– Я видела, как ты ныкался по кустам, – заявила Женя. – А к Кате лез уже в другом прикиде.

– А ты сама попробуй по кустам полазать, – неожиданно миролюбиво произнес Петя. – Я весь какой-то химией перемазался, а когда пошел руки помыть, то упал в бассейн.

– Звучит неправдоподобно! – сдвинула брови Евгения.

– Спокойной ночи! – Тетёхин хлопнул дверью, едва не прищемив позднюю гостью.

– Да уж, – высунулся из-за плеча Алика его друг. – Переходим к плану «Б».

Женя посмотрела на них долгим, недобрым взглядом и с достоинством прошествовала в свой номер.

– Зато не скучно, – сообщила она угрюмой Муравской, запоздало переживавшей по поводу своего дефиле в полуголом виде. – Мне даже стало интересно отдыхать в этом Содоме. И я непременно раскопаю, что здесь происходит.

– Все зло – от мужиков, – вздохнула Ася. – Если бы не твой Эдик, поехала бы я одна и отдохнула в свое удовольствие. Что бы им всем пусто было!

Ночью Жене не спалось. Она долго ворочалась, размышляя о планах на будущее. Планы казались какими-то зыбкими, как предрассветная дымка за окном. Хотелось начать все с чистого листа, но логика подсказывала, что надо дописать черновик. Черновиком можно было считать этот странный отпуск. Женя загадала, что если к концу путешествия разберется во всех тайнах, то в городе у нее все получится. Что именно «все» – она даже думать боялась. Но, как и любая женщина, находящаяся в конечном пункте очередного романа, смотрела на будущее трезвее и объективнее. Пусть появится хотя бы что-то хорошее. Не любовь до гроба и на всю жизнь, не принц на белом коне, но маленький кусочек счастья. Даже короткого, мимолетного, но чтобы точно знать, что ради этого стоит жить.

Она вышла на балкон, поеживаясь и отчаянно зевая. Дежа вю… Под окнами снова крался мужик в белой футболке с угловатой надписью. Женя оглянулась на сладко причмокивавшую во сне Муравскую и решила ее не будить. В конце концов, любой человек, если его растолкают в пять утра, озвереет. И не станет ничего слушать.

Схватив тапочки, Женя в одной майке и пижамных шортах вылетела в коридор. И тут же едва не врезалась в Нину Гризадзе.

– Доброе утро, хорошая погода, – протараторила Евгения, надеясь выглядеть как можно более естественно. А что такого? Светская беседа – встретились утром две приличные женщины…

Гризадзе очумело уставилась на нее и прошептала что-то в ответ. Вид у нее был, как у кенгуру, обнаружившего в своем кармане, как минимум, яйцо пингвина, а как максимум, кулинарную брошюру «Блюда из кенгурятины». Недоумение, потрясение, смятение – вот что образовалось в глазах вздрогнувшей Нины.

«С чего бы ей так пугаться?» – лихорадочно соображала Женя, скатываясь на первый этаж. На последней ступеньке ее догнала еще более четкая мысль: «А что она вообще в пять утра делала в коридоре?!»

Выскочив на лужайку, она торопливо обулась. Шелковисто-зеленая трава оказалась жесткой, как трехдневная щетина продавца хурмы.

– И куда он просочился? – пробормотала Евгения, придирчиво рассматривая кусты. Удивительное дело – у всех террас заросли были повреждены. То ли постояльцы таким образом сокращали путь до пляжа и шли напролом, то ли Тетёхин по очереди наведывался ко всем, включая Лодкиных…

– Здрасьте! – пробасил Сергей Лодкин, заставив Евгению подпрыгнуть так, что она едва не вылетела из тапочек. – Что-нибудь потеряли?

Он мрачно курил, глядя исподлобья. Как испанская бойцовая корова. Казалось, еще немного, и соотечественник начнет рыть копытом каменный пол.

– Да, монокль упал, – брякнула Женя.

Ничего более подходящего ей на ум не пришло, поскольку мозг забуксовал. Лодкин топтался на своей террасе в белой футболке с уже знакомой арабской надписью. Если это именно его Евгения видела сверху, то почему он крался? Номер-то его! Или это был кто-то другой?

– Да неужели? – угрожающе протянул Сергей. – Ну, и чего вы теперь хотите? Денег?

– Денег не хочу, – попятилась Евгения. – Деньги у меня не падали.

– И дальше что?

С таких слов в спальных районах любого густо и негусто населенного города обычно начинаются драки. Флюиды враждебности, исходившие от Лодкина мощным потоком, просто сбивали с ног. Поэтому Женя с преувеличенным вниманием уставилась себе под ноги, пытаясь изобразить поиск пресловутого монокля. Из каких глубин подсознания всплыла эта чушь?

«Вот дура-то! – страдала она. – Хоть бы какую-нибудь более жизнеспособную версию придумала!»

При ближайшем рассмотрении оказалось, что в залысинах и проплешинах суховатой зелени шевелится несметное количество всякой чудовищной ногасто-усато-хвостатой живности. Муравьи, жуки и слизни суетились вокруг Жениных тапочек, как народ в час пик у автобуса.

– Ы-ы-ы, – тихо провыла Евгения и пулей влетела на террасу, значительно расширив брешь в зарослях.

Места там было мало, поэтому попала она в объятия обескураженного Сергея. Тот даже сигарету изо рта выронил. И, судя по выражению лица, вовсе не от радости. Объясниться с ним Женя не успела. Из глубин номера выплыла лохматая Полина в ночной рубашке и молча дала Лодкину в ухо.

– Вы все не так поняли, – залепетала Женя, потому что знала – следующей, кому разъяренная Полина засветит в ухо, будет именно она. Драться Евгения не умела и не любила.

– Ну? – усмехнулась Лодкина. – Давай, удиви меня.

– Поля, да ты что? – оскорбился супруг, потирая ушибленное место. – Она монокль искала!

Видимо, Полину так изумила столь корявая версия событий, что она даже захлопнула рот и нахмурилась.

– Блин, – расстроился Сергей, сообразив, что от волнения выдал не самое лучшее оправдание.

– Я вас обманула, Сергей… не знаю вашего отчества, – проговорила Женя. – У меня вообще монокля нет.

– А чем ты тогда тут занималась? – отгородил ее от жены Лодкин, делая какие-то странные движения бровями, губами и глазами, словно разминая мышцы лица для некоего феерического выступления.

– Я? – тянула время Евгения, пытаясь угадать, что именно надо сказать. Но мимика соотечественника была столь нелепой и активной, что распугивала любые трезвые мысли, как щука – пескарей.

– Ладно, – вздохнул Лодкин. – Поля, я не хотел тебя волновать. Но все равно рано или поздно все открылось бы…

– Слушайте, я пойду, пожалуй, – попятилась Женя.

При взгляде на наливавшуюся бешеной краснотой Полину ее любопытство увяло, как фиалка в пустыне. Тут не до чужих секретов – уцелеть бы. Тем более что тетка явно находилась в состоянии близком к аффекту. На ее месте любая взбеленилась бы, застукав на рассвете собственного супружника с полуголой девицей, которая ищет монокль!

– Она на нашего Русю глаз положила, – заявил Сергей. Одной рукой он показывал Евгении за спиной кулак, а пальцы второй руки однозначно потирали друг друга, изображая выдачу денег. Но кто, кому и за что будет их давать, оставалось неясным.

Зато ясен был психологический трюк, к которому прибегнул загнанный в угол Лодкин. В том, что он что-то натворил, Женя не сомневалась. Нормальный мужик, просто вышедший утром покурить, не вел бы себя столь загадочно и нервозно. Получалось, что и с Сергеем дело нечисто. Дивная компания подобралась для отдыха! Но не об этом речь. Умудренные жизненным опытом мужчины всегда держатся до последнего, понимая, что признаваться нельзя. На войне, как на войне. Там же как было: выведают фашисты все секреты – и в расход. Что в данной ситуации приравнивалось к скандалу и разводу. Нужно стоять на своем: не был, не состоял, ничего не знаю. А вторым шагом к перемирию может стать нахождение общего врага и, как результат, объединение с оппонентом, то есть женой, против третьей стороны. Что Лодкин и сделал.

– Ему же только шестнадцать, – побелела Полина, уставившись на притихшую девушку.

Дурой мадам Лодкина не была, поэтому продолжала с недоверием коситься на супруга. Все же неправдоподобно звучала его версия. Тем более что сын спал, никого в гости не ждал и вообще – мало, что ли, приличных, молодых девочек в отеле. С чего вдруг эта тощая селедка? Полина, как и все упитанные женщины, стремящиеся похудеть, с презрением относилась к голенастым, сухопарым худышкам, которым не мешало бы поднабрать веса, чтобы было за что взяться.

Женю, судя по обескураженной физиономии, версия про Руслана тоже изумила.

– Кому? – обалдела Евгения, уставившись на Лодкина. Вряд ли ему было шестнадцать. Скорее раза три по шестнадцать, да еще с хвостиком.

– Руслану!

– А кто это? Мальчик, что ли?

– Да, – с нажимом проскрипел Лодкин. – Если я правильно понял, ты пришла к нему, да?

– Вы рехнулись? – оскорбилась Женя и для убедительности покрутила пальцем у виска.

– Значит, ты пришла к моему мужу, – заявила Лодкина.

– Да вы оба обалдели! – воскликнула Евгения.

– Только не говори, что искала тут монокль, – произнесла Полина, угрожающе поднимаясь со стула. – А то я тебя прибью. Да, у меня семь кило лишних. Ладно, не семь, а одиннадцать, ну и что? Я тоже когда-то была стройной, гладкой и жизнерадостной. Вот почему так? Сначала тебя любят, просят родить ребенка, а когда ты этого ребенка рожаешь, вдруг выясняется, что ты уже не жена, а мать, и твоя задача – растить, кормить, стирать. А для любви, оказывается, больше подходят те, которые не рожали. Их не уважают, но ими пользуются! Но мне-то от этого не легче! Ах-ах, он меня уважает! Я ему друг! Я не хочу дружить, у меня подружки есть. И почему-то мое пузо – дефект, а его пузо – трудовая мозоль. Мужчинам положено иметь живот. А кем положено? Я, может, тоже люблю стройных и поджарых. И что мне теперь, рога этому пузатому наставлять? Потому что там фигура, а тут фигуры нет. Но это глупость несусветная. Разве человека любят за фигуру?

– Чего это – фигуры нет? – дошло до притихшего Лодкина. – Нет у меня пуза!

Он попытался втянуть арбуз, нависающий над штанами, но получилось плохо.

– Да у меня такое было, когда я на девятом месяце ходила, – ехидно напомнила Полина. – Двойные стандарты, однако. Ты мне твердишь, что талии нет. Вон, даже дома на холодильник магнит присобачил – «На ночь не жрать!». А я тебе ни разу не сказала, что ты похож на беременного. И не потому, что тактичная. А просто я тебя люблю любого – хоть с пузом, хоть без. Только, как вижу, без взаимности. Так и зыркает на чужих баб!