— Где вы научились так хорошо танцевать? — спросила я.

— В школе. Нам предлагали на выбор бальные танцы или резьбу по дереву.

— Обожаю танцевать, — призналась я. — Я тоже занималась танцами в колледже и даже выступала на конкурсах.

— Здорово.

— К сожалению, моя танцевальная «карьера» закончилась довольно быстро — мы с партнером переругались.

— Он что, наступил вам на ногу?

— Не наступил, а сломал. Я оказалась в гипсе прямо накануне первого выступления.

— Понятно.

— Ну а после колледжа, сами понимаете, было уже не до фокстрота.

— Насколько я знаю, английские мужчины не очень любят танцевать?

— Вообще-то любят, но не такие танцы.

И тут, вальсируя со Скоттом под песню, которая ассоциировалась у меня с Брайаном, я почему-то вспомнила, как мы танцевали с Ричардом. Точнее, как я прыгала и скакала перед нам на дискотеке, пытаясь вовлечь Ричарда в танец, а он только неловко переминался с ноги на ногу и страдальчески закатывал глаза, моля отпустить его в бар.

Стойкая нелюбовь Ричарда к танцам оказалась для меня неприятным сюрпризом. Но я не позволяла себе делать из этого трагедию. В конце концов, жизнь — не одни только танцы. И все же как приятно, когда тебя ведет в танце красивый мужчина, бережно придерживая за талию, словно ты — хрупкая статуэтка. Ничего более романтичного я и представить себе не могу. Романтичного и эротичного.

А тем временем оркестр закончил «Давай забудем обо всем» и заиграл «Как ты красива сегодня». Должна признаться, я люблю старые песни. Те самые, которые Ричард называл «бабушкин сундук». Скотт повел медленнее, голова у меня слегка кружилась, и я вдруг поняла, что шампанского было выпито немало. Глаза сами собой закрылись. «Настанет день, когда…»

Голова моя склонилась на плечо Скотта. Какой приятный запах! Смесь отутюженного хлопка и дорогого одеколона, теплый и острый аромат, обволакивающая волна накрывала нас при каждом движении тел, согретых в танце. Я глубоко вздохнула, напевая про себя звучавшую в тот момент песню «Щека к щеке».

— О боже, какое блаженство…

— Простите…

Я мгновенно пришла в себя.

— Простите… тут… ваша сережка… Вы меня укололи.

— Ох, извините.

Я прикоснулась к сережке-гвоздику с острым циркониевым кончиком. Не холодное оружие, конечно, но не хотелось бы, чтобы такая в меня впилась. Во избежание дальнейших недоразумений мы немного отодвинулись друг от друга и продолжали танцевать на более почтительном расстоянии, что было здесь более уместно.

— Ну так вот, — сказал Скотт, — о чем мы говорили? Да, о миссис Нордофф. Должен вам сказать, что она — широкой души человек.

— Очень широкой, — поспешно согласилась я. Надо же было что-то сказать.

— Будет просто прекрасно, если они с Эриком помирятся.

— Конечно!

— Я полагаю, ваше присутствие здесь, на свадьбе, будет в некотором роде способствовать этому примирению. Вы с Эриком давно… знакомы?

— Сто лет, — соврала я.

— А где вы познакомились?

— В одном ночном клубе, — ответила я. — Есть у нас один такой… закрытый… только для своих.

— Что-то вроде университетского клуба? — спросил Скотт.

— Да, типа того.

— Эрику крупно повезло.

Я чуть было не брякнула, что это мне крупно повезло, но вовсе не потому, что судьба свела меня с Эриком Нордоффом. Скотт смотрел на меня в упор. Глядя в эти бархатные карие глаза, я провела языком по губам. Мне показалось, что он готов произнести за меня сокровенные слова.

— Извините, — послышалось рядом.

Ну вот и все — момент упущен.

К нам подошла одна из кузин Эрика. Одна из тех двойняшек, которых сам Эрик называл копиями сестер-курилок небезызвестной Мардж Симпсон.

— Извините, но мне показалось, Эрик сам не прочь потанцевать со своей девушкой, — встряла она в наш разговор в самый неподходящий момент. — Вы танцуете уже полчаса.

— Что? Ах да, конечно.

Скотт тотчас же выпустил мою руку, причем сделал это с такой поспешностью, словно обжегся.

— Прошу прощения, Лиззи, я, кажется, украл вас у остальных.

— Я была только рада, — поспешила я заверить его.

Сельма втиснулась между нами.

— Теперь моя очередь, — сказала она с плотоядной улыбкой, хватая Скотта за руку и прижимаясь к нему всем телом.

К этому времени Эрик и миссис Нордофф уже вернулись из холла и сидели за столом. Я направилась к ним, но на полдороге не удержалась и обернулась. Скотт кружил с Сельмой в центре зала, обнимая ее за «талию», но вовсе не прижимая к себе так близко, как меня. Только сейчас я поняла, как двусмысленно мы с ним смотрелись, когда танцевали практически в объятиях друг друга.

— Элизабет! — обратилась ко мне Эльспет Нордофф и указала на соседний стул. — Садись к нам. Мы с Эриком как раз говорили о докторе Уолкере.

— Приятный человек.

— Тебе он тоже понравился? Ну хорошо, — сказала матушка и вернулась к любимой всеми пожилыми людьми теме собственного здоровья: — Доктор Уолкер настаивает на том, чтобы я не переутомлялась и как можно больше отдыхала. Похоже, он не совсем понимает, что у меня есть некоторые обязательства перед людьми. Что, спрашивается, станет с Женским библейским кружком, если я перестану им заниматься? Вот, например, в прошлый раз я доверила Мэрилин организацию очередного заседания, и что мы получили? Дискуссию на тему возможности рукоположения женщин в сан священника. Естественно, половина дам, состоявших в нашем кружке, уже сообщили мне о своем твердом намерении никогда в жизни больше не показываться в стенах этого «богопротивного заведения».

Эрик энергично кивал.

— А взять Попечительский совет галереи? Кто, кроме меня, сможет организовать курс лекций по истории искусства или ежегодный прием с балом? Попробуйте-ка убедить некоторых художников бесплатно предоставить свои картины в качестве призов для благотворительной лотереи.

— Столько работать? Вы же себя в могилу сведете!

Эрик уронил ложку в чашку с кофе, забрызгав белоснежную скатерть. Миссис Нордофф просто молча смотрела на меня.

— Лиззи, — сказал Эрик страшным голосом. — Маме недавно поставили диагноз: у нее рак, очень редкая форма.


У меня не было слов. Я, открыв рот, в ужасе смотрела на миссис Нордофф, а та лишь кивала головой в подтверждение слов сына.

— Извините, — выдавила я наконец.

— Да нет, ничего, вы же не знали, — тихо ответила миссис Нордофф.

— Мама, ты уверена, что тебя лечат правильно?

— По крайней мере, они очень стараются. Доктор Уолкер лично проводил химиотерапию, но был вынужден признать, что на этой стадии болезни все лечение сводится только к снятию симптомов и приему болеутоляющих. О выздоровлении речь уже не идет.

— Должно же быть какое-то лекарство?

— Эрик, дорогой, не нужно сердиться ни на врачей, ни на судьбу. Гнев сжигает людей изнутри и не делает их лучше. Я свое пожила и не ропщу. Надеюсь, я была не самым плохим человеком. Я много трудилась. И всегда старалась быть хорошей матерью.

— Ты самая лучшая мать на свете! — воскликнул Эрик.

Миссис Нордофф просияла. В ее глазах стояли слезы.

— Стоило жить ради того, чтобы услышать эти слова. Я счастливый человек, Эрик. Если пришло мое время, я уйду достойно и со смирением в сердце. По крайней мере, судьба дала мне возможность попрощаться с близкими. Не то что бедной миссис Эддисон.

— Миссис Эддисон? А что с ней случилось?

— Ударило током. Короткое замыкание. Умерла прямо на массажном столе в центре коррекции веса. Ее будут хоронить в закрытом гробу.

К нашему разговору присоединилась тетя Кэтрин.

— Ну что, я вижу, ты уже познакомилась с очаровательной девушкой Эрика? — сказала она, обращаясь к миссис Нордофф. — Должна признаться, в нашей семье кое-кто уже стал сомневаться в том, что Эрик когда-то остепенится. Но вам, Элизабет, удалось почти невозможное. Вы, должно быть, какая-то особенная, не такая, как все.

— Так и есть, — с энтузиазмом сказала Эльспет Нордофф. — Элизабет, кстати, закончила Оксфордский университет.

— Ну надо же! С ума сойти!

— И она из очень хорошей семьи. Из доброй старой Англии!

Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Вот мама бы порадовалась!

— И чем же вы занимаетесь в Америке? — полюбопытствовала тетя Кэтрин.

— Да так… Живу… Хожу на кинопробы… Я, так сказать, актриса.

Тетя Кэтрин взглянула на меня удивленно и неодобрительно. Я наскоро стала сочинять, что рассматриваю только предложения сниматься в экранизациях Шекспира или Толстого, но тут мне на помощь подоспела Эльспет Нордофф.

— Она играет только классический репертуар. Кроме того, как только они с Эриком поженятся, Элизабет собирается посвятить себя совсем другим вещам.

Эрик по привычке принялся с энтузиазмом кивать, но, как только до него дошел смысл маминых слов, голова его затряслась, как в истерическом припадке.

Жениться? Эрик с опаской взглянул на меня. Я с не меньшим изумлением посмотрела на него. Мы оба побледнели от ужаса.

— Ой, ты хотел преподнести сюрприз, а я все испортила?! — всплеснула руками мама Эрика. — Элизабет, детка, ну прости. Он взял с меня слово, что я не выдам его, но я, как видишь, проговорилась. Дорогая, Эрик собирался сделать тебе предложение сразу после этой свадьбы. Но ведь ты скажешь «да», правда? Просто не верю, что у тебя могут возникнуть сомнения. Ведь одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять — вы просто созданы друг для друга!

Тетя Кэтрин медленно подняла руку, чтобы поставить на место отвисшую челюсть. Эрик ошарашенно глядел на меня.