам! Во имя Аллаха и Махди!»

25

Стивен ступал по песку, вздымая золотистую пыль. Что, собственно, было нужно? Еще раз проверить все обмундирование; пополнить запасы провианта, воды и боеприпасов; вычистить и смазать оружие… Нет, он ничего не забыл, все в порядке.

Стивен опустился на колени, а потом сел на землю. Она оказалась холодной. Тем не менее Стивен снял сапоги и носки и погрузил голые стопы в липкий, мучнистый песок. На душе сразу стало легче, словно от чего-то освободился. Высокое, неприветливое небо походило на туго натянутое серое полотно. С моря дул прохладный ветерок, чистый и свежий. Некоторое время Стивен сидел и смотрел на воду лагуны и набегающие на берег волны, на гряду островов, ломающих едва заметную линию горизонта, коричневых, как горб верблюда. Потом вынул из кармана кителя записную книжку, в которой время от времени записывал то, что казалось ему важным, или просто фиксировал разные мысли, открыл чистую страницу и достал карандаш.

Тринкитат, 28 февраля 1884

Дорогие Адс и Грейс!

Спасибо за ваши теплые письма. Они дошли до меня с опозданием, потому что с некоторых пор мы не в Каире. По железной дороге и морем (в битком набитых вагонах и трюмах, как скот) нас доставили в Суакин, портовый город на Красном море, который расположен уже на территории Судана, где нам и предстоит в ближайшее время квартировать. Вот уже несколько дней мы находимся к югу от него, в Тринкитате, посредине Великого Ничто. Кругом, куда ни бросишь взгляд, лишь песок да вода.

Вы, конечно, уже знаете из газет, что посланные в сентябре в Судан египетские войска под командованием Хикс-паши в начале ноября были наголову разбиты сторонниками Махди под Эль-Обейдом и пали до последнего человека. (Читают ли у вас об этом вообще? Я видел здесь репортеров, однако мне все чаще представляется, что мы находимся на краю света и занимаемся делами, которые, в сущности, никого не интересуют. Поэтому, если я досаждаю вам новостями, которые тревожат вас не более, чем прошлогодний снег, прошу меня простить.)

Страна словно охвачена пожаром. Говорят, весь юг, вплоть до Хартума, в руках Махди и с каждой новой победой у него прибывает как сторонников, так и огнестрельного оружия, а значит, и силы. Мне кажется, для нашего правительства было бы разумным уговорить хедива уйти из Судана. Пусть Махди делает здесь что хочет! И уж с чем я совсем не могу примириться, так это с желанием египтян загребать жар руками британских солдат! При чем здесь мы? Почему мы должны наводить порядок в Судане и заменять собой выбывших из строя солдат хедива? Правительство Гладстона не хочет ввязываться в египетские дела в Судане, и тем не менее мы здесь!

С другой стороны, я вполне допускаю вмешательство в интересах мирного населения и для его защиты, и это единственное, чем может быть оправдан наш поход. В конце концов, речь идет об эвакуации гражданского населения Хартума, а это много тысяч людей. Ради этой цели сюда вызвали даже отставного генерал-майора Гордона. Он знает город, даже был одно время наместником хедива в Судане. Вот уже две недели как он готовит эвакуацию. А мы должны обеспечить коридор для отхода людей, на тот вполне вероятный случай, если путь через Нил будет отрезан сторонниками Махди. Здесь, на востоке, к повстанцам присоединился работорговец по имени Осман Дигна (я не уверен, что пишу его имя правильно), и он пробился почти до самого Суакина. Он уже взял Токар и Синкат и почти полностью разбил войска Бакер-паши, которые пытались пробить коридор до нас. Лишь небольшой горстке его людей удалось добраться до лагеря в Тринкитате. Нам очень нужен Суакин. Дорога до него и дальше через Красное море – последняя надежда жителей Хартума.

Завтра утром мы двинемся в глубь страны. Мы пойдем тем же путем, что и Бакер-паша, который, кстати, должен к нам присоединиться, и попытаемся уничтожить четырехтысячную армию Османа Дигны. Я солгал бы, уверяя вас, что мне не страшно, потому что на этот раз уж точно не миновать боя, а о сторонниках Махди нам приходилось слышать только ужасное.

Поэтому я прошу вас пожелать нам успеха в этом деле. Надеюсь, в скором времени мы вернемся в Суакин и Каир. Пожалуйста, не говорите о том, что я здесь написал, полковнику и особенно маме. Они не должны считать меня трусом.

Люблю вас обеих и страшно скучаю.

Передавайте привет родителям и Бекки.

Ваш Стиви.

P. S. Грейс, Джереми почти не говорит о тебе и, я полагаю, совсем тебе не пишет. Однако я точно знаю, что он по тебе очень скучает.

Заклеив конверт, Стивен снова бросил взгляд на море, избегая смотреть в сторону бронированных кораблей и пришвартованных шлюпок, на которых они приплыли сюда и которые теперь напоминали Стивену, зачем он здесь. Он охотно посидел бы на берегу еще, быть может, попытался бы запечатлеть эту своеобразную бесплодную красоту на листе бумаги. Иногда он делал наброски в записной книжке. Каракули, на большее ему не хватало таланта. Однако это занятие приносило облегчение.

С тяжелым сердцем Стивен обтер с ног песок и надел носки и сапоги. Потом встал, отряхнул штаны и медленно побрел в лагерь, где солдаты и офицеры паковали свои ранцы и вещмешки, занимались оружием или просто сидели и курили, болтали и смеялись друг с другом, чтобы только не оставаться наедине с гнетущей тревогой, а порой и страхом. Санитары рылись в своих сумках и мотали бинты, доктора проверяли инструменты.

Стивен направился к белой палатке с продовольствием, возле которой на перевернутом ящике сидел тощий парень с похожим на гнилую картофелину лицом. Он был занят тем, что чистил ногти походным складным ножом и лениво жевал мятую сигарету, в то время как другая торчала у него за ухом, про запас.

– Эй, Фред! – Стивен толкнул парня плечом и сунул ему под нос письмо. – Не возьмешься доставить это в Суакин?

– Ну, ну, – буркнул Фред, и сигарета запрыгала у него во рту.

Потом схватил конверт и сунул в открытую сумку, уже доверху набитую такими же письмами. Очевидно, Стивен был не единственный, кто решил в тот день написать домой. Письмоносец прищурился и, широко улыбаясь, посмотрел на Стивена снизу вверх.

– Ну что, завтра в дело? – А потом вдруг сжал костлявую руку в кулак и энергично потряс ею в воздухе. – Давайте-ка, покажите этим пушистикам, кто в доме хозяин!

Пушистики, или кудлатые, – так называли людей из племени хадендоа, к которому принадлежал и Осман Дигна. Прозвище распространилось быстро, в том числе и среди тех, кто никогда не видел в глаза ни одного хадендоа.

– Спасибо за письмо. – Стивен натянуто улыбнулся.

Он шагал мимо гусарских полков с их лошадями, верблюдами и мулами, на которых завтра погрузят воду и боеприпасы; Королевского стрелкового корпуса в черно-синих мундирах, уже показавшего себя в битве при Тель-эль-Кебире; блэк уотч в помидорно-красных куртках и черных юбках; артиллеристов, все еще суетящихся вокруг своих орудий, и ройял нэви[13] в синих кителях, пока наконец не увидел родные мундиры хаки Королевского Суссекского и знакомые лица.

– Какого черта вы здесь делаете?

Леонард, Ройстон, Джереми и Саймон сидели кружком, подстелив под себя шерстяные одеяла. Возле каждого – справа и слева – кучками лежали боеприпасы. Приятели брали по патрону из одной кучи и, обработав при помощи специальных инструментов, перекладывали в другую. Песок вокруг был усеян металлической стружкой и медной пылью.

– Последние приготовления, – весело подмигнул Ройстон.

Саймон, наморщив лоб, пыхтел над очередным патроном.

Стивен присел на корточки рядом с Джереми, который, коротко взглянув на него, протянул ему только что обработанный патрон.

– Вы счищаете медное покрытие на острие! – воскликнул пораженный Стивен.

– Идея Джереми. – Леонард кивнул в сторону Данверса.

– Не совсем, – пробормотал тот, принимаясь за следующий патрон. – Меня научил этому один офицер, который служил в Индии.

– С голым свинцовым ядром он не проникает так глубоко, – объяснил Леонард, постучав пальцем по патрону. – Зато сила удара увеличивается. Пуля деформируется или даже разрывается, отчего рана становится больше и вытекает много крови. Кроме того, осколочное ранение почти не поддается лечению. Неприятель выводится из строя наверняка.