Билл сидел сложа руки. Мак никогда не видел его в таком состоянии. Полное бездействие. После отъезда Сесили старик ушел в себя, будто сломался. Обвинил Мака в том, что он, видите ли, ждет урагана!.. Как же это было далеко от истины! Мак любил отель, он сделал бы все возможное, чтобы защитить его от невзгод.

Даже если потребуется действовать без одобрения Билла.

Тереза заносила цветы с террасы – добрый знак, значит, независимо от того, что думает Билл, она в приближение урагана поверила.

Пинком отправив раковину краба-отшельника на другую сторону парковочной площадки, Мак обратился к Терезе:

– Возьму Ванса и Джема, начнем заколачивать окна, если вы не против.

Тереза запустила пальцы в свои светло-оранжевые волосы. Вид у нее был усталый и грустный.

– А Билл что говорит?

– Он говорит, не надо. Ему, похоже, не до того.

– Да, ты прав, – кивнула Тереза. – Ему сейчас все безразлично. Да и с чего бы ему волноваться?

– Знаете, Тереза, когда вернется Сесили, было бы неплохо что-нибудь ей передать.

Она коснулась листков герани.

– Жаль, что ты не предложил ей жениться. Ну что бы с тебя сталось, просто спросить?

– Тереза, – сказал Мак, – можно мне вернуться к работе?

– Валяй, – бросила она, – делай, что считаешь нужным.

Работа предстояла серьезная. Надо было прикрутить деревянные ставни ко всем окнам. На каждую ставню уходило минуты две-три от силы, но ведь в отеле их множество. Мак торопился, как мог, решив до наступления темноты закончить с вестибюлем и офисом. Таскал со склада тяжелые деревянные ставни, прихватив шурупы. Пока работал, по два-три шурупа держал во рту, зажав между губами. Уже заканчивая закрывать окна фойе, что выходили на воду, он ощутил запах табачного дыма. Оглянулся. Позади на песке стояла Кларисса Форд, сжимая в пальцах неизменную сигарету.

– Мою комнату не собираешься закрывать? – спросила она.

– Завтра. Сегодня уже не успею.

– Не надо завтра, – проговорила Кларисса.

– Нет-нет, завтра обязательно. Вы же знаете, надвигается ураган.

– А я не хочу сидеть с заколоченными окнами, и тем более – дверью.

– Я оставлю открытым черный вход, – заверил ее Мак. – Чтобы вы не оказались в ловушке. Но переднюю заколочу, миссис Форд, ведь ваши окна выходят на море.

– Нет. Я беру на себя ответственность за собственную жизнь. Скажи, что надо подписать.

– Для нас, конечно, самое важное – здоровье и жизнь гостей, миссис Форд, – терпеливо объяснил Мак, разминая пальцы в рабочих ботинках. Все это сильно отвлекало от работы. – Но ведь надо, чтобы и с мебелью ничего не случилось, и с номером.

– Я поговорю об этом с Биллом, – сказала Кларисса. – Не сомневайся, он разрешит мне оставить все как есть.

Мак пожал плечами.

– Ваше право. – Он повернулся спиной к окну, забрав с собой ставни. – Тогда я пошел.

В сумерках, обливаясь потом, с пляжа возвращались Джем с Вансом. Они установили заграждение и, собрав с террас всю мебель, отправили ее на склад.

Покончив с фойе, Мак решил, что пора закругляться. Выруливая с парковки, он посмотрел на хозяйский дом. Темнота в окнах, и никакого движения – как будто все вымерли.


Дома ждала Марибель. Она приготовила лазанью.

– Нам хватит на несколько дней, – сказала она.

– Мне, может быть, придется заночевать в отеле, – сообщил Мак.

– В отеле? Ты что, смеешься?

– Не заколочено еще сорок окон с видом на море. Мало ли что. Вдруг стекло разобьется, кого-нибудь ранит, не дай бог. Зря я ушел, надо было сегодня закончить.

– В кромешной-то тьме? – спросила Марибель. Отправила в рот немного лазаньи. В последнее время она постоянно во всем сомневалась, как будто перестала принимать на веру его слова. – Только не думай, что останешься ночевать в отеле без меня.

– Здесь ты в безопасности, – возразил Мак.

Она сердито ткнула вилкой в кусочек латука.

– Я тут одна не останусь.

– Марибель, здесь тебе ничего не грозит, наш дом в глубине острова. Чем дальше от воды, тем лучше. Все обойдется.

– Обойдется? – Она отбросила вилку и вперила в него недовольный взгляд. – То есть я должна коротать дни одна? В страшный ураган, какого не видали здесь сорок лет? А если дерево упадет? А если электричество вырубят?

– Электричество так или иначе отключат, – сказал Мак. – Пусть у тебя под рукой будут свечи и фонарик.

– Отлично. Выходит, три дня без света, в одиночестве. Просто замечательно. Мы с тобой, между прочим, помолвлены. – Марибель сунула ему под нос кольцо. – Это видел? Мы теперь вместе, куда ты – туда и я. Так что я тоже поеду в отель.

– И не думай.

– Я тебе не нужна, только мешаюсь под ногами, – посетовала она.

– Но речь идет о твоей безопасности.

– Ты думаешь только о себе. Всегда.

– Это как понимать? – спросил Мак.

– А сам как считаешь? – Ее губы скривились в недовольной гримасе. – Ты думаешь только о себе и своей поганой работе.

– Послушай, – произнес Мак, стараясь сохранять спокойствие, – ты не будешь жить в отеле. И не веди себя как пятилетняя девочка.

Марибель вскочила, ткнула Мака в плечо и замахнулась, словно собираясь ударить. Он вскинул руки, заслоняя лицо.

– Что ты творишь? – Она полоснула его ногтями по руке, выступила кровь. – Да что на тебя нашло?

Мак пошел к раковине, прополоскал рану. Марибель рухнула в кресло и зарыдала. Пока Мак стоял, изучая отметины на руке, звякнула посуда. Он обернулся. Марибель сидела, уткнувшись локтями в тарелку, и рыдала, закрыв руками лицо.

– Милая, ну что с тобой?

Она схватила тарелку и швырнула ее со всех сил. Тарелка шмякнулась о журнальный стол и разбилась. Повсюду разлетелись салат и лазанья.

– Да что такое?! – воскликнул Мак. – Всего меня расцарапала. Посмотри, у меня кровь течет. С ума, что ли, сошла?

Она кивнула. Ее локти были перемазаны красным соусом и салатной заправкой.

– Ты меня не любишь… Ты никогда меня не любил!

– Люблю, – возразил Мак. – Я предложил тебе пожениться. Ты ведь этого хотела? Я сделал то, чего ты хотела.

Тут Марибель поднялась, с грохотом опрокинув стул.

– Я хочу, чтобы ты сам этого захотел! – закричала она. – Так же сильно, как и я. А ты не хочешь!

Мак попытался ее схватить, но она наотмашь его ударила, отгоняя. У нее горело лицо, она так сильно плакала, что невозможно было разглядеть глаз.

– Послушай, все люди разные. Я не могу чувствовать то же, что и ты, потому что я – не ты. Я – это я, стараюсь, как могу.

– Значит, плохо стараешься! – взвизгнула Марибель. – Плохо! Ты меня не любишь! – Она стала колотить себя по лицу ладонями. – Я плохая! Ты меня не любишь! Не любишь! Не любишь!

Мак схватил ее за руки. Она сопротивлялась, плакала навзрыд; на него пахнуло жарким чесночным дыханием. Он крепко стиснул ее запястья.

– Я люблю тебя так же сильно.

На ее лице расцветал след от пощечины, которую она себе влепила. На ее милом и нежном личике. Да только что он мог сделать, если ей всего мало?

– Отпусти, мне больно! – крикнула Марибель. Мак отпустил ее запястья – на коже остались белые отметины от его пальцев. Она бросилась в спальню, захлопнула дверь и заперлась на замок.

Мак постучал:

– Открой, пожалуйста. Мари, я не понимаю, что происходит.

Ответа не последовало. Из-за двери доносились сдавленные рыдания. Мак старался изо всех сил, старался как мог, и все равно ничего не вышло. Он постоял под дверью, прислушиваясь, потом убрал разбитую посуду и разбросанную еду, закрыл фольгой противень с лазаньей. Омыв под краном кровоточащие царапины, приложил к ним чистое полотенце и снова постучал:

– Мари, ну пожалуйста. Скажи, что у нас не так.

– Все не так! – закричала она. – Ты не так. Я не так. Все не так.

– Марибель, открой дверь. Пожалуйста.

– Оставь меня в покое!

Он покрутил дверную ручку – заперто. Можно, конечно, вскрыть замок каким-нибудь инструментом, да только что толку? Какой смысл? Все равно все не так.

Он отошел к дивану и включил канал погоды.

Фрида отчалила от побережья Нью-Джерси.


Лейси Гарднер пыталась думать об урагане – и не могла. Ее тревожило что-то другое. Она забыла, как выглядит Максимилиан. Странно. Лейси закрывала глаза и пыталась вспомнить его за каким-нибудь привычным занятием – как он читает, сидя в кресле, как пытается загнать в лунку сложный мяч… Ничего не выходило. Образ никак не всплывал в памяти.

Она собрала все фотографии Максимилиана, что у нее были, и разложила на журнальном столике. В общем счете их накопилась двадцать одна, начиная с тридцати трех лет, где он позировал в военной форме, и заканчивая последним фото, на крыльце дома на Клифф-роуд, сделанным минувшим летом. Лейси внимательно всматривалась в каждый снимок, откидывалась на спинку дивана, закрывала глаза и…

Пустота.

Он исчез. Она шептала его имя, вспоминала бесчисленное множество проведенных вместе минут, вплоть до того мига в последнюю ночь, когда он взял ее за руку, но представить его лицо ей никак не удавалось. Она открывала глаза, и двадцать одна фотография улыбалась его милой улыбкой; потом закрывала глаза, но видела лишь черноту.

Быть может, это лишь временное затмение, вызванное стрессом, жарой и надвигающимся ураганом. А может, в свои восемьдесят восемь она потихоньку теряет рассудок, и та часть мозга, что еще помнила и как-то оживляла образ Максимилиана, сгинула навеки.

В дверь постучали. Лейси быстро вытерла лицо платком, но Мак успел это заметить.

– Кто-то тут плакал…

– А вот и нет.

Мак выждал минутку и добавил:

– Если тебя что-то тревожит, не держи в себе. Ты не обязана для каждого быть вечным оплотом, воплощением стойкости и мудрости.

– Да ничего, ничего, – отмахнулась Лейси. Кивком указала на журнальный стол. – Так, рассматривала старые снимки.

Мак взглянул на россыпь фотографий на журнальном столике.