– Я люблю ее! – крикнул Мак.

Хавроша поднялся.

– Громче! – напирал он. – Кричи изо всех сил, чтоб шло из нутра.

Мак обратил взгляд на воду. По пляжу гуляло несколько зевак. Ну так что с того?

– Я люблю ее! – заорал он. – Я! Люблю! Ее!

Хавроша зааплодировал.

– Вот так, – сказал он. – Ты ее любишь. Теперь я верю. Любишь как пить дать.

На террасе второго номера показался Рой Сильверштайн.

– Я смотрю, Хавроша опять играет в баптиста, – проронил он.

Мак рухнул в кресло и засмеялся, впервые за много недель. Пока он разрывался между Нантакетом и Айовой, даже представить себе не мог, что наклюнется третий вариант. Все ждал подсказки острова. Так может, это она и есть, долгожданная подсказка, и судьба ответила ему, преподнеся Хаврошу? «Интересно, какая в Техасе вода?» – подумал Мак. Что ж, если получится помириться с Марибель, он может быть, еще узнает.


Вскоре Мак попрощался с хозяевами. Пожал Хавроше руку, поцеловал Тоню в щеку и пообещал серьезно подумать над их предложением.

– Сперва разберись со своей девочкой, – посоветовал Хавроша. – Сейчас это важнее.

Мак завернул за угол и пошел вдоль террас. Постучался в дверь восемнадцатого номера. Открыла Андреа. В глубине комнаты Мак заметил полусобранный чемодан, хотя особой печали на ее лице не было.

– Я обещал зайти к Джеймсу. Помочь ему побриться.

Она окинула его взглядом:

– Я буду скучать.

– Джеймс дома? – спросил Мак. – Джеймс, старина, это Мак. Я помогу тебе побриться.

– Эй, ты не слышал? – сказала Андреа. – Я буду скучать.

– Ты приняла решение, – проронил Мак. – У тебя был выбор. Джеймс дома?

– Да здесь он, здесь. Куда он денется. – Андреа повернулась и позвала: – Пойди сюда, Джеймс, сынок.

Через пару секунд в комнате возник Джеймс.

– Я зашел тебя побрить, – сказал Мак.

Джеймс развернулся и, не говоря ни слова, направился в ванную. Мак пошел следом. Джеймс встал перед зеркалом, Мак присел на крышку унитаза.

– Сегодня проведем небольшой экзамен, – сказал Мак. – Потому что завтра ты уезжаешь.

Мак не знал, успела ли мать подготовить его к отъезду. Не знал он и того, как парнишка вообще представляет себе этот мир и понимает ли, что происходит вокруг.

– Пора бриться, – произнес Джеймс.

– Я буду следить, – сказал Мак. – А ты все делай сам. С чего начнешь?

– Не знаю, – ответил парнишка.

– Намыль лицо кремом для бритья, – посоветовал Мак. – Помнишь Санта-Клауса?

Джеймс выдавил пену на пальцы и намазал щеки.

– А дальше? Какой у нас следующий этап?

Джеймс не ответил. Как это удается Хавроше? Почему люди говорят ему то, что он хочет услышать?

– Возьми бритву, – подсказал Мак. – Мы три раза все это проделали. А теперь я хочу, чтобы ты сам побрился.

– Я не знаю, – проговорил Джеймс.

– Что именно?

Джеймс уставился в зеркало. Мак посмотрел на его отражение, и сердце оборвалось. Перед ним стоял пятнадцатилетний парень с белой пенистой бородой. Было нестерпимо жаль Андреа, которой придется наблюдать все то же самое завтра, и послезавтра, и всю неделю, а может, и целый год, пока Джеймс не привыкнет к простой последовательности действий и не научится разделять задачу на этапы. Конечно же, она права. Никто не полюбит его так, как мать, – не хватит терпения и выдержки, чтобы не раскричаться и не бросить все к чертям собачьим, как поступил отец.

Мак зашел Джеймсу за спину и взял в руку бритву. Начал его осторожно брить.

– Джеймс, тебе нравится бейсбол? – спросил он.

– Да, – равнодушно ответил Джеймс.

– Ты ненавидишь бейсбол? – вновь спросил Мак.

– Да, – сказал Джеймс.

– Но нельзя же одновременно любить и ненавидеть, – поправил его Мак. – Ты понимаешь? Это несовместимо.

– Я люблю живую игру, – проговорил Джеймс. – А по телевизору ненавижу.

Мак улыбнулся, подбривая нежную кожу парнишки под подбородком.

– Может, мне удастся достать билеты на матч «Балтимор ориолс», – сказал он. – Тебе бы хотелось пойти?

– Да, – ответил Джеймс.

Мак стал выбривать над верхней губой.

– Когда будешь бриться сам, смотри, не порежь губу. Иначе будет кровоточить много часов. Вот и все, готово.

Мак отступил.

– Давай ополоснем лицо, – предложил он.

Джеймс включил воду, плеснул себе в лицо и обтерся полотенцем.

– А что мы делаем после того, как ополоснулись? Помнишь?

Джеймс потерянно смотрел в зеркало.

Мак взял тюбик и выдавил немного лосьона в ладонь Джеймсу.

– Вот, намажься. Никакой туалетной воды, только лосьон. Не забыл?

– Не забыл, – сказал Дежймс.

– И маме напоминай. Умей настоять на своем. Мне будет неприятно знать, что ты воняешь духами, как девчонка.

Джеймс натерся лосьоном.

– Чисто выбрит, – проговорил он.

– Чисто выбрит и готов ехать.

Мак потянулся к дверному замку, но вдруг остановился.

– А я тебе нравлюсь, Джеймс? – спросил он.

– Нет, – ответил тот. В его зеленовато-серых глазах застыла непроглядная тьма. – Я тебя люблю.

Перед уходом Мак кинул взгляд на Андреа, та упаковывала вещи.

– Твой сын опять чисто выбрит. Прости, боюсь, я его так ничему и не научил.

Андреа зажала подбородком свитер и складывала рукава.

– Не переживай.

– Ну что, тогда я пошел, – сказал Мак.

– Знаешь, у меня сейчас нет сил на сентиментальные прощания, – сказала она.

– У меня тоже, – произнес он.

Андреа прищурилась.

– Только не надо думать, что ты принадлежишь мне или еще кому-то. Ты – хороший человек и сам себе хозяин. Но ты подумай о том, что я сказала про Марибель, хорошо?

– Уже подумал, – ответил Мак.

Андреа вставила руки в шлепки Джеймса.

– Не могу представить, что мы с тобой больше не увидимся. Нелепость какая-то.

– А я все больше убеждаюсь, что в жизни нет ничего нелепого, – ответил Мак. – Давай пока без прощаний. Просто «пока». Вдруг ты меня еще увидишь, и не там, где могла бы представить.

– Ты что, уезжаешь?

– Обещаю, что не свалюсь к тебе как снег на голову.

– Нет, ты правда решил уехать?

Мак обнял ее.

– Счастливого пути. – Втянул в себя запах ее волос, но не ощутил ожидаемого прилива тоски. Он специально не стал говорить своего обычного «люблю», однако Андреа все равно его как будто услышала.

– Я знаю, – проговорила она.

Мак подъехал к подвальной квартире, которую еще недавно считал своим домом. Тихо постучался в дверь, но не услышал ответа. Постучал громче. Мгновение спустя Марибель распахнула дверь.

– О, боже, – сказала она. С ее загорелого лица сошла краска. Она побледнела, словно ее сейчас стошнит.

– Прости, Мари. Нам надо поговорить.

– О чем?

– Можно войти? – спросил Мак.

У нее задергалась кожа над веками.

– Наверное.

Она придержала перед ним сетчатую дверь, и он зашел в квартиру. За обеденным столом, уплетая из коробки пиццу, сидел Джем Крендалл. Он, как и Марибель, побледнел при виде Мака, вскочил с места.

– Привет, Джем, – поздоровался Мак.

– Ну все, мне пора, – заторопился тот. – Сваливаю отсюда.

Мак попытался скрыть удивление. Встреча с Марибель сама по себе была тяжелым испытанием, но увидеть за обеденным столом коридорного?…

– Я не понял, – пробормотал Мак. – Что тут у вас происходит?

– Мы – друзья, – поспешила ответить Марибель. – Не удивляйся. Ты и понятия не имеешь, что происходит в моей жизни.

– Ну да, – ответил Мак. – Судя по всему.

Джем пошел к двери, прихватив с собой недоеденный кусок и дожевывая его по пути.

– Вы давайте тут, решайте между собой, – пробормотал он и вдруг, обернувшись, добавил: – Но если ты, Питерсен, хоть пальцем ее тронешь или доведешь до слез какими-нибудь словами, убью, так и знай.

– Отлично, – проронил Мак. Теперь оба коридорных мечтали свести с ним счеты.

– Я не шучу, – добавил Джем. – И хотя ты ко мне очень хорошо относился, нельзя так поступать с Марибель. Если ты вдруг снова ее обидишь, у тебя будут проблемы.

– Хорошо, я понял, – проговорил Мак, с трудом подавив улыбку. – Буду иметь это в виду.

Когда Джем ушел, Марибель уселась за стол.

– Ладно, пришел сюда как хозяин, – сказала она. – Хочешь поставить точку? Я так и подумала. Но мог бы сначала позвонить.

Мак обвел взглядом квартиру. Он сильно соскучился по дому. И стертый коврик, и даже прелый запах сырой губки – все казалось родным.

– Я тебя люблю, – проговорил он.

– Когда любят – не крутят шашни на стороне. Не обманывают человека шесть лет. Ты понял? Так что грош цена твоим признаниям.

– Так-то оно так, – согласился Мак, – но я все равно тебя люблю.

– Ага.

– Я поговорил с Биллом насчет процентов.

Марибель вскинула брови:

– Что, правда?

– Он отказал, – продолжил Мак. – Они оба отказали, Тереза тоже. Мол… Кстати, ты в курсе, что у Сесили происходит?…

– Что она берет академический и едет к своему парню?

– Они расстроились. Не хотят давать мне проценты. Думают, это станет для нее лишним поводом, чтобы сбежать. Мол, вся ответственность будет на мне, а Сесили упорхнет, как вольная птица.

– Так и есть, – подтвердила Марибель. – Она мне тоже говорила. Очевидно, тебе не повезло.

Мак опустил взгляд в ладони.

– Ты видишь, я все равно спросил.

Марибель тормошила рукой коробку от пиццы.

– Ты опоздал, Мак.

– Да как я мог опоздать, всего две недели прошло! О чем ты? И кстати, что тут делал Крендалл?

– Я ему нравлюсь, – ответила Марибель. – И даже больше, он меня любит, не побоюсь этого слова.

– Отлично! А ты для него не старовата?

Она фыркнула:

– Не тебе судить.

– Значит, ты запала на «Мистера Ноябрь»?

– Я не знаю, что происходит, Мак, – произнесла Марибель. Теперь в ее голосе сквозила печаль – не осталось ни злобы, ни сарказма. – Наверное, мне придется уехать.