Досада терзала ее сердце. Миллисент жалобно мяукала, и Кэролайн отрезала для нее большой кусок драгоценного пирога и, положив на тарелку, поставила на пол. Ее собственная кошка, от которой она ожидала более утонченного вкуса, понюхала угощение, попробовала маленький кусочек, а затем охотно принялась за еду.

— И ты туда же, Миллисент? — уныло пробормотала Кэролайн. В этот момент у нее появилась идея.

Если бы Кэролайн была пуританкой, то сказала бы, что внезапно ею завладел дьявол. Но, будучи трезвой и здравомыслящей роялисткой, могла сослаться только на то, что оказалась не в силах сопротивляться неодолимому желанию. Ни на минуту не задумавшись, она взяла кусок пирога, приготовленного для Мэта, подняла ножом верхнюю половину и щедро посыпала солью сочные, ласкающие глаз яблоки. Затем, все еще одержимая дьяволом или каким-то другим злым духом, незаметно проникшим в нее, Кэролайн с тайным восторгом добавила туда солидную порцию горького пива, несколько кружков тонко нарезанного лука, комок бараньего сала и парочку вишневых косточек. Вишни она съела сама, злорадно улыбаясь, когда дочиста облизывала косточки и засовывала их поглубже в тесто. Затем вернула на место снятый верхний слой, переложила пирог на чистую тарелку и отнесла наверх Мэту вместе с чашкой свежезаваренного чая.

— Вот, пожалуйста. — Пожалуй, более жизнерадостным тоном она за последние несколько дней к нему не обращалась.

— Спасибо.

Мэт все еще полулежал на подушках. Кэролайн требовалось только отдать ему тарелку и чашку, что она и сделала. Стараясь изо всех сил не выдать своего нетерпения, она следила за тем, как он, осторожно балансируя, поставил тарелку себе на живот и сделал глоток.

— Вкусно.

Казалось, он смакует чай, но в ярко-голубых глазах, обращенных на нее поверх края чашки, мелькнуло любопытство. Несомненно, Мэт недоумевает, почему она все еще находится в комнате, хотя последние два дня всячески старалась избегать его общества. Чтобы отвести от себя подозрения, Кэролайн чуть отвернулась от Мэта и принялась концом передника сметать крошки со стоявшего рядом с кроватью столика.

Мэт отхлебывал чай и следил за ее действиями. Пирог на коленях оставался нетронутым.

— Может быть, тебе помочь с пирогом? — спросила наконец Кэролайн вкрадчивым голосом, не в силах больше выносить ожидание. Возможно, вопрос ее прозвучал чуть более едко, чем она хотела (воспоминания о том, как покорно принимал он бульон из рук Ханны Форрестер, все еще жгли душу), но это было ей даже на руку, поскольку отводило от нее все подозрения, возможно уже возникшие у Мэта.

— Ты же хорошо знаешь, что я прекрасно обхожусь без посторонней помощи.

— Да, признаться, я так и думала, но сегодня у тебя был такой вид, будто ты несказанно рад, что вдова Форрестер тебе помогает.

В ответ на это Мэт сощурил глаза, в которых неожиданно, к недовольству Кэролайн, заблестели искорки смеха: разговор явно забавлял его. С досады она готова была откусить себе язык за то, что сболтнула лишнее.

— А-а, но ведь ты и Ханна Форрестер совсем разные, тут и сравнений быть не может, — загадочно произнес Мэт.

— И что же это значит? — допытывалась Кэролайн, подходя все ближе и уперев руки в бока, поскольку подозревала, что в его замечании кроется нечто оскорбительное для нее.

Но Мэт и не подумал отвечать, лишь приподнял бровь, покачал головой и продолжал так же невозмутимо и не спеша потягивать чай.

Кэролайн, сжав губы, отвернулась и отошла.

— Хорошо, что Мэри изъявила желание подружиться с тобой. Жена Джеймса — добрая женщина.

В ожидании того момента, когда Мэт откусит свой кусок пирога, Кэролайн протирала ширму. Услышав его слова, она напряглась всем телом.

— А почему бы, позвольте вас спросить, нам не стать с ней подругами? Разве в ком-нибудь из нас есть нечто такое, что может помешать сблизиться? — В ее глазах, в упор смотревших на него, появился воинственный блеск.

Прояви Мэт чуть больше благоразумия, одно выражение ее лица заставило бы его призадуматься и тщательнее подбирать слова.

— На самом деле у вас, как мне кажется, очень мало общего. За всю свою жизнь Мэри ни разу не удалялась далеко от дома, и к тому же она очень добродетельна.

— Не хочешь ли ты сказать, что я этим не отличаюсь? — Голос Кэролайн дрожал от ярости и негодования.

Мэт поднял голову, оторвавшись от почти уже пустой чашки. Выражение его лица было невинным и вместе с тем удивленным.

— Я и не думал никого сравнивать. Но по своей закваске вы — антиподы.

— Неужто? — Ее грудь гневно вздымалась под слегка поблекшим зеленым хлопчатобумажным платьем, которое она надевала во время уборки.

— Собственно говоря, в этом плане ты не похожа ни на одну женщину в нашей общине. Взять хотя бы Ханну Форрестер. Вот уж кто ни разу в жизни, насколько я знаю, не совершил неблаговидного поступка. Достойнейшая женщина эта Ханна Форрестер.

У Кэролайн зародилось подозрение, что Мэт просто потешается над ней. Что-то похожее на самодовольную ухмылку мелькнуло в уголках его губ, а глаза под полуопущенными веками мерцали ярким голубым светом.

— Добавь к этому ее умение превосходно готовить, и можно сказать, что ты от души воздал ей хвалу. — Теперь, когда у Кэролайн имелись основания полагать, что Мэт попросту дразнит ее, она нашла в себе силы не попадаться на его удочку. И добавила с улыбкой:

— Ешь своей пирог.

— Я так и сделаю.

Протянув ей пустую чашку (Кэролайн так дрожала, предвкушая наступающий момент, что чуть не выронила ее из рук), Мэт взял вилку и вонзил ее в пирог. Кусок, который он отломил, был довольно крупный. Сгорая от нетерпения, Кэролайн внимательно наблюдала за тем, как Мэт запихивает его в рот.

Всего лишь на какое-то мгновение на его лице отразилось предвкушение неземного блаженстга. Затем глаза непроизвольно расширились, черты исказила гримаса отвращения — и Мэт выплюнул все на тарелку.

Потрясенный взгляд его голубых глаз натолкнулся на притворную невинность янтарного взора Кэролайн.

— Что-нибудь не так? — спросила девушка, изображая участие.

— Ты… — маленькая… мегера! — прошипел Мэт. — Ты намеренно испортила пирог!

— Я?! — Кэролайн округлила глаза. Она едва сдерживала смех, так что даже сдавило горло, но внешне умудрялась сохранять вид полнейшей невинности.

— Да, ты! Бухнула в него соли и один Бог знает чего еще!

— Это просто смешно! Пирог пекла не я, а миссис Форрестер!

— Из чистой злобы!

— Злобы?!

— И зависти!

— Зависти?!

Их взгляды скрестились. Кэролайн задрала нос кверху и приготовилась с величественным видом выйти из комнаты. Мэт со свирепым видом сложил руки крест-накрест на груди, как вдруг странное выражение промелькнуло на его лице. Кэролайн остановилась и увидела, что в этот момент глаза его закатились, и он обмяк всем телом. Голова безжизненно упала на подушки.

— Мэт!

Он даже не шевельнулся. Глаза были закрыты, и он не дышал. Это что, очередные шуточки? Или — О, Господи! — он мог насмерть подавиться вишневой косточкой или отравиться той жуткой смесью, в которую она превратила начинку!

— Мэт! — Кэролайн не на шутку встревожилась и подошла поближе. Мэт все еще не шевелился. И теперь она убедилась, что его грудь действительно абсолютна неподвижна. — Мэт! — Кэролайн бросилась к нему, схватила за руки и стала яростно трясти, не переставая выкрикивать его имя.

В это момент Мэт открыл глаза, его руки цепко ухватили ее за локти, и потрясенная Кэролайн очутилась в его объятиях. Она начала отчаянно кричать и вырываться, но прежде чем ей это удалось, Мэт ухитрился повернуться боком так, что теперь она оказалась прижатой к кровати. С минуту Кэролайн лежала на спине, широко открыв от изумления глаза; ее руки были скованы крепкими пальцами Мэта, придавившего ее всей тяжестью своего тела. Встретившись с ним глазами и увидев в них искорки самодовольства, она разозлилась и напрягла все мышцы.

— Сейчас же отпусти меня!

— Ну уж нет. Ты пыталась надо мной подшутить, теперь настал час расплаты, мадам Завистница!

— Я никому не завидую!

— Неужто? — Мэт продолжал поддразнивать ее. — Если бы я знал тебя хуже, то подумал бы, что ты ко мне неравнодушна.

— Ты самодовольный болван! — Кэролайн отчаянно билась, но ей не удавалось вырваться на свободу: Мэт крепко прижимал ее запястья к подушке. — Если ты сию же минуту не отпустишь меня, то будешь есть одну лишь холодную овсяную кашу-размазню по три раза в день, пока твоя нога не заживет!

— Ага, она еще и угрожает! Но меня тебе не удастся запугать, и предупреждаю: я не отпущу тебя, пока ты не признаешься, что бухнула соль в пирог, потому что позавидовала!

— Я никому не завидовала! — Кэролайн снизу вверх сверкала на Мэта глазами, в которых сквозила отчаянная ярость загнанной в угол дикой кошки. Когда он ухмыльнулся в ответ, давая понять, что не верит ее словам, гнев в ней возобладал над здравым смыслом. Молниеносно повернув голову, так что Мэт не успел даже шевельнуться, она вонзила зубы в его запястье, которое находилось ближе к ее лицу.

— А-а-м-м! — Мэт отпустил одну руку, но другой продолжал удерживать Кэролайн в том же положении.

Несмотря на свои отчаянные рывки и увертки, Кэролайн поняла, что ей не под силу освободиться, но вот хорошенько треснуть его по лицу — это она может.

И ее рука с громким хлопком обрушилась на обезображенную шрамом щеку Мэта.

25

Пока эхо от пощечины не замерло где-то вдали, они неподвижно взирали друг на друга.

— Интересно, и что же мне теперь прикажешь делать? — гораздо мягче, чем можно было бы ожидать в подобных обстоятельствах, спросил Мэт.

Кэролайн была потрясена не меньше, чем он, но виду не показывала. Она гордо задрала кверху подбородок, хотя это далось ей отнюдь не легко, принимая во внимание, что она лежала на спине плашмя, удерживаемая солидным мужским весом.