Она серьезно смотрела на него, и от этого взгляда и тепла ее руки голова Гарри закружилась, а сознание помутилось.

– Отпусти меня, плутовка, – проворчал он. – Я ничего не смогу сделать, пока ты держишь меня в плену.

– Я твоя, дорогой Уикиднесс, – заверила она, и тонкие пальцы разжались. Она обвила руками его шею и притянула к истосковавшимся губам. Гарри, застонав, стал ее целовать. Иисусе, что же так влечет и возбуждает его в ней?

«Ты ее любишь», – услышал он голос своей души, но молча покачал головой, отрицая истину, и постарался выбросить из головы все мысли, когда она стала дразнить его своим маленьким язычком, облизывая его лицо горло и грудь. Он вынудил ее лечь и принялся целовать прекрасные круглые груди, ощущая вкус сосков. Вкус сливок и масла гардении. Его зубы чуть царапали кожу, и она укусила его за плечо. Оба тяжело, затрудненно дышали. Страсть вырвалась из узды и захлестнула обоих.

– Помни, что случится, если окажешься не девственной! – прорычал он ей на ухо.

– В таком случае почему вы медлите, милорд? – смело бросила она вызов. – Боитесь узнать правду и увидеть доказательство моей любви к вам?

Он приподнялся над ней и стал входить в истомившееся лоно, медленно, дюйм за дюймом. Синара тихо охнула, потрясенная столь бесцеремонным вторжением. Она оказалась такой узкой и горячей, что он недоверчиво тряхнул головой. Ее тесный грот окружил его и сильно сдавил. Им мгновенно овладело безумие. Он должен заполнить ее целиком или погибнет от вожделения.

Граф снова толкнулся вперед и неожиданно встретил на своем пути преграду. Значит, она не лгала!

Сознание собственной вины охватило его. Она в самом деле невинна! Нужно немедленно прекратить это! Выйти из нее! Он не имеет права сделать это с ней, тем более что не собирается жениться!

Почувствовав его колебания, Синара храбро вскинула бедра, подалась вверх, торопя свое падение, и тихо вскрикнула от боли. По бледным щекам скатилось несколько слезинок. Но боль вскоре стала униматься и совсем исчезла. Она едва не рассмеялась при виде его ошеломленного лица. Но он наклонил голову и слизал прозрачные капельки.

– Ты очень своевольна, – мягко упрекнул он, начиная двигаться сначала медленными, долгими ударами мужской плоти, потом все быстрее, пока она не задохнулась.

Ее голова кружилась от сознания, что она стала женщиной. Тело остро ощущало каждый выпад его копья, словно пронзавшего самую ее душу. Синара льнула к возлюбленному. Ее голова судорожно откинулась, и он яростно зарычал, прикусив кожу ее напряженного горла. Нараставшее удовольствие становилось почти непереносимым, но он продолжал неутомимо врезаться в нее.

– Только не останавливайся! – молила Синара. А он и не мог остановиться, даже если бы и хотел. Его потребность в этой женщине становилась болезненно-отчаянной. Снова, и снова, и снова он погружался в нее и не мог насытиться, в твердой уверенности, что сходит с ума.

Но тут она громко вскрикнула. Тело на миг застыло и содрогнулось. В это мгновение его соки с невероятной силой излились в ее только что пробужденное к наслаждениям лоно. Гарри бессильно обмяк, не замечая, что Синара потеряла сознание. Когда его сердце перестало рваться из груди, он отодвинулся и соскользнул со стола. И замер.

Она лежала в обмороке, бледная и трогательно-хрупкая. На белоснежных бедрах алели начинавшие подсыхать мазки. Белая скатерть под ней забрызгана кровью – свидетельством утраченной невинности. Такие же красные следы виднелись на его мужском достоинстве.

Только теперь граф признался себе, что в душе знал все с самого начала. Несмотря на бесшабашное поведение и дерзкие выходки, в ней была некая чистота. Свежесть утренней росы. И он погубил ее! Какой порядочный человек захочет взять в жены такую?! И он сделал это намеренно, потому что хотел ее. Но ведь и она его хотела! Он не принуждал ее. Не насиловал. Она сама пришла к нему. Он предупреждал ее еще тогда, когда она начала свое неустанное преследование. Твердил, что не женится и что возьмет ее добродетель. Игра закончилась, и он выиграл. И все же не радовался. Потому что желал большего. И сомневался, что когда-нибудь устанет от нее.

– О, это было чудесно! – прошептала Синара, открыв глаза и садясь. – Скажи, так всегда бывает?

– Не знаю, – протянул он, но тут же признался: – Я сам до этой ночи не испытывал ничего подобного.

– Потому что спал не с теми женщинами. Бабушка говорит, что такое переживаешь только с тем любовником, что предназначен одной тебе, – объяснила Синара.

– Наверное, твоя бабушка права, – кивнул он, – но тебе пора домой, Син. Тебе нельзя остаться со мной.

– Знаю, – вздохнула Синара, – только не могли бы мы сделать это еще раз, прежде чем я уеду?

– Невозможно, плутовка. Тебя только что раскупорили.

– Но когда же? – настаивала она, надув губки, хотя все же принялась натягивать нижние юбки. Сорочку пришлось оставить: починить ее было уже невозможно.

– Настанет время... – пообещал он.

– В это я верю! А теперь зашнуруйте мне корсаж, милорд!

Она лениво оглядела роскошную комнату с отделанными панелями стенами, алыми гардинами и картинами, изображавшими лошадей на фоне сельских пейзажей. Взгляд ее случайно упал на багровое пятно, расплывшееся по белой ткани скатерти. Девушка тихо ахнула.

– Ты действительно оказалась невинной, – тихо пробормотал он, накидывая рубашку, прикрывшую голые ягодицы.

– О черт, я не смогу причесаться, – расстроилась Синара. – Придется соврать Эстер, что она плохо заколола узел и во время танца волосы рассыпались.

– Ты очень предусмотрительна, – заметил он.

– Это одна из моих лучших черт, – похвасталась она, поднимая плащ. Интересно, у всех женщин саднит между ногами после соития? Ну и пусть! Ей безразлично!

В следующие несколько недель, проведенных в Нью-маркете, графу Саммерсфилду пришлось еще не раз убедиться в предусмотрительности возлюбленной, равно как и в ее решимости продолжать их связь. И хуже всего, что у него не осталось сил ей противиться. С каждой минутой он все больше нуждался в ней. И не проходило дня, чтобы они не нашли местечка, где можно было бы остаться наедине и любить друг друга. Синара стала не только безрассудно смелой, но и крайне изобретательной. Как-то днем они сидели на берегу реки, неподалеку от Одли-Энд, и не успел Гарри оглянуться, как она расшнуровала его штаны и стала ласкать мужскую плоть, невероятно быстро возбудившуюся, после чего подняла подол, уселась ему на колени и прихотливо раскинула юбки по траве.

– Боже, Синара! – ахнул он. – Что, если нас застанут?!

– А ты когда-нибудь занимался этим на людях? – дерзко засмеялась она. – Мое желание только усиливается при этой мысли!

Как оказалось, его – тоже. Они принялись раскачиваться взад-вперед, и хотя несколько придворных гуляли на расстоянии, но близко никто не подошел. Вместе они одновременно достигли наивысшего блаженства и, глядя друг другу в глаза, засмеялись. В одно прекрасное утро они катались верхом, и он взял ее на мшистом бережке, вонзаясь до тех пор, пока она не закричала, а когда вернулись, снова овладел ею в полумраке конюшни, на охапке сладко пахнувшего сена. Однажды вечером они наткнулись на пустой коридор, и Гарри, прижав ее к мраморной колонне, задрал юбки, поднял на себя и окунулся в ее сладость.

Жасмин заметила почти неуловимые перемены в лице внучки и поняла причину. Оставалось надеяться, что Чарли и Барбара не поймут, отчего расцвела их дочь в последние дни и почему граф Саммерсфилд так охотно ищет ее общества.

Двор собирался вскоре переехать в Гринвич, поскольку близился май. Герцогу Ланди страшно надоела такая жизнь, и он хотел вернуться домой, в Куинз-Молверн, вместе с семьей. Только Синара была против.

– Ты сказал, что я смогу остаться до лета, – протестовала она.

– Но твой граф и не думает делать предложения! – ворчал Чарли. – Черт возьми, я желаю наслаждаться домашним уютом!

– Папа, но почему я не могу жить во дворце одна? – удивилась Синара. – Четырнадцати – и пятнадцатилетние девушки обходятся без опекунов. Разве про меня ходят сплетни? Чем я заслужила твое недоверие? Ты дал мне свободу, и вот уже несколько недель, как я вполне самостоятельна. Вы с мамой только и делаете, что ездите на скачки, а по вечерам ложитесь спать чуть ли не засветло! Через несколько недель мне исполнится семнадцать. Ты дал мне срок до конца года, но как же я могу привести Гарри к алтарю, если буду торчать в Куинз-Молверне?

– Она права, – кивнула Жасмин.

– Ну... не знаю... – протянул герцог.

– Я приеду домой в августе, ко дню рождения бабушки. Обещаю! – воскликнула Синара. – Пожалуйста, позволь мне остаться.

– Если так тревожишься, попроси королеву присмотреть за ней, – предложила Жасмин. – В конце концов, Синара – член семьи.

– Прекрасная мысль! – оживилась герцогиня Ланди. – И мне будет спокойнее, если королева согласится.

– Так и быть, – сдался герцог. – Королева будет опекать тебя, но в августе тебе придется уехать отсюда.

– Разумеется, – согласилась девушка, ослабев от облегчения: слишком ужасной казалась разлука с любовником.

Бабушка незаметно отвела ее в сторону и негромко остерегла:

– Будь осторожна, дитя.

Синара поняла, что та все знает.

– Я не настолько глупа, бабушка, – пробормотала она, чувствуя, как вспыхнули щеки.

– Нет, но ты молода. И влюблена. А кроме того, совсем неопытна. Ты вступила в любовную связь, и мне трудно сказать, так ли уж стоило идти на такое. Ты знаешь графа лучше, чем я, и рано или поздно должна выйти замуж, за Гарри Саммерса или кого другого. Ради Господа Бога, будь осмотрительнее! Только мужчины самого худшего разбора способны жениться, закрыв глаза на скандальную репутацию невесты, и тогда тебя постигнет именно то, чего ты всегда боялась. Ставками будут твое богатство и имя семьи.