Она повисла на мне, и быстро осматривала каждый участок лица, потом посмотрела опять в глаза и покачала головой:

-. Я окончательно рехнулась! Даже галлюцинации стали тактильными. Я сраный псих, и это моя судьба… — она говорила быстро и без остановки.

— И поэтому ты говоришь так, чтобы тебя понимала галлюцинация? — я встряхнул её, а она вздрогнула всем телом, начав оседать на пол.

— Это я, Лика! Я… — заглянул ей в глаза, и понял что она начинает приходить хоть немного в себя, — Я… Пришел за тобой.

— Уходи… Беги, Хан. Ты погубишь свою жизнь рядом с больной женщиной.

— Говоришь чушь, а сама обнимаешь, — я дрожал и давился слезами, молча терпел и прижимал её к себе, раскачивая нас на полу, чтобы она успокоилась.

— Не хочу, чтобы этот приступ заканчивался. Он слишком реальный. Ты даже пахнешь, как мой Хан, — Лика прижалась ко мне, и забралась на колени полностью, а я сжимал её в руках, и тихо давился настоящими слезами, прижавшись лицом к её макушке, и сцепив челюсть. Но я не мог остановить это. Сейчас я делал это в последний раз. Больше в моей жизни не будет соплей. С этого момента у меня нет на них права.

— Даже такой же теплый… — продолжала шептать Лика, а я думал, что медленно и сам схожу с ума.

Вот как может измениться всё за одну секунду. За одно сраное мгновение, вся жизнь прошла перед моими глазами.

Я обнял её сильнее, обхватил руками полностью, зарылся ладонью в мягкие пряди, и прижал к себе.

Не знаю сколько мы так просидели, я не считал этого времени, потому что думал. Я начал наконец думать о будущем. И не просто играясь и надеясь на сегодняшний день.

Я вспоминал лицо Хатори, и то, что она говорила, вспоминал лицо старика, которого убили, и наконец я вспомнил лицо Мён Хи. В этот момент, я понял что именно с её смертью и начал меняться. Именно тогда осознал, что вся моя жизнь это просто комфортное дерьмо, и я был совершенно не готов к реальности за стенами богатого особняка, или за дверьми дорогущей тачки…


— Как её вывести из этого состояния? — я встал в дверях кабинета Анастасова, и сходу задал тот вопрос, который меня интересовал.

— Она должна пролечиться не меньше полугода и только тогда я смогу ответить на этот вопрос, — аджоси спокойно смерил меня взглядом, и кивнул на кресло.

— Пол года это много.

— Я не отдам тебе её сейчас. Даже не надейся, мальчик! Куда ты её отведешь? Отвезешь в клинику в Корее? А твоя семья даст тебе с ней видеться? Или ты хочешь просто её забрать, потому что увидел, что ты единственный, кто способен к ней прикоснуться, и решил что всё хорошо?

— У вас месяц, доктор Анастасов! Я даю вам лишь месяц, чтобы вы вернули мне мою женщину, и перестали поить её химикатами!

— А ты вернёшься через месяц? — он подался вперёд и цепко осмотрел моё лицо, остановив свой глубокий взгляд на моих глазах.

— У вас месяц, доктор Анастасов! И не днём больше.

— Тогда ты должен знать с чем собираешься жить! Я дам тебе последний раз повод задуматься, Хан. Эта женщина не может контактировать с людьми. С мужиками в первую очередь! Я не проверял реакцию на женщин, но с Марией она общается на расстоянии четырех метров, и успешно справляется с агрессией. Ты должен понимать, что каждый день Лика будет заперта в четырех стенах. Она не сможет гулять на улице, и делать тех вещей, которые делают обычные женщины. И это лишь верхушка всего. Всё намного сложнее. Поэтому не тебе ультиматум мне выставлять, мальчик! Выставь его себе! И этот месяц, используй, чтобы хорошенько подумать. Это уже не та женщина, которая просто спать с тобой не могла, это человек, который впадёт в истерию моментально, если к ней подойдёт хоть один посторонний мужик. На улице она и ста метров не пройдет спокойно, потому что механизм восприятия страха сломан! Она боится постоянно! И всего! Ты! Готов жить с такой женщиной всю жизнь? Ты молодой парень, у тебя есть все шансы найти хорошую партию среди ваших баб!

— Мне… — я лишь рот раскрыл, чтобы остановить поток дерьма, которое извергал этот противный старик, но он оборвал меня.


— Не заливай мне про любовь, понял! Я уже видел одного, который клялся, что она его любовь до гроба! И посмотри что эта тварь с ней сотворила. Послушай меня, Хан! Я сейчас буду говорить страшные вещи, потому что эта девочка мне как дочь родная. У меня нет детей, и она все, что я холил и лелеял годами, вытаскивая из того ужаса, от которого не смог уберечь! Поэтому это у тебя месяц, Хан! Месяц на то, чтобы приехать и забрать её в место, где она сможет жить спокойно. В котором не будет твоей матери, которая обзывает её грязной шлюхой, и в котором наконец не будет тех ужасов, которые она постоянно наблюдала вокруг себя и боролась с ними. Если ты это сделаешь, значит я не зря, постоянно вел себя, как старый противный подонок и циничная тварь! Не сможешь… Я тебе её не отдам! Хватит с неё боли!

По мне прокатилась волна жара, и горячий воздух из горла вырвался вместе с моим ответом:

— Я вас услышал. У меня последний вопрос.

Мужчина усмехнулся холодной ухмылкой и ответил, зная что мне нужно:

— Его зовут Романенко Станислав Геннадьевич. Он в колонии в Сахалине.

Более мне ничего не требовалось. Поэтому я развернулся, и вышел вон.

Естественно смирится с тем, что я видел и осознать всё полностью я пока не мог. Но лишь вспомнив то как она выглядела, и что я получил от судьбы за свою золотую во рту, понял, с чем столкнулся.

Поэтому лишь опустив ногу с трапа, сразу позвонил тому человеку, который вечно скулил, как его всё достали, но никогда и ни за что не отворачивался от своих друзей.

— Ты прилетел? Почему так быстро? — Тэ Хван взял трубку за четвертым звонком, а я уже успел сесть в такси у аэропорта.

— Ты знаешь красную палатку у Радужного моста на побережье?

— Что с твоим голосом? Хан? Что случилось?

Я попытался успокоиться и мыслить здраво, меня выворачивало два состояния. В одном я хотел сесть обратно на самолёт, и остаться в той палате. Просто лежать рядом с ней и никуда не уходить. А второе прямо вопило, что ничего не хочет. Одно желание упасть в своем вольсэ на пол и просто валятся и ни о чем не думать. Вообще! Забыть. Стереть память. Вернуться к сраной беззаботности. Я же ещё такой идиот. Куда мне брать на себя такую ответственность?

Но оба эти состояния породили третье. Я стал сраный роботом, который боролся за совершенно другое. Оно уже ярко стояло стояло перед моими глазами. И тут я должен был сказать спасибо своей дерьмовой карме, хотя бы за то, что у меня были друзья, и положение. А именно последнее даст мне возможность сделать то, что я собирался.

Я ведь хотел только наш с ней мир? Его я и собирался создать. И я смогу! Иначе зачем тогда вообще пользоваться чувствами? Смысл любить? Если можно просто трахать куклу за куклой?

Нет, я уже хотел другого. Всё что произошло незаметно для меня самого уничтожило прежнего человека, и я стал бездушным снаружи совершенно.

— Тэ Хван! Мне нужно четыре миллиона долларов и два хороших адвоката. Проверенных. Таких чтобы провели немедленно аудит всех активов "Шинорацу". Это нужно сделать за неделю.

Я помнил, что мать затеяла совет директоров, на котором решила представить меня как нового гендиректора. Ухмыльнулся этим воспоминаниям и охренел от глупости этой затеи. Я ни хрена не понимал в том, как руководить нормальной компанией. А она хотела, чтобы я взял под руководство то, что почти развалилось, из-за её же муженька.

— Я могу тебе дать это. Но хочу знать зачем тебе столько денег и такие люди. Это не найти за один день, — его голос изменился, а я смотрел опять на реку, которая этот раз была нереально красивой, потому что её обрамляло золото пожелтевших листьев.

— Я собираюсь развалить "Шинорацу" до того состояния, которое осталось первоначальным после смерти отца. Мне не нужны ни люди, ни деньги твари, которая убивала ради них.

— Это не то что я хотел спросить… — он понял сразу.

— Я не привез её, и не остался с ней.

— Почему?

— Потому что нам не подходит ни её мир, ни мой, — я стал привыкать к бесцветность в своем голосе.

Он был пустой, резкий и холодный. Такой, которым его сделали наши миры.

— Жди звонка к завтрашнему вечеру. Я должен позвонить своему агенту. Он найдет адвокатов. А деньги… Это много, Хан. И на это тоже нужно время. Мне не вывести такие суммы за день.

— Я понял, брат. Камсамнида!

— Потом сочтемся, засранец. Все вы оболтусы влюбленные. Я не могу оставить вас без присмотра.

— Да я помню, — это был первый проблеск на моём лице, — Но все таки жду в палатке завтра. Я хочу накормить тебя кое-чем умопомрачительно вкусным и вредным.

— Я приеду к восьми. И попытаюсь всё решить, — он поставил трубку, и теперь я должен был сделать кое-что сам, а не только полагаясь на помощь друзей.

Поэтому я вышел у здания департамента, и посмотрел на парковую зону, где всё ещё видел словно наяву, как она идёт по дорожке и катается а плащ. Сейчас стоял полдень, но вокруг меня словно ночь сомкнулась, и я смотрел на парня, который шел прямо за фигурой женщины, аккуратно и пристально наблюдая за каждым её шагом.


Потом она обернулась, и свет дня снова вспыхнул, вернув в реальность.

— Вы что-то хотели, господин? — на меня смотрела девушка, которая стояла точно на том же месте, где ко мне в ту ночь обернулась Лика.

— Простите, я обознался! — поклонился ей, и заметив мелькающие зелёный свет светофора, ушел.

Пошел в сторону здания, и через пятнадцать минут сидел в той самой допросной.

— Ты уверен в том, что ты хочешь сделать, Хан? — Ю Чон-ши смотрел на меня странным испытующим взглядом, — Твоя мать так нас обложила адвокатами Йон Со, что в пору в наших стенах адвокатскую контору открывать! Она делает всё, чтобы сохранить репутацию семьи и компанию. А ты хочешь взять и всё развалить, согласившись дать показания против собственного отчима. Я был уверен, что ты под замком в своем доме. Но ты меня удивил, парень.