И вот, когда я поняла, что это тепло умеет дышать, что его руки крепко прижимают меня к своей голой груди, а моё лицо спрятано в коконе, прямо рядом с ней. Когда до меня дошло, что меня оплели ногами, и буквально спрятали под собой, а я охотно забилась в это теплое и нежное убежище ещё сильнее. Что спросонья потерялась инстинктивно носом о гладкую кожу и сама обвила руками горячую спину… Я застыла.

Страх… Холод волнами сменял жар. Кончики пальцев начало трясти, и меня обдало потом, когда я ощутила мягкое движение губ в моих волосах, а потом снова глубокое дыхание.

И опять толчок страха и ужаса. Он вынудил меня трястись уже полностью. Но я сцепила зубы и впила ногти в спину Хана. Парень вздрогнул, инстинктивно сжав меня сильнее в объятиях, и это запустило другое чувство — дикое желание на ровне со жгучим страхом.

Первое молило поцеловать и прижаться сильнее, второе вопило, что это опасность и нужно бежать. Коктейль смешался вновь, как в первый раз в Паноптикуме. Дрожь и желание. Страх и похоть. Но лишь подняв с содроганием голову, меня прошибло от осознания того, что он терпит пока мои ногти проделывают раны в его плечах.

Я захотела отстраниться, но Хан не дал, а лишь с силой притянул обратно, прибил к одеялам своим телом и резко втянул мои губы в свои со стоном.

— Твою мать! — глухой рык и его язык с силой проталкивается в мой рот, толкается дальше, пока мои ногти наверное уже пустили кровь из его кожи.

Я чувствую это, и оно меня пугает все сильнее, но Хан не останавливается, а ловит момент, пока мы ещё не проснулись, чтобы нежно провести по моей талии рукой, сжать кожу до боли в своих ладонях, пока наши губы оставляют ожоги друг на друге.

И в момент, когда страх пересиливает желание, а я застываю, издав всхлип, Хан за секунду отскакивает от меня, и прибивается к стене, заведя руки за спину.

— Прости! Я это… Короче, я сорвался.

Поднимаюсь и лишь киваю, слизывая его вкус со своих губ. Дышу часто и тяжело, но не столько от страха, как от…испуга? И меня это удивляет. Поэтому я начинаю хмурится и пытаться проснуться.

— Всё же в порядке? Лика?

Я продолжаю смотреть на то где лежу, и понимаю, что это не Хан на меня лег. И это меня удивляет ещё больше.

— Лика, милая, ответь! Я сейчас чокнусь, если ты не заговоришь? — тихий надрывный шепот заставляет меня поднять глаза.

— Всё хорошо, Хан.

— Точно?

— Да, — по моей щеке катится слеза, и он, замечая это, начинает материться на той самой помеси диких звуков.

— И поэтому ты плачешь?

— Нет, не потому, — я посмотрела на него, а потом на настенные часы.


"Я плачу потому что снова могу любить… Плачу, потому что теперь у меня есть объятия, в которых действительно могу спрятаться от всего мира. Плачу, потому что я и вправду влюбилась в тебя, но сказать тебе это… Значит, положить начало чему то большему нежели просто увлечение взрослой женщиной…"

— Тебе пора! — поднимаюсь и показываю на часы, — Скоро восемь, а в десять здесь будут три фургона, полных работников департамента.

— Я понял…

Меня словно опять опустили в прорубь. Такого пустого голоса в его исполнении, я не слышала ещё ни разу.

— Хан… Я…

Но я не успела и слова сказать, как он вскочил и наспех натянув на себя майку и штаны вылетел вон. Ставни дверей захлопнулись за его спиной, а потом резкие шаги, быстрый разговор с аджоси, и хлопок входных дверей.

Я хватилась за секунду, накинула рубашку и натянула наспех джинсы прямо вприпрыжку. Вышла в коридор и уверенно прошла мимо мужика, который побоялся даже мне на глаза попасться.

Дождь ещё не закончился и продолжал лить, пока Хан шел по двору к калитке, на ходу натягивая куртку и застегивая ремень на штанах. Поднял дверцу машины и застыл.

Один взгляд, и я застываю, потому что понимаю насколько больно только что сделала единственному человеку, который способен меня любить. Да, он молод. Да, он импульсивен и безрассуден. Но это мой человек.

С этими мыслями я слышу свист шин, и то как Хан на бешеной скорости срывается с места, разбрызгав вокруг себя камни и болото.

— Идиот обезбашенный, и ты тоже не лучше! Дура высоковозростная! — прошипела сквозь зубы, и вернувшись в комнату выхватила телефон.

Набрала первый раз. Безрезультатно. Набрала второй. Тоже самое. И за пятым разом, результат оказался тот же. Хан не поднимал трубку, а мной уже била дрожь не от чертовых болячек, а от страха, что этот малолетний болван так и разбиться мог по дороге.

Смотрю на часы и понимаю, что уже половина десятого, а я продолжаю стоять с телефоном в руках посреди комнаты, в которой на полу разбросаны одеяла, а за широким ставнями барабанит дождь.

Я сцепила зубы, и открыла чат:

"Если ты не напишешь мне, что нормально добрался до дома и с тобой все в порядке, я тебя точно выпорю твоими плетками!"

Начинаю собирать одеяла и вздрагиваю, потому что ответ таки приходит:

"Я на шоссе и говорить не могу. Встретимся, когда аджума решит нужен ли ей малолетний сопляк!"

Я прикрыла глаза от досады, и закусила губу. Отписывать что либо в ответ — это равносильно продолжению бессмысленного спора, которые только усугубит мои самокопания и чувство стыда и вины.

Поэтому я вспомнила слова профессора о концентрации на работе. Всунула сотовый в карман пальто, и надела кобуру с травматом, прежде запихнув одеяла в шкаф, где её спрятала.

Но не прошло и пяти минут, как сотовый начал вибрировать, и я наконец не услышала голос инспектора Ли.

— Анъен, Лика-ши! Вышли мне свои координаты, мы заблудились! — чертыхнулся Ю Чон, а я лишь хмыкнула, усмехнувшись.

— Сейчас. Я в доме, который спрятан за живой изгородью.

— Хорошо, высылай! — приказал Ю Чон, и я наконец вернулась в реальность.

Которая была мне знакома, как дом родной, но больше не воспринималась так флегматично и отрешённо. Я сидела на кухне старика, который с опаской поил меня зелёным чаем и лишь кивал и кланялся, когда я улыбалась и благодарила его.

Ровно через пять минут, после того, как я хватилась фото, которые забрал Хан, в дверь постучали, а бедный старик побледнел. Явный страх. Социопаты не любят названных гостей, а в некоторых острых формах этого синдрома даже бояться стука в дверь своего дома.

— Спокойно! Кэн… Ча… Нна? *(Вы…в по…рядке?) — проговорила очень четко, а мужик тут же замотал головой, но храбро поднялся и вытерев пот со лба платком, засеменил открывать оперативникам.

Хан не забыл про фото, он оставил их на кухонном столе, когда вернулся вчера, специально, чтобы я не начала копаться в расследовании, а отдохнула.

"Я идиотка! Когда же до меня дойдет, что этот парень явно целостная личность? Вернее когда я признаю то, что подобные чувства между нами вполне здоровы и возможны?!"

В дом вошёл весь отдел криминалистов в полном составе, а старик побледнел разом лишь завидев нашивки на жилетах парней. Он быстро засеменил к столу, и схватив фото тыкнул мне в руки. Я отшатнулась, но спустя секунду спокойно взяла снимки в руки.

Мужчины низко поклонился старику, а из-за их спин вышла девушка, которую я помнила ещё с начала работы в департаменте. Она работала переводчиком, и в Димо именно ей предстояло брать показания у аджосси.

— Как в его нашла? Мы полчаса крутились рядом с этим забором?

Ю Чон-ши подошёл ко мне, пока Доминант прошел в кухню и осмотревшись, кивнул Хи Шину и Шанелю, чтобы те осмотрелись.


— Мы около часа искали этот дом, — я понизила голос и начала присматриваться а тому, кто мне был нужен.

Если мои догадки верны, и если брат это кто-то из наших, то от меня не укроется его реакция на происходящее.

— Он уехал? — строго спросил Ю Чон, а я лишь кивнула и повернула к нему фото с вопросом:

— Ты узнал, что это за место?

— Почти ничего не осталось. С момента отравления газом пошло пять лет, Лика, — он вытащил папку, а Доминант тем временем начал допрос, пригласив переводчика за стол.

Я же схватила папку и сделала вид, что мы рассматриваем фото, а сама начала вчитываться в материалы дела. И с каждой секундой холодела всё больше, потому что такого я точно не ожидала увидеть в этой стране.

— Мы выйдем в сад, тут связь плохо ловит, — оборачиваюсь к остальным, и ловлю три взгляда, которые ни о чем пока мне не говорят.

Старик продолжает эмоционально рассказывать девушке то что ему известно, пока я уверенно вхожу обратно в нашу с Ханом комнату, и раскрыв ставни, выхожу под козырек открытого крыльца.

— В девяностые годы на территории моей страны действовала секта "Белая церковь", — начала я тихо, продолжая перелистывать страницы, — Но её каноничные постулаты строились не на католической вере, а скорее православной.

— Право… Что? — Ю Чон нахмурился и подошёл ко мне ближе.

— Вам эта вера мало знакома, но она почти ничем не отличается от греко-католической например. Суть же не в этом, Ю Чон-ши! Суть в том, что любая религия — это культ. Как бы мы не отмахивались — это поклонение чему-то высшему и божественному. А такие вещи, как гипноз, влияют на ум и неокрепшую психику. Если брать настоящие религии, то они несут кодекс того, как нельзя поступать и ставят четкие рамки, за которые любой человек боится выйти из-за высшего наказания. И это наказание не просто хуже смерти. Для некоторых верующих это и есть смерть, а грех это путь в ад для души, которая будет жить вечно все равно, но мучиться, искупая свои эти грехи.

— Лика-ши я буддист, и не совсем понимаю, а вернее вообще не понимаю к чему ты ведёшь?

— Я веду к тому, что на вашей вере очень трудно построить лжерелигию, потому что она не даёт человеку возможности ощутить, что он бессмертный и после смерти, и останется в своем обличии до конца. Вы верите в перерождение, а для нас равносильно смерти понимание, что память о нашей жизни будет стёрта и мы потеряем себя нынешних. Для вас это начало высшей ступени, для нас крах всех ожиданий и конец всему. Так и появилась церковь "Марии Деви Христос". Это фанатичка, которая окружила себя людьми с психическими расстройствами и легко внушаемыми личностями. А то, что я вижу на этих фото ни что иное, как её искаженный культ. Мало того то, что хозяйкой вашего приюта была наша женщина, только подтверждает мои опасения. Но! Любой последователь или подражатель стремится подсознательно превзойти своего учителя. Поэтому трансформирует всё чему научился, в нечто новое и своё.