— Благодарю за завтрак. Все было очень вкусно.

— Но Александр, — попыталась, было заговорить с ним Элен, — вы же к завтраку даже не притронулись.

Александр бросил на девушку злой взгляд:

— Я уже сыт. По горло.

Молодой человек знал, что он ведет себя не правильно. Что ни Элен, ни кто из здесь присутствующих не виноват в случившемся. Но сидеть за столом, улыбаться и радоваться за Лизу, он был не в состоянии. Александр вспомнил про отца. И горько усмехнулся. Его папенька проделал бы это и даже не поморщился. Ему вдруг стало противно: этот лицемерный свет, эти придуманные кем- то правила. Все люди были лицемерами. Неужели более благородно использовать девушку, которая ниже тебя по положению, а потом бросить ее, чем жениться на ней? И почему? Неужели его кровь была чище и благороднее, чем в Лизе? И только потому, что ее мать бывшая крепостная. Александр был зол. Зол на всех окружающих его людей. Ведь эти люди придумали законы и правила, которые мешали ему быть рядом с любимой женщиной. Нет! Он этого не допустит.

Александр стремительно выскочил из дома и велел немедленно оседлать коня. Он расхаживал взад и вперед и нервно оглядывался по сторонам.

— Александр! — Андрей Воронцов и Петр Меньшиков вышли на улицу и направились к Романову. — Александр ну куда ты собрался? Ты же слышал — Лиза выходит замуж за Шувалова. — Попытался урезонить друга Андрей.

— А это мы еще посмотрим. Лиза моя! Ты слышал! Моя! Я же обещал ей, Андрей. Я обещал, что позабочусь о ней. Ведь ее же даже не спросили.

— Откуда тебе знать? Владимир Иванович не за что бы ни выдал Лизу без ее согласия.

Александр побледнел. Рука непроизвольно потянулась к Андрею и схватила его за ворот сюртука:

— Молчи! Она не могла! Пусть она сама мне скажет об этом!

Андрей стоял молча и ни как не реагировал на поступок Александра. Но Меньшиков решил вмешаться:

— Успокойся. Что ты делаешь? Хочешь разодраться со своими друзьями? Мы только зря время теряем. Едем к Горчакову и все там выясним. А то могла или не могла. Женщины, Александр, все могут. Сегодня говорят, люблю тебе. Завтра кому-то другому. Закон жизни.

— Это не закон жизни, это просто подлость. А Лиза не такая. — Александр отпустил Андрея, поправив ворот. — Ты извини меня. Я знаю, что ты хотел как лучше. Извини.

— Все нормально.

— Нет. Все будет нормально, когда Лиза станет моей женой. И прошу тебя, Андрей, не мешай мне.

В это момент подвели оседланную лошадь. Петр схватил коня за узду:

— Ну, куда ты торопишься? Подожди нас.

— Извини, но я спешу.

Петр пожал плечами и отпустил повод. Обычно всегда веселый и счастливый Меньшиков сегодня был несколько напряжен. Он скептически поморщился, предвкушая череду неприятностей.

Александр вскочил в седло и нетерпеливо поглядывал на друзей. Они задерживали его, а он не хотел ждать.

— Ну, хорошо, езжай, — улыбнулся Петр. — Если понадобится помощь — обращайся. Невесту украсть или жениха убить или папеньку похитить, чтобы он не мог дать своего родительского благословения, — попытался пошутить Меньшиков.

Андрей смотрел на него с растерянностью и ужасом:

— Да ты с ума сошел! Что ты его заводишь? Слушай, Александр, если Владимир Иванович обещал Лизу Шувалову, ты ничего не сможешь сделать. А ты, — обратился он к Меньшикову, — перестань сбивать его с толка.

— Друзья! Может вы, наконец, определитесь какой совет мне дать. А то я вообще никогда не уеду. Один, как, ангел, говорит, оставь ее, другой, как демон — укради.

— Ну, а ты-то что решил? — усмехнулся Меньшиков.

— Я? А я Петруша не ангел. Сначала поговорю с Горчаковым, и если он не отдаст мне Лизу по хорошему, то последую твоему совету. Ну, все с дороги! — Его высочество пришпорил коня и, поднимая с дороги клубы пыли, помчался в имение к Горчаковым.

* * *

Ехали в полном молчании. Солнце палило нещадно, не жалея путников. Мари обиженная не столько на князя, сколько на саму себя, не желала с ним разговаривать. Ее напугала собственная реакция на поведение Романова. Во время революции, привыкшая к разному обращению, она научилась не принимать близко к сердцу оскорбления окружающих. А сейчас, слова русского, брошенные в отместку за ее реплики, сильно задели Мари. Роман же Александрович все еще не сумевший справиться с чувством вины, которое ему очень не нравилось, к собственной супруге, не мог заговорить с женщиной, которая его так сильно раздражала, но еще более сильно притягивала. Он привык к уважительному, а может быть несколько раболепному обращению окружающих к собственной персоне, а эта женщина позволяла себе говорить все, что ей вздумается. Но разве не это привлекло его внимание к ней? Разве не жизнь, кипевшая в ней, не ее энергия, бившая через край, были нужны ему? Разве не желание развеяться от сонной петербургской жизни заставили его появиться на этой охоте и преследовать эту женщину? Все эти мысли, кружившие в голове князя, снова заставили его почувствовать легкое головокружение от ее близости. Боль в руке уже не так сильно беспокоила его, хотя и напоминала о себе при каждом движении.

Его высочество, пошевелившись в седле, плотнее придвинулся к Мари. Графиня де Бофор, отвлеченная подобной бесцеремонностью от собственных мыслей, ударила князя по руке:

— Не обязательно нам с вами сидеть так близко, — недовольно нарушила тишину Мари.

Роман Александрович улыбнулся, но не отодвинулся:

— Мари, как же мы с вами не будем сидеть так близко, когда мы едем на одной лошади.

Мария де Бофор, услышав насмешливые интонации в реплике русского, разозлилась еще больше. Недовольно отодвинувшись от него, графиня произнесла:

— Вот так будет лучше.

Его высочество рассмеялся:

— Пожалейте своего красавца. Еще немного и вы сядете бедному коню на голову.

— Я лучше буду сидеть у него на голове, чем рядом с вами.

Роман Александрович коснулся губами волос Мари и тихо прошептал:

— Бедное животное. Что за хозяйка ему досталась.

Мари схватила его за руки, пытаясь отстраниться:

— Еще немного и я скину вас с лошади. Думаю, перспектива в очередной раз оказаться на земле вас не очень прельщает.

— Ну, если только вместе с вами, — улыбнулся русский.

— Да вы просто хам! — Распалялась графиня. Как он смел, говорить с ней как не в чем не бывало после тех обидных слов!

Лошадь недовольная возней нервно дергала гривой.

— Почему же хам, мадам? Прямое предложение вам кажется наглостью, намеки — хамством. Как же к вам можно подступиться?

— А зачем? Помнится совсем недавно, вы удивлялись, как вы могли сделать мне подобное предложение и очень сожалели об этом.

Его высочество слегка напрягся, но через мгновение порывистым движением прижал Мари к себе:

— Ну все хватит! Вам нравится выводить меня из себя? Вам доставляет это удовольствие? Пусть будет так. Я очень хочу доставить вам удовольствие. — Он коснулся губами ее шеи и сомкнул руки, заключая графиню в кольцо.

Мари на мгновение прикрыла глаза, но как только он отстранился от нее, дернула головой. Удар точно попал в цель, угодив его высочеству в нос. Роман выронил поводья и схватился за переносицу. Нет, это было уже слишком:

— Боже мой, что же вы делайте! — Голос был настолько искажен, что Мари не сразу узнала его. — Где же вас учили хорошим манерам?!

Конь, почувствовав, что им ни кто не управляет, стал вести себя вольно. Бедное животное. Как, наверное, ему надоели его наездники, которые не могли между собой договориться. Хозяйка, взяв повод, сама стала управлять скакуном. Демон, лошадь Романа Александровича, шла следом, нетерпеливо похрапывая.

— Наверное, вы забыли, что большая часть моей жизни прошла в революционные времена. И хорошие манеры в это время были не в чести.

Его высочество закинул голову назад, пытаясь остановить кровь, хлеставшую из разбитого носа. Но подобное действие не привело ни к чему хорошему. Князь еще не совсем оправился от удара о землю, и разбитый нос стал последней каплей. Голова закружилась, и он едва успел удержать равновесие, навалившись на графиню.

— Что с вами? — Испугалась Мари.

— Пожинаю плоды вашего революционного воспитания. Если я испачкаю ваш костюм кровью, вы будете виноваты в этом сами.

— Ничего, переживу. Только не вздумайте упасть! Держитесь!

— За что? За вас? Пожалуй, убьете еще. Что за страна — монархов и их родных убивают, а женщины не знают с кем и как себя следует вести.

— И как, по-вашему, я должна вести себя с вами? — Мари позволила русскому обнять ее за талию, чтобы он не упал. — Уступить вам даже если вы мне не нравитесь? И почему? Только потому, что вы высочество? Неужели вы не хотите получать от женщин что-то другое кроме раболепного восхищения и удивления что вы снизошли до них и желания побольше урвать от вашей благосклонности?

— Ну, желание побольше урвать — это обычное желание обычного человека. А если у человека нет этого желания, то это либо очень недалекий человек, либо глупец.

— Мне вас жаль, если вы и, правда, так думаете.

Романов убрал платок, который он прижимал к разбитому носу, чтобы и, правда, не испачкать костюм графини. Кровотечение прекратилось, но его высочество не сделал не единой попытки отодвинуться от молодой женщины. Впрочем, она и не пыталась заставить его отодвинуться.

Роман, который уже давно успел прийти в себя после столь подлого покушения, в этот раз принял все меры предосторожности. Положив голову на плечо Мари, и отвернув ее в другую сторону, он наслаждался теплым и солнечным днем и столь близким и приятным соседством.

— Я не стою вашей жалости, мадам. — Он на мгновение замолчал. — И что по вашему мне должно быть нужно от женщин? Душа? — Он усмехнулся. — Нет. Мы не претендуем на столь высокие материи. Мы просто земное создание, желающее обычных земных радостей.