— Одинокий?! — расхохоталась я, а потом кое-что припомнила.

Хотя бы из сегодняшнего… Рубашка, которая была практически расстегнута утром и позволяла взгляду легко скользить по мужскому телу… И даже когда он зашел сейчас, можно было легко увидеть… Да и раньше, я просто не обращала внимания, не придавала значения, а ведь…

— У него больше нет засосов! — осенило меня.

— Или они перешли на другие части его шикарного тела, — пошутила подруга, но потом поспешно затараторила: — Да нет-нет! Правильно все! И я, кстати, сегодня подслушала разговор Калинского… Оказывается, уже весь бизнес-центр гудит, что босс на кого-то серьезно запал. Но пока нет четкой уверенности, кто же это.

— А какие есть варианты? — нейтральным тоном и так, лишь бы быть в курсе, спросила я.

— Или девушка, которую он возит в лифте руководства и из-за которой взвыл целый отдел. Тут аналитики либо мстительные, либо не зря хлеб едят — эта версия именно их, — посмеиваясь, озвучила Лариса. — Или же это девушка, которая делает стремительную карьеру в модельном бизнесе, несмотря на свои габариты и белый билет в шоу «Взвешенные и счастливые». Девушка, лучшую подругу которой босс катает в лифте для руководства. Как ты поняла, тут только два варианта, подруга. Или ты, или я. И мы-то знаем, какой вариант лишний.

— Оба?

Рассмеявшись, Лариса поспешила на съемки, а мне понадобилось какое-то время, чтобы выбросить нелепые мысли из головы. Рутина, кстати, хорошо помогала. А еще то, что за весь день Ковальских больше ни разу не заходил — ни ко мне, ни к моему руководству. Я даже прониклась к нему благодарностью и подумала, что вот же, случается — и даже такие, идущие напролом к своей цели, одумываются и сворачивают, и забывают, и переключаются на что-то другое, бегущее не прочь, а навстречу…

И зря я начала думать о нем, даже в таком благородном ключе: настроение почему-то испортилось, работалось через силу, и думалось… думалось… Не о работе думалось, в общем.

Как ни странно, но большую часть заданий мне удалось закончить сегодня. Конечно, еще достаточно оставалось, но когда Лера заметила, что я никуда не спешу, сама меня отпустила.

— А как же работа? — я кивнула на стопку документов, к которым еще даже не подобралась. — Мне еще часа три-четыре, и я все успею!

— Эм… — Лера смущенно улыбнулась, — вообще-то это было задание на неделю вперед…

— Как это? — опешила я.

— У меня все не было времени решить, что переключить на тебя, а в субботу это время образовалось, и я разошлась, как видишь, отвела душу. Все, Ева, иди домой, не мучай мою совесть. И потом, если ты все закончишь сегодня, мне опять придется что-то придумывать. А у нас с Савелием на вечер другие планы.

— Хорошего вечера, — с улыбкой и от всей души пожелала своему руководству и, выключив компьютер, вышла на волю.

Свежий ветер свободы мне мерещился уже в коридоре. Прикрыв глаза, впитала в себя это ощущение, но потом стала различать духи и одеколоны сотрудников, которые уже проходили, чихнула возмущенно и направилась к лифтам. Кстати, судя по обилию ароматов и тому, что уже было ближе к половине седьмого, я думала, что большинство сотрудников успели разъехаться. Но куда там!

Все было по-прежнему: у двух лифтов наблюдалось столпотворение, а один лифт пустовал. Изменилось только одно: мне почему-то катастрофически не хотелось идти к свободному лифту — вот не хотелось, и все. А за мной следили не удивленно, как поначалу и не с завистью и недоумением, как после моей десятой поездки в лифте для руководства. А с каким-то злорадством и ожиданием. Многие взгляды буквально подначивали: ну же, ну!

И, что самое странное — когда один из лифтов приехал, в него не сел ни один человек. Все ждали, когда я подойду к третьему лифту.

— Ева! — попытался о чем-то предупредить меня тот самый парень из аналитического, но на него зашикали, и он замолчал, опустил голову, чтобы не видеть меня.

Так, с опущенной головой, его и впихнули в лифт, и отправили вниз, чтобы не мешал представлению.

Я могла воспользоваться лестницей, но не стала. Мне хотелось узнать, чего добиваются эти люди. С чего хотят посмеяться. А уже потом начать действовать, ведь все равно не успокоюсь, пока все не выясню. А еще мне не хотелось, чтобы они не думали, будто я испугалась.

Это внешне я — хлюпик, а так… Упрямая, невозможная, наивная и не думающая о себе — так бы сказала Лариса, если бы могла меня сейчас видеть.

Ну что ж, она во многом права.

Сделав вид, что ничего не замечаю и мне все равно на шепотки за спиной и жгучие взгляды, я подошла к лифту и нажала на вызов. Послышался первый смешок, шепот стал громче. Лифт на все это ответил молчанием, как и я.

Я снова нажала на вызов.

Лифт не проявил ни единого признака жизни, а я постаралась не проявить непонятной обиды и убедить себя, что все правильно. Да, так правильно. Я ведь не руководство, да и штраф платить не хотела, и они что-то изменили, они что-то сделали с лифтом, чтобы его не могли вызвать все, кому этого хочется.

Ну что ж…

Я не собиралась ждать, когда начну глохнуть от явного смеха и уже не шепота, а голосов, веселых, язвительных. Я так же не собиралась дожидаться у закрытой двери электронной махины, когда придет кто-то из высшего руководства, и, уехав у всех на глазах, опустит меня морально гораздо ниже подземного паркинга.

Вздернула голову, развернулась, чтобы уйти и почти соприкоснулась телом с Ковальских.

— Почему ты не зашла за карточкой? — Он прислонил к кнопке вызова лифта небольшой пластиковый квадратик, лифт тут же откликнулся и распахнул двери. — Наконец, починили. Видишь, все просто.

Вручив мне карточку, он мягко подтолкнул меня внутрь кабины, а сам, перед тем, как войти следом, обернулся, посмотрел на сотрудников, и…

Молчание, которое установилось с его появлением, разбавилось громкими вскриками, слоновьим топотом несущихся к лестнице и чьим-то обещанием потерять сознание, вот прямо здесь и сейчас, потому что это ведь невыносимое напряжение, и все так неожиданно!

— Спуститесь для начала на первый этаж, — холодно посоветовал этой даме Ковальских. — Там больше шансов найти кого-то из сердобольных. Здесь же, судя по всему, не просто пройдут мимо, а еще и наступить постараются. Был рад узнать многих из вас получше. Всем хорошего вечера.

Ковальских зашел в лифт, нажал на кнопку первого этажа и повернулся ко мне. А мне вдруг стало так весело, что я не удержалась и рассмеялась. Он ничего не спрашивал и не говорил — наблюдал за мной со спокойной улыбкой.

— Хорошего вечера… — повторила его слова, отсмеявшись. — Да какой тут хороший вечер? У многих из них будет явно нервный вечер и бессонная ночь!

— Ничего, им на пользу, — Ковальских не проникся состраданием к пострадавшим от его ледяных угроз. — Если используют это время, чтобы хорошенько подумать, могут даже избежать увольнения.

— А… — опешила я. — Вы что, хотите их всех уволить?!

— Соблазн велик, — совершенно серьезно ответил Ковальских. — Но мне тоже надо хорошенько подумать.

Скрестив на груди руки, он неожиданно усмехнулся, а, заметив, что я начинаю нервничать, пожалел и добил:

— А ты, Ева? Положение ты не исправила. Жертву Ирине Матвеевне, за которой я ее направлял, взять не позволила. И я трактую это в свою пользу. Я расцениваю это, как знак, что ты готова к тому шагу в двадцать пять сантиметров, о котором я говорил. И если так…

Шагнув вперед, Ковальских склонил лицо к моему…

Глава № 41

Я невольно дернулась назад и… замерла. Его глаза были так близко, что я не только увидела, а практически услышала тихий треск зеленого льда, за которым он привычно прятал живые эмоции.

А сейчас на меня открыто смотрело желание, замешанное на таком коктейле, что стало трудно дышать. И думать. По крайней мере, я списываю на это свое странное поведение. Вместо того чтобы холодно отстраниться или начать истерично колотить по стенам и жать на все кнопки подряд, я с интересом всматривалась в мужчину.

И ждала. И вдыхала его дыхание. И позволяла дышать своим.

Не знаю, в какой момент он разомкнул руки, но они перестали играть роль барьера и прикоснулись к моим волосам, провели по скулам, опустились к губам, но под тяжелый разочарованный вздох поднялись вверх, к глазам, вынуждая сомкнуть ресницы. И так, в темноте, не отвлекаясь на мишуру, заставляли чувствовать, и, как ни странно, одновременно видеть.

Его. Настоящего.

Кто же он и какой? Пока у меня не было полной картинки — только паззлы, иногда настолько противоречивые, что было трудно увидеть за ними одного человека.

Матеуш Ковальских…

Мужчина, наделенный огромной властью в этой компании — он мог уволить меня за первую колкость. Но он позволял говорить мне все, что хочу. И он смеялся, шутил в ответ, но ни разу не показал злости или неудовольствия. По крайней мере, по поводу моей излишней болтливости с большим боссом. Одежда — это другое.

Мужчина, который не умел и не привык извиняться, а вместо этого начинал все заново, пусть так и было гораздо труднее.

Мужчина, который вместо слов сожаления и сочувствия, вообще вместо лишних слов просто действовал. Например, как в случае с женщиной у больницы.

Мужчина, который одним взглядом заставил сквернословов проглотить языки, но не ограничился этим. И снова вместо слов прибег к действиям, результатом чего стала эта поездка, которая вопреки тому, что лифт двигался вниз, подталкивала вверх нечто смутное, но такое важное… для двоих…

Ковальских уверенно запустил руки в мои волосы, провел по всей их длине, пробуя на мягкость и шелковистость, и с сожалением прекратил ласку, от которой хотелось свернуться клубком и мурчать.