– Максимилиан был красавцем, – констатировал он, указав на фото, где тот был в военной форме. – Что-то у нас здесь с ним общее, правда?

– Немного есть, – еле слышно проговорила Лейси. Макс – Мак, ее мальчики. Взяла Мака за руку. – Я тебя люблю. Я когда-нибудь тебе говорила? Люблю тебя.

Мак опустился рядом на колени.

– Лейси, что-то случилось?

По ее морщинистым щекам хлынули слезы.

– Я по нему скучаю, – призналась она.

– Конечно, Лейси, – кивнул Мак. – Конечно, скучаешь, а как же иначе?

Она заплакала еще сильнее. Откуда только взялись эти горючие слезы, что она выплакала давным-давно? Мак держал ее за руку и молчал. Прошло несколько минут, Лейси посопела в платок, высморкалась.

– Ну, все, прошло, – сказала она. И тут заметила бинт у Мака на руке. – Что с тобой?

– Маленький семейный скандал. Вообще-то я хотел попросить тебя об одолжении. Можно я у тебя переночую?

Лейси захлестнула волна облегчения, почти целиком вытеснив из души пустоту и мрак.

– Конечно, конечно! О чем ты говоришь. Останься, я тебя прошу.

Мак пожал ее руку.

– Спасибо.

Так значит, ей все-таки не придется коротать время в одиночестве. Пусть Максимилиан ушел – на его место явился Мак. Он оградит ее от наползающего мрака. По крайней мере на эту ночь.


В понедельник выдался тихий солнечный день, и Мак с самого утра принялся за работу. Предстояло закрепить еще восемьдесят ставень. В районе полудня юго-западный ветер сменился западным, и к тому моменту, когда горничные закончили уборку, ровно в час, небо потяжелело и налилось пушечной бронзой.

Билл в кабинете так и не появился. Тереза порхала по номерам, контролируя горничных, а когда с этим было покончено, удалилась в свой дом. Мак навешивал ставни, работа кипела. Усилился ветер, песок стал хлестать по лицу и шее, жаля тысячей крохотных игл. Внезапным порывом сдернуло с головы бейсболку с логотипом «Техасских рейнджеров». Руки были заняты: одной он придерживал ставни, другой – шуруповерт, и ему не оставалось ничего другого, как обернуться и проводить взглядом недавний подарок Хавроши. Было что-то жутковатое во внезапно опустевшем пляже. Билл с Терезой бросили отель, оставив его на попечение Мака.

К трем часам дня о берег стали биться яростные волны, задрожала земля, и это чувствовалось даже сквозь толстые подошвы рабочих ботинок. Мак спешил. Осталось совсем немного. Он пропустил номер семь, где жила Кларисса Форд, и, когда добрался до второго номера, старушка вышла на террасу с неизменной сигаретой в руках. Ветер вырвал сигарету из ее пальцев и унес к пляжу Джеттис.

В три сорок пять упали первые капли дождя. Мак закручивал последние ставни. Завывал ветер, правое ухо было забито песком. Дождь усилился. Ветром надуло песка до половины заграждения. Мак сунул шуруповерт в куртку, поднял руки, заслоняя глаза от ветра, и побежал к черному входу. Одежда промокла до нитки, ботинки были полны песка. Он задержался под карнизом, взглянул на бурлящее, почерневшее море. Вспомнилась Марибель. Хорошо, что она сейчас дома, сидит на диване, читает книжку, укутав ноги теплым шерстяным покрывалом. С тех пор, как Мак ушел с утра, она ни слова ему не сказала. Не стала извиняться, объяснять – ничего, лишь молчаливое заверение: что бы он ни делал, этого недостаточно.

В фойе за стойкой администратора сидели Ванс и Лав, перекидываясь в картишки. Джем спал, скорчившись в плетеном кресле.

– Отправляйтесь по домам, – распорядился Мак. – Я переночую у Лейси. Сам обо всем позабочусь. – Он потряс Джема за плечо, разбудил его. – Ступай. Слушай, а может, возьмешь мой джип? Там черт знает что творится, пешком не дотопаешь.

Джем разомкнул веки.

– Джип? А ты на чем?

– Я не пойду домой, – ответил Мак и добавил – наверное, сгоряча: – Знаешь что, бери машину и наведайся к Марибель. Проверь, как да что. Сидит там одна-одинешенька. Составишь ей компанию.

Джем выпрямился в кресле.

– Это, надо думать, шутка такая?

На миг Маку стало не по себе. Он вдруг ощутил укол ревности, сменившейся страхом. Вспомнилась плачущая Марибель и белые следы на ее руке, что остались после его хватки.

– Какие шутки? Я не могу вернуться домой. Буду тебе очень обязан, если ты зайдешь ее проверить.

– Обязан? – поразился Джем.

– Давай, иди, – скомандовал Мак и кинул ему ключи.

Не долго думая, Джем схватил ключи и бросился к дверям, откуда только что вышли Ванс и Лав. Мак не видел, как они отъезжают – окна были залиты потоками воды. По той же причине он не стал кричать Джему вслед, что все это – большая ошибка.


Как только начался дождь, Билл встал с кровати и прошел в гостиную. За окнами раскинулась необъятная ширь океана, причем таких огромных волн он и не припоминал. Вестибюль был заколочен, а заодно и все номера. Дело рук Мака. Билл все равно никаких чувств не испытывал. Ничего, кроме безудержной тоски, безутешной печали.

По лестнице поднялась Тереза.

– Ты поднялся. – Она подошла к окну и встала рядом. – Наше королевство. Надеюсь, его не смоет в океан.

– Какая разница, – проронил Билл.

– Она вернется, Билл. Все равно вернется.

– Не вернется она! – вспылил Билл. – И прекрати твердить одно и то же. Сесили не вернется!

– Вернется, – упрямо произнесла Тереза.

– Нет, – отрезал Билл. За его дочуркой гнались бразильские парни. Один из них, Габриель, схватил ее за огненно-рыжие волосы и приставил к горлу нож.

Билл подошел к стенному шкафу и накинул поверх пижамы плащ.

– Я на «вдовью площадку».

– Что? – воскликнула Тереза, да так и осела на кожаный диван. – Это безумие!

– Какая разница, – проговорил Билл. Решительно направился через спальню, распахнул дверь, ведущую на чердак. Пролет ступеней вел к люку. Тот открывался на смотровую площадку. Билл все никак не мог справиться – люк не подавался. Тогда он уперся в него ладонями и надавил изо всех сил. В помещение ворвались ветер и дождь, едва не сбивая Билла с ног. Опершись коленями о перекладину, он крепко вцепился в перила. Он обязательно посидит на «вдовьей площадке». Может, там и погибнет, но какая разница? Отец двух детей: мертвого и пропавшего.

Потом он услышал голос, чьи-то шаги, и следом на крышу вылезла Тереза.

– А я к тебе, – сказала она.

До нее было футов пять или десять, однако казалось, что она взывает к нему из конца длинного коридора. Ветер взъерошил ее волосы. Тереза походила на призрак или ведьму, но все равно была прекрасна. Его давнишняя невеста. Та, которую он любил.

Одной рукой Билл держался за перила, другую протянул навстречу. Ветер дул с сокрушительной силой. Если бы они выбрались на «вдовью площадку», их подхватило бы и унесло прочь – к сыну и дочери. Была в этом, бесспорно, какая-то поэзия.

В приоткрытый люк лили струи дождя. Билл вымок до нитки.

– Ну, давай, – сказал он и просунул голову в отверстую щель. Уши заложило, мир опрокинулся потоком воды. Вокруг было белым-бело, ни зги не видно. Билл пробовал осмотреться, но не нашел ни моря, ни отеля. Небо было бесцветным, как ветер, который проникал в глаза и нос, топил. «Чего вы ждете? Послания свыше?»

– Да забирай! – закричал Билл небу. Что-то подсказывало: С. Б. Т. непременно услышит. – За-би-рай!

Билл потерял равновесие и пошатнулся, но Тереза вовремя его поддержала. Люк пришлось захлопнуть. Ступени были влажные, скользкие. Тереза вся вымокла, блузка налипла на тело, тушь потекла.

– Пусть забирает, – проговорил Билл. – Я сдаюсь. Пусть берет себе.

Тереза крепко держалась за него.

– Кто? О чем ты? – спросила она. – Кому и что ты отдаешь? На кого ты там кричал?

Надежда окончательно покинула Билла. Он сдулся. Стал пустым внутри. Заперев люк, Билл проследовал с Терезой в туалет, и его вырвало. Вместе с рвотой уходили бразильские парни с ножами и испуганный крик Сесили в ночи. Билл изгнал из себя С. Б. Т., готового прибрать к рукам «Пляжный клуб» и тех, кто мертв и потерялся. Его рвало до тех пор, пока все беды не вышли наружу, пока во рту не стало шершаво и кисло.

Тереза налила ему ванну, и он с опаской погрузился в теплую воду. Тереза села рядом на пол. Беспомощный хозяин пляжного отеля, терзаемого ураганом, безнадежно отчаявшийся отец юной девушки.


Марибель разговаривала по телефону с Тиной, когда погас свет. Трубка замолчала. Может, оно и к лучшему. Тина принялась рыдать, едва дочка успела произнести пару слов.

– Мам, я разрываю помолвку.

– Что?

– У нас ничего не получится, мама. Ничего путного из этой затеи не выйдет.

Тысячу раз она прокрутила в голове события минувшей ночи. Что-то сломалось, оборвалось. Она не смогла себя контролировать. Поранила Мака. А он ей чуть руку не сломал. Нашли новый способ причинять друг другу боль. Пора ставить точку.

Тина начала пыхтеть и всхлипывать:

– Ты просто сердишься, Мари. Ты и раньше на него злилась. Все наладится.

– Я не злюсь на него, мама. Это прошло, тут другое: мы больше не радуем друг друга. Наши мечты разошлись.

– Может, не надо сдаваться? – увещевала Тина. – Ведь вы столько времени вместе…

Услышав отчаяние в голосе матери, Марибель зажмурилась. «Я стараюсь ради нее. Пытаюсь выйти замуж, только чтобы она была счастлива. Демоны одиночества оставят ее, когда она будет знать, что по крайней мере я не проведу свою жизнь одна».

– Ты все равно будешь меня любить? – спросила Марибель. – Даже без Мака?

Снова всхлипывания.

– Ты ведь знаешь, я люблю тебя больше всех на свете. Ты мой самый главный подарок, мой приз. Если ты приняла такое решение, значит, на то божья воля.

– Моя это воля, мама, – сказала Марибель. – Только моя.

И тут телефон вырубился.

Свечи и спички были припасены заранее, так что через пару секунд тьма отступила. Марибель направилась в ванную и плеснула в лицо воды, раскупорила бутылку красного вина.