Они спешились, и конюх подхватил лошадей под уздцы. Троица поспешила к веселой компании, уже успевшей рассесться под деревьями.

– Сюда! – крикнула Притти Китти. – Мы сберегли вам лучшее место. Трое как раз поместятся.

Рядом с ней расположился Найлз Брендон, граф Данли. В последнее время их постоянно видели вместе. Все ожидали скорого объявления о помолвке. Хотя граф был человеком чопорным и несколько холодноватым, Китти неожиданно обнаружила в себе талант заставить его смеяться, чем и пользовалась как можно чаще.

– Еще один графский титул в семье, – заметила Жасмин, когда Дайана рассказала о возможности такого союза.

Джейми Эдвардс все-таки набрался смелости сделать предложение их дальней родственнице Сесили Берк и получил согласие. Ему еще предстояло поговорить с ее родителями, когда придется провожать Сеси домой, в Клерфилз-Прайори. Жасмин была особенно рада этому браку.

– Как была бы счастлива моя бабушка, узнав о том, что потомки ее дочери Уиллоу и сына Патрика решили обвенчаться! – воскликнула она.

Последняя из подруг, Коралин Мамфорд, прозванная Слим за худобу, привлекла взор лорда Руперта Данстана, младшего сына графа Морли. Старый граф, узнав об этом, отправился в столицу, что делал в последнее время крайне редко, дабы познакомиться и по достоинству оценить выбор сына. Оставалось лишь получить позволение родителей Слим, живущих в Глостершире, зажиточных землевладельцев, которые, вне всякого сомнения, будут восхищены успехами дочери при дворе.

Лорд Чарлтон и барон Мейхью исчезли из виду, когда стало ясно, что у них нет ни малейших шансов завоевать сердце сладостной Сирены или ее приятельниц. Теперь все четыре пары и Дайана с близнецами лениво растянулись под теплым майским солнышком на коврах, расстеленных на сочной траве. Вскоре им подали жареную оленину, кабанятину и каплуна вместе с устрицами, охлажденным вином, разными сортами хлеба и сыра: чеддера, стилтона и бри из Франции. Кроме этого, слуги разносили холодную спаржу с восхитительной уксусной приправой и маринованной свеклой. На десерт подавали крошечные глазированные кексы и клубничные пирожные с густыми девонскими сливками. Наевшись и немного опьянев от доброго вина, они снова легли и стали наблюдать, как игривые зайчики пробиваются сквозь тонкие изящные ветви ив.

Дайана закрыла глаза и вздохнула. Давно уже она не была так счастлива!

Но тут кто-то поцеловал ее в правую щеку. Потом в левую. Она не открыла глаз, наслаждаясь ощущениями. Губы прижались к ее губам в страстном поцелуе. Герцог. От него всегда пахнет сандалом, а от маркиза – фиалками. Теперь она ощутила запах фиалок вместе с требовательным жгучим поцелуем, и Дайана вдруг поняла разницу: Дэмиен, казалось, больше беспокоится о ее чувствах, а Дариус всегда стремится только брать, ничего не давая взамен. Он отстранился, и Дайана подняла веки, чтобы убедиться в своей правоте. Что же, все так и есть.

Она еще долго молчала, раздумывая над своим открытием.

– Давайте побродим по воде! – неожиданно предложил Джейми. – Здесь песчаное дно, а солнце печет все жарче.

Среди собравшихся пробежал одобрительный шепоток. Сапоги, туфельки и чулки были немедленно сброшены, юбки заправлены за пояса, и молодые люди, взявшись за руки, дружно ступили в ручей. Тут же раздался отчаянный визг, так как вода оказалась очень холодной, но вскоре, забыв обо всем, они принялись самозабвенно плескаться и обливать друг друга водой.

Король, сидя на ковре в обществе фавориток, со снисходительной усмешкой наблюдал за играми молодежи. Королева не любила пикники и поэтому не поехала. Карл Стюарт был в прекрасном настроении. Белая шелковая рубашка, распахнутая до пояса, обнажала широкую грудь. Длинные локоны разметались по плечам.

– В их лета, – заметил он, – я сражался не только за трон, но и за собственную жизнь. Как приятно видеть столь беззаботную юность, мои крошки!

– Недолго вам осталось любоваться ими, ваше величество, – заметила Фэнси. – Все, кроме моей кузины Синары, нашли себе пару. Вряд ли они вернутся ко двору в ближайшее время, ибо будут слишком заняты делами и потомством. Все же, когда сезон охоты закончится, при дворе появится новый выводок хорошеньких девиц и их поклонников.

– А ты, дорогая? Неужели будешь довольствоваться мирной деревенской жизнью в обществе своего ребенка? – спросил король, пристально оглядывая любовницу.

– Я более чем приветствую такой образ жизни, ваше величество!

– Кровь Христова! – выпалила Нелли. – Она отвечает так мило, словно научилась у своей доброй кузины! Я бы не согласилась быть сосланной на ферму!

– Дорогая Нелли, – засмеялся король, – ни одна ферма не примет тебя, поскольку фермер просто не будет знать, что с тобой делать. Боюсь, придется тебе оставаться в Лондоне, рядом со мной.

– Скорее в вашей постели, – нашлась Нелли, и остальные засмеялись, восхищенные ее остроумием.

Слуги принялись убирать остатки еды и посуду. Дайана с приятелями вышли из воды и вытерли ноги поданными лакеями полотенцами. Джентльмены бросились натягивать чулки на ножки любимых, надевая подвязки на нежные белые бедра и украдкой гладя соблазнительную плоть, пока девушки не начинали их журить. За чулками последовали туфельки и сапоги. Молодые люди вскочили на коней и отправились в обратный путь.

Двадцать девятого мая король отмечал свой день рождения в Уайтхолле, куда было принято являться иностранным послам, чтобы принести поздравления своих правителей. Празднования начались с самого утра, когда пушки Тауэра выпалили тридцать восемь раз: столько, сколько лет исполнилось королю. За салютом последовали торжественная служба в Вестминстерском аббатстве, а потом обед и большой бал.

Жасмин решила отправиться во дворец к вечеру, поздравить короля и пожелать счастья. Она и Фэнси скоро уезжали в Куинз-Молверн, хотя Чарли и Барбара собирались остаться еще на месяц, пока не придет пора увозить Дайану и Синару. Это ее последнее появление при дворе, ибо она вряд ли еще раз соберется в Лондон. В ее годы путешествовать становится все более затруднительно.

Она улыбнулась про себя, вспомнив то долгое странствование из Индии, много лет назад.

Она вымылась, и Оран помогла ей одеться. Жасмин выбрала элегантный наряд из фиолетового атласа с верхней юбкой, приподнятой в нескольких местах и скрепленной серебряными бантами, чтобы показать нижнюю юбку из шелковой сиреневой парчи. Пышные рукава и вырез были щедро отделаны серебряным кружевом. Грудь из соображений приличия была прикрыта тонким серебристым газом, и Жасмин то и дело фыркала, вспоминая, как гордилась когда-то своим несравненным бюстом!

Оран вдела ей в уши серьги из аметистов, жемчуга и бриллиантов, застегнула на шее колье из удивительно подобранных по цвету и размеру жемчужин. Каждое зерно было размером с ноготь большого пальца. В центре декольте сверкала брошь из тех же камней, что и серьги. Каблуки фиолетовых атласных туфель были усыпаны бриллиантами.

– Мадам по-прежнему великолепна! – объявила Оран, отступая.

– Было время, когда меня называли неотразимо прекрасной, – хмыкнула Жасмин.

– Вы и сейчас таковы, – тихо ответила горничная. – Но красота – это для молодых. А вот великолепие приходит с возрастом. Разве не так?

– Несмотря на старомодную прическу? – засмеялась Жасмин.

– Узел на затылке идет вам, мадам. Куда элегантнее, чем эти мелкие локончики, которые в моде у нынешних девушек. А для дам постарше такой стиль просто смешон! Нет, мадам, вы были и остаетесь воплощением хорошего вкуса.

– Что же, Оран, подай воплощению плащ и узнай, готовы ли мои внучки.

Оран накинула на плечи Жасмин сиреневый шелковый плащ, присела и отправилась выполнять приказ. Жасмин неожиданно засмотрелась в зеркало и на какое-то мгновение вдруг увидела себя в ту ночь, когда впервые встретилась со своей матерью, леди Велвет. Тогда ее платье было алым, на шее красовалось варварски безвкусное ожерелье из огромных рубинов, а в волосах увядали красные розы. Она была Ясаман Кама бегум, дочерью Великого Могола, прибывшей в Англию, к родным, о существовании которых узнала всего несколькими годами ранее.

И вот теперь превратилась в старуху, которая давно уже не думала о себе как о дочери Великого Могола. Всю жизнь, кроме первых шестнадцати лет, она прожила здесь, в этой части света, и стала главой большой семьи, как и ее бабка мадам Скай.

– Мне не хватает тебя, бабушка, – со вздохом прошептала она, – и тебя, мой Джемми.

Но тут в дверь просунулась голова Оран.

– Молодые леди готовы, мадам, и рвутся во дворец. Сейчас принесу ваши перчатки, и можно отправляться.

Направляясь к экипажу, Жасмин отметила, что внучки из уважения к ней носили выбранные когда-то цвета: Синара – алый, а Дайана – нежно-розовый.

– Не забыли подарки для его величества? – спросила она с улыбкой.

– Конечно, нет, бабушка, – разом ответили девушки, показывая пакеты в яркой обертке.

Жасмин с удовлетворенным вздохом откинулась на сиденье, наслаждаясь ездой. Внучки молчали, и она едва не засмеялась. Обычно они щебетали без умолку, и умному человеку теперешняя необычайная тишина говорила о многом. Дайана, похоже, уже готова принять решение, но дала ясно понять, что разъяснит все только после визита близнецов Роксли в Куинз-Молверн.

Что же до Синары, она уже все решила с той минуты, как увидела Гарри Саммерса. Беда в том, что граф Саммерсфилд ничего об этом не подозревал.

Они добрались до ярко освещенного дворца. Сюда стекались десятки карет, а к причалу то и дело подходили барки: это придворные спешили поздравить короля. Сегодня праздновался не только день его рождения, но и восьмая годовщина возвращения на трон Англии.

Герцог и герцогиня Ланди уже ожидали во дворе, и, едва дверца открылась, Чарли помог матери выйти.

– Сегодня ты изумительно выглядишь, мама, – объявил он с широкой улыбкой. – Я предупредил его величество о твоем приезде, и он очень обрадовался. Говорит, что слишком редко видит тебя в этом году.