— Вы правы, — насмешливо произнесла она. — Я знала, что вы придете. Правда не думала, что так скоро. И я знаю, зачем вы пришли.

Ее насмешка разозлила Романова. Она не просто обокрала его, она, еще смела над ним насмехаться. Он вскочил с кресла, но усилием воли заставил себя остаться на месте:

— Отдайте его мне, Мари. Если вам нужны деньги, вы получите столько, сколько захотите.

— А если не отдам. — Мари сама не могла понять, зачем она так ведет себя, зачем злит его еще больше. Она могла бы просто объяснить ему в чем дело и надеяться на то, что он поймет и простит ее. Но разве ей было нужно его прощение? Она сама не могла этого понять.

— Вы отдадите, — мягко произнес он, медленно к ней приближаясь.

Ей стало немного страшно. Но она не отступила. Наоборот, вскинув голову, решительно заглянула ему в глаза:

— И что вы сделайте? Убьете меня? — Ее сердце замерло, когда она произнесла эти слова. Она не знала, способен ли он на это. И от этого стало еще более жутко. Мари смотрела на него и видела совсем другого человека — настороженного и опасного. Что она, собственно говоря, знала о нем? Что он приходится дядей российскому императору, что он женат и не любит, когда говорят о его жене, что у него двое детей — сын и дочь. И все. Хотя, нет. Кое-что она все-таки знала — то, что приближенные князя боялись его.

Он подошел к ней так близко, что Мари стало не по себе. Когда он поднял руку, на мгновение ей показалось, что он хочет ударить ее. Но вместо этого он провел рукой по ее лицу и улыбнулся:

— Ну что вы, Мари. Возможно, я бы и сделал это, если бы не воспоминания о нашем…э…близком знакомстве, — произнес он вкрадчиво, приближая к ней свое лицо.

Невольно Мари хотела отступить. Но рука, нежно гладившая ее по щеке, внезапно переместилась к подбородку. Цепкая хватка его стальных пальцев, не позволила Мари отойти.

— Но я найду способ заставить вас отдать его мне. Очень прошу, не заставляйте меня делать это. — Его глаза угрожающе сузились.

Мари, пытаясь преодолеть свой страх перед ним, с силой оттолкнула его:

— Опомнитесь, Роман Александрович! Вы находитесь в моем доме, и не смейте мне угрожать! В конце концов, почему вы так злитесь! Каждый из нас получил то, что хотел. Вы — меня, я — эту бумагу. Все честно. Вы же должны знать, что за все в этом мире приходится платить.

Роман был в бешенстве. Как ему хотелось сжать эту тонкую шею, чтобы она больше не смела, издеваться над ним. Но его воспитание мешало ему сделать это. Он как-то плохо представлял себя душащим ее в тиши этой прекрасной гостиной:

— О, Мари. Вы, конечно же, прекрасны, но даже ваше совершенное тело не стоит этой бумажки. Вы себе льстите.

Он пристально наблюдал за ней. Он видел, как она побледнела. Его слова задели графиню, но ему было, не жаль ее. Ему вдруг захотелось сделать ей больно, очень больно. Он смотрел на нее, сдерживаясь из последних сил. А она на него, не желая показать, что его слова причинили ей боль. Значит, она не стоит этого клочка бумаги? Мари вдруг резко осознала, что она совершенно ничего для него не значила, что это была всего лишь игра. Она всегда это знала, а в эту секунду — почувствовала. Желая только того, чтобы он поскорее ушел, она вздохнула и произнесла:

— Вы зря потратили на меня свое драгоценное время. У меня этой бумажки уже нет, будь она проклята. Я отдала ее.

— Кому? Дене?

Она посмотрела на него с некоторым интересом:

— Да. Ему.

Роман уже не смотрел на нее. Он хотел поскорее уйти и больше никогда ее не видеть. Но продолжал стоять, как будь-то чего-то ожидая.

Мари отвернулась от него не в силах смотреть ему в глаза. Но когда услышала его удаляющиеся шаги, окликнула его, сама не зная зачем:

— Роман! — Она впервые назвала его по имени. Он и раньше просил ее об этом. Но она только смеялась и называла его либо ваше высочество, либо Роман Александрович.

Он остановился, услышав из ее уст свое имя. Сейчас ему было не приятно услышать его.

— Подожди. — Она назвала его на ты, чего тоже никогда раньше не делала. Она хотела, чтобы он ушел. Но не могла его отпустить вот так. И главное даже было не в его ненависти к ней, а в ее собственной совести. Договор у Дене почему бы не помочь ему, чтобы никогда больше не чувствовать себя виноватой. — Дене ушел совсем недавно. Вряд ли он успел передать его Фуше, если вообще захочет передать его ему. Он любит театральные эффекты, чтобы все было красиво. А главное он амбициозен. Фуше сейчас не в чести Наполеона. Возможно, Дене захочет передать эту бумагу Наполеону сам. Вы еще можете успеть. — Произнесла она, снова переходя, на вы.

Роман смотрел на нее и снова не понимал. Она и правда была самой загадочной и непредсказуемой женщиной в его жизни. Наверное, у нее были серьезные причины, чтобы сделать это. Но он отогнал от себя эти мысли. Ему не должно быть до ее причин никакого дела. Если эта бумага попадет к Наполеону, погибнут тысячи людей. На это не могло быть никакой причины.

— Вы не хотите знать, что значила для меня эта бумажка? — Произнесла Мари, оборачиваясь к нему, словно угадав его мысли.

— Нет.

Мари ждала, что он скажет еще что-нибудь. Но он молчал.

— Нет, — усмехнулась она. — Неужели вы не хотите знать, какая причина заставила меня передумать и принять ваше нескромное предложение? Неужели вы не хотите знать, что стоит больше, чем деньги и драгоценности?

— Это не важно. Если этот документ попадет к Наполеону, все ваши причины будут ничтожны по сравнению с последствиями вашего поступка.

— Моего?! — Возмутилась Мари. «Подлый лицемер». — Вот это новость! А когда вы с Талейраном его подписывали, вы, конечно же, не думали о его последствиях! Неужели вам было дело до жизней этих несчастных, которые погибнут, если начнется новая война! Нет, вам не было до них дела! Таким, как вы, нет дела до простых смертных! Вы вершите судьбы Европы, перекраиваете карты, а народ для вас просто способ для достижения ваших целей! И когда вы подписывали эту бумагу, вы думали не о народе.

— Да что вы говорите! И о чем же, по-вашему, я думал?!

— О власти, — тихо произнесла она. — О тщеславии, о чувстве уязвленного самолюбия и о желании поквитаться с простым генералом, который победил вас на поле боя.

— Ваш простой генерал захватил пол Европы и сейчас подбирается ко второй половине!

— А вам завидно и вы не прочь принять участие в этом дележе. — Мари чувствовала, что она перегибает, и что давно пора бы остановиться. Но желание вывести его из равновесия было сильнее чувства самосохранения. Насколько его еще хватит?

— Будьте осторожны, Мари. Вы понятия не имеете, о чем говорите!

— А может быть совсем наоборот — знаю.

Он какое-то мгновение смотрел на нее, и глаза его горели яростью. Он как бы обдумывал ответить на ее вызов или нет. Но, наконец, очевидно приняв решение, произнес:

— Я всегда получал в вашем обществе большое удовольствие. И возможно при других обстоятельствах с удовольствием обсудил бы с вами этот вопрос, но сейчас извините, — он демонстративно развел руками, — нет времени. Прощайте, Мари. Вам повезло, мне сейчас не до вас. И поэтому я прощаю вам то, что вы сделали. — Больше он ничего не сказал, а только развернулся и вышел. Мари смотрела ему вслед, и слезы медленно текли по ее щекам. Она больше никогда его не увидит. Так она просидела какое-то время. Но потом подошла к зеркалу и вытерла их. Нет. Она больше не будет плакать. Ни один мужчина на свете не стоит ее слез. Мари улыбнулась своему отражению в зеркале и мысленно попрощалась с эти человеком, чувства к которому она сама себе не могла объяснить.

Роман Александрович, выйдя на улицу, медленно шел к карете. Он был рад, что распрощался с ней. Но странное дело, несмотря ни на что, уже не испытывал к ней неприязни.

Чернышев по-прежнему дожидался в карете. Он уже думал, что его высочество никогда не выйдет из этого дома. Граф знал, кому он принадлежит, и какие отношение связывали Романова и хозяйку этого дома. Но он так же знал, что лучше ему помалкивать об этом. «Нет. Мадам конечно хороша. Но они что не нашли другого времени попрощаться». Увидев, что князь вышел из дома, граф выпрыгнул из кареты, желая хоть немного размяться. Романов едва взглянул на молодого человека, занятый своими мыслями:

— Вы помните, я говорил вам о слежке, которую организовал за мной Фуше?

— Да, ваше высочество. Вы говорили, что ищейка назвался Пьером Дене. Я проверил, все верно. Его действительно так зовут.

На этот раз Роман посмотрел на графа заинтересованным взглядом:

— Какое рвение к службе. Ну, раз уж вы так хорошо знакомы с господином Дене, так сделайте одолжение — съездите к нему.

— Зачем?

— Он выкрал из посольства договор с Талейраном. Я хочу, чтобы вы вернули его, пока он им не воспользовался. Так что ступайте.

— Прямо сейчас?

— Нет, завтра. Когда Наполеон отправит своего министра на виселицу, и нас с вами вместе с ним, как шпионов. Поезжайте. Я пройдусь.

Граф недовольный приказом, низко поклонился его высочеству, и, вскочив в карету, велел гнать как можно скорее.

Последние события и объяснения с Мари выбили князя из его обычного состояния. Всегда спокойный и невозмутимый, в эту минуту он находился в возбужденном состоянии. Поэтому снова забыл об осторожности и снова отправился в посольство один. Все в эти последние дни казалось ему необычным. Раньше он никогда не задумывался о смерти. Он всегда чувствовал себя в безопасности. Ему никогда не приходило в голову, что на него могут напасть и убить. В России все было просто и понятно. Там он чувствовал свое высокое положение и власть над людьми, которой обладал. А здесь его все чаще и чаще посещала мысль, что он обычный человек, который ничем не отличается от остальных. Это было ему не приятно.