Но только не по телефону. Говорить о таких вещах надо с глазу на глаз.

— Давай встретимся через часик, выпьем кофе, поговорим…

Молчание.

— Угу, — слышу в трубке неуверенный голос, — да, конечно. С тобой точно все в порядке? Я так перепсиховала. Думала, тебя похитили или еще что…

— Да, Натали, я… — В каком там, к черту, порядке, думаю. — У меня все нормально. Встретимся через час, и, пожалуйста, приходи одна.

— Деймон уехал к себе. — По голосу слышно, что она усмехается. — Слушай, подруга, он тут такое со мной ночью вытворял, я и не подозревала, что он на такое способен.

От этих ее слов меня аж передергивает. Как живые визгливые твари, они нагло лезут мне в ухо, а приходится делать вид, что это лишь обыкновенные слова, ничего больше.

— Сначала я и думать не могла ни о каком сексе, пока не узнала, что с тобой все в порядке. Ты не брала мобильник. Тогда я позвонила твоей маме где-то часа в три, а она сказала, что ты давно спишь. Но я все равно беспокоилась, потому что ты ушла, ничего не…

— Встретимся через час, — оборвала я ее, понимая, что сама она никогда не закончит.

Даю отбой и прежде всего проверяю пропущенные звонки. Шесть от Натали и девять от Деймона. Голосовое сообщение только от Натали, единственное. Думаю, Деймон просто не захотел оставлять улик.

Нужны мне его улики. Мы с Натали подруги неразлей-вода с тех пор, как эта чертовка стащила у меня любимую куклу, когда у нас ночевала.

* * *

Я успела выпить полчашки кофе и уже начинаю беспокоиться, когда является Натали. Плюхается на стул рядом, не переставая улыбаться. Лучше бы она так не радовалась, мне было бы легче сказать то, что я собираюсь.

— Кэм, ты ужасно выглядишь.

— Знаю.

Она ошеломленно хлопает глазами:

— Что такое? А где твое саркастическое «спасибо», фирменное закатывание глаз?

«Прошу тебя, Нэт, перестань улыбаться. Умоляю, ты же видишь, я не улыбаюсь, так что давай будем серьезными хоть один раз, слышишь?»

Конечно, она не слышит.

— Послушай, я перейду сразу к делу, ты не против?

Ага, улыбочка начинает линять.

Набираю полные легкие воздуха. Господи, я сама не верю, что это произошло! Если бы речь шла о каком-нибудь случайном парне, с которым она встречалась во время их с Деймоном коротких размолвок, мне было бы не так тошно. Но с Деймоном они вместе уже пять лет, и, несмотря на все их ссоры и даже иногда потасовки, она всегда возвращается к нему. Он единственный парень, в которого она по-настоящему влюблена.

— В чем дело, Кэм?

Кажется, уже поняла, что я собираюсь сообщить ей что-то серьезное, и прикидывает, стоит ли это слушать. Думаю, она догадалась, что дело касается Деймона.

Вижу, как она сглатывает комок в горле.

— Так вот, вчера ночью мы с Блейком поднялись на крышу…

Встревоженное лицо ее вдруг светлеет, на губах снова змеится улыбочка. Она словно хочет ухватиться за возможность оттянуть неизбежное и защититься от него своими глупыми шуточками.

Но я не даю ей такого шанса:

— Помолчи хотя бы минуту и послушай меня, договорились?

В конце концов она подчиняется. Природная игривость, которая всегда так оживляет ее лицо, рассеивается, как дым.

— Деймон подумал, — продолжаю я, — что Блейк потащил меня на крышу, чтобы совратить. Он ворвался туда как бешеный, набросился на Блейка и избил его чуть не до полусмерти. Блейк ушел, ясное дело, злой как черт, и мы остались с Деймоном одни. Одни, понимаешь?

В глазах Натали заметался явный страх. Словно она уже догадалась, о чем сейчас услышит, и в душе уже начинает меня ненавидеть.

— И он… В общем, Деймон хотел меня изнасиловать.

Глаза ее сузились.

— Он целовал меня, нес какую-то чушь про то, что яко бы помешан на мне с седьмого класса.

Натали вдруг задышала так часто и тяжело, что я испугалась, не случился ли с ней сердечный приступ.

— Я хочу сказать…

— Ты лживая сука.

И снова такое чувство, что меня ударили ниже пояса, только на этот раз сильнее.

Натали вскакивает, хватает сумочку и смотрит на меня сверху вниз темными от ненависти глазами.

Я все еще не могу пошевелиться, ее слова так и стоят в ушах.

— Ты сама хотела быть с Деймоном с первого дня, как мы стали с ним встречаться, — прошипела она. — Думаешь, я не видела, какими глазами ты пялилась на него все эти годы? — Она так плотно сжимает губы, что они превращаются в тонкую ниточку. — Мать твою, Кэмрин, вспомни, как ты вечно заступалась за него, наезжала на меня, когда я только заигрывала с другими парнями. — Она машет руками и говорит гнусавым голосом, как бы передразнивая меня: — «У тебя же есть парень, Нэт, ты что, забыла? У тебя же Деймон, не забывай, ты должна думать о Деймоне!»

Натали с силой опускает обе ладони на крышку стола, едва не переворачивая его. Я боюсь пошевелиться, даже чашку боюсь подхватить, но она, слава богу, не падает.

— Держись подальше от нас с Деймоном, поняла? — тычет пальцем мне в лицо. — Или я из тебя мозги вышибу, клянусь собственной матерью.

Она круто поворачивается, идет к двойной стеклянной двери, и колокольчик наверху, кажется, даже не звякает, а взвизгивает, когда она распахивает обе створки.

Немного придя в себя от шока, вижу, что как минимум трое за соседними столиками смотрят на меня. И даже барменша за стойкой, заметив мой взгляд, торопливо отворачивается. Опускаю голову и тупо разглядываю расплывающийся перед глазами узор на деревянной крышке стола. Потом кладу подбородок на руки и сижу так сама не знаю сколько времени, но очень долго.

Потом дважды порываюсь ей звонить, но оба раза усилием воли кладу мобильник обратно на стол.

Как такое могло произойти? Мы столько лет дружили. Когда она болела, я всегда была рядом, а теперь она вышвыривает меня из своей жизни, как ненужную вещь! «Просто ей очень больно, — пытаюсь убедить себя. — Ей тяжело смириться с тем, что она узнала, нужно дать ей время. Когда она опомнится, то пошлет своего Деймона ко всем чертям и придет ко мне извиняться. И мы с ней снова завалимся в „Подземку“ и найдем себе новых парней». Вот только убедить себя мне не слишком удается, на душе так обидно, что жить не хочется.

Мимо проходит какой-то посетитель, высокий пожилой человек в помятом костюме, и перед уходом украдкой бросает на меня взгляд. От стыда и унижения мне хочется провалиться сквозь землю. Снова оглядываюсь и вижу все те же устремленные на меня глаза, которые тут же опускаются, как только я с ними встречаюсь. Кажется, эти люди жалеют меня. А я терпеть не могу, когда меня жалеют.

Хватаю с пола сумочку, встаю и перекидываю ремешок через плечо. В следующую секунду выбегаю на улицу почти с такой же злостью, как и Натали.

* * *

Проходит неделя, от Натали ни слуху ни духу. В конце концов я не выдерживаю, пытаюсь до нее дозвониться, даже несколько раз, но всегда натыкаюсь на автоответчик. А в последний раз оказалось, что она изменила текст приветствия: «Привет, это Нэт. Если ты друг, то есть настоящий друг, оставь сообщение и я перезвоню, а так — и не парься». Мне сразу захотелось залезть в телефон, отыскать ее там и врезать по морде, но я отыгралась на нем самом: зашвырнула в угол комнаты. Хорошо еще, что он у меня в защитном футляре, а то пришлось бы тащиться в магазин и покупать новый, а это как-никак пара сотен баксов.

Я пала так низко, что даже пыталась звонить Деймону. Уж с ним-то разговаривать мне совсем не хотелось, но у него хранится ключ к нашей с Натали дружбе. Увы, это так. Не знаю, о чем я думала. Неужели надеялась, что он наберется храбрости и расскажет Натали всю правду? Ага, держи карман шире.

Так что звонить я прекратила. Нарочно обходила за три квартала наше любимое кафе и ограничивалась жуткой бурдой вместо кофе в дежурном магазине, а чтобы попасть на собеседование о приеме на работу, сделала двухмильный крюк, лишь бы не ехать мимо дома Натали.

На работу меня взяли. Помощником администратора — это мамочка постаралась, замолвила за меня словечко, они с миссис Филлипс, дамой, которая наняла меня, подруги, но работать в ее универмаге мне хочется так же, как пить каждое утро этот дерьмовый магазинный кофе.

Я сижу на кухне, гляжу, как моя мамочка копается в холодильнике, наклонив голову с крашеными светлыми волосами. С грустью думаю о том, что теперь мне, увы, не придется переезжать к своей лучшей подруге, чтобы начать новую, самостоятельную жизнь. Ну да ладно, найду себе квартирку и стану жить-поживать одна или покантуюсь еще немного здесь, с мамой, пока Натали не опомнится. Но не исключено, что этого я не дождусь. Или придется ждать так долго, что я уже сама не прощу ей и пошлю ее на хрен.

Ужасно кружится голова, кажется, что пол качается.

— Мы с Роджером сегодня куда-нибудь сходим, — говорит мама из-за дверцы холодильника. — Ты ведь уже познакомилась с Роджером?

— Да, мама, с Роджером я познакомилась.

На самом деле я с ним не знакома, а может, и знакома, я уже запуталась в маминых ухажерах, их у нее за последний месяц было штук пять, не меньше. На свидания она бегает так, словно участвует в конкурсе «Чаще, больше, быстрее». Она действительно меняет этих дядек все чаще и все быстрее, так что мою метафору можно принимать почти буквально.

— Он хороший парень. Я уже третий раз с ним встречаюсь.

Вымучиваю из себя улыбочку. От души желаю ей счастья, пускай даже снова замуж выходит, хотя при мысли об этом мне становится не по себе. Я обожаю своего отца — всегда была папина дочка, — но простить ему то, как он поступил с мамой, не могу. Они развелись четыре месяца назад, и с тех пор она очень изменилась, стала такая странная. Я совсем ее не узнаю. Она словно открыла ящик шкафа, запертый на ключ тридцать лет назад, и достала оттуда маску, которую носила еще до встречи с папой и рождения нас с Коулом. Правда, маска больше не подходит ей, но она упорно каждый день ее напяливает.