– Ты слышал, что она сказала? – обратился ко мне на идеальном английском.

Вместо ответа я показал ему средние пальцы.

– Мой телохранитель раньше работал при королевской охране. Не стоит тебе с ним связываться.

– Слабак! – я налетел на него с кулаками, моментально стирая пренебрежительную улыбку с лица. – Ты её не получишь! – вцепившись в ворот идеально отглаженной рубашки, повалил англичанина на землю.

Некоторое время мы катались по тротуару и молотили друг друга по ребрам. Неожиданно я взвыл от боли от резкого удара в спину. Позвоночник чуть не ссыпался в штаны. Еще несколько ударов пришлись в живот. Теряя сознание, подумал, что мои внутренние органы наверняка полопались…

POV. Ассоль

Вернувшись в квартиру, я обессиленно рухнула на диван, кусая губы до крови.

Он приехал.

Сейчас стало еще невыносимее. Чувства никуда не ушли, только теперь небесная любовь сцепилась не на жизнь с адовой ненавистью. Разве можно испытывать к кому-то клубок настолько противоречивых чувств?! Меня колотило. Руки и ноги не слушались. Сердце сжималось от боли и тоски. Нахлынувшее желание выло, столкнувшись с цементобетонной стеной гнева.

Я бы могла простить ему всё. Абсолютно ВСЁ! Но только не это. Только не измену с моей матерью. Это за гранью моего понимания. За гранью всего.

В эту секунду я впервые дала волю слезам. Мне просто очень хотелось, чтобы со слезами ушли эти безумные чувства. Даже не отдавала себе отчета, что тихий сдавленный плач превратился в вой раненной кошки. Моя душа почернела, а внутреннее солнце безвозвратно потухло. Осколки наших сладких чувств резали внутренности без ножа…

⁂

Мне снова четыре года. Я сижу в белоснежном платье, заляпанном свежей кровью, и сотрясаюсь всем телом от потоков слез. Я упала с велосипеда и разодрала колени до мяса. И мне очень-очень-очень больно.

В голове единственная мысль: «Мне никогда не будет так больно, как сейчас. Это предел боли. Её Эверест». Брат и отец суетятся вокруг моих грязных окровавленных ног, а мама… внутри что-то сжимается, стоит увидеть еле уловимую улыбку на её ярко-розовых губах…

⁂

Я попыталась открыть глаза, но ничего не вышло. За то время, что я спала, веки словно сшили. Попробовала подняться, и снова неудача: чьи-то сильные ладони удерживали меня в тисках.

– Уинстон?! Как ты сюда попал? – с трудом приоткрыла один глаз.

– Ты забыла закрыть дверь.

– Но…

– Всё хорошо. Ты в безопасности. Тебе надо отдохнуть… – губы мужчины коснулись моей шеи, скользя вверх-вниз, вверх-вниз.

Судорожно выдохнула, прижимаясь к его горячему напряженному телу.

POV. Гвидон

Кто-то тряс меня за плечи, но я с трудом осознавал происходящее. Сплюнул, ощутив сладковатый привкус крови на языке. Я очнулся на скамейке с сердцем, вывернутым наружу, однако телесные повреждения так и не смогли заглушить душевную боль.

«Все кончено», – вопила каждая клеточка пострадавшей плоти. Я влюбился по самые уши и всё потерял. Стал убийцей нашей любви, каким-то внутренним зрением наблюдая, как она распласталась на тротуаре, корчась в предсмертных муках.

Между мной и Ассоль всё кончено. Бесповоротно. Все любимые женщины рано или поздно меня покидают. Соля не стала исключением, а ведь кроме этих заполошных признаний в пылу страсти я не рассказал ей главного.

Она так и не узнала, что для меня это было «навсегда». С самой первой встречи чувства сбили с ног. Меня крючило и ломало от силы её нежности. Плющило от желания всецело ей обладать.

– *** – пытался вникнуть в смысл слов, но английская речь звучала путанее китайской.

Две женщины нависали надо мной, указывая на испорченную одежду и окровавленные части тела. Они советовали поехать в больницу, но я не собирался тратить время на эту ерунду. Нужно привести себя в порядок и снова ехать к Ассоль.

Я решил вымолить её прощение.

Буду каждый день сидеть под окнами, пока Соля не сжалится надо мной. Попытался подняться, оглушенный шумом в ушах, но, пошатнувшись, сполз на лавку.

Отчаянно шарил в карманах в надежде найти бумажник или телефон, заскулив от бессилия, когда ничего не вышло.

– Сука-а-а… – амбал Уинстона обчистил меня, бросив истекать кровью на тротуаре.

Щуря заплывшие глаза, я не мог пошевелиться, зачарованно разглядывая закатное солнце. Оно напоминало огромный мясистый помидор. Наверное, моя рожа сейчас выглядела примерно так же.

Вздохнув, я свернулся калачиком на лавке, уплывая в болезненный кошмар.

⁂

Я проснулся от того, что прикусил язык – зубы выстукивали чечетку. Несмотря на довольно теплый вечер, ночью резко похолодало. Нужно было добраться до гостиницы и сделать звонок отцу, но я понятия не имел, как осуществить задуманное в таком плачевном состоянии.

Вздрогнул, когда на лавочку уселся пожилой ливанец в грязной несвежей одежде.

– *** … – обратился он ко мне на диковинном языке, больше смахивающем на говор индейцев Майя.

– Моя твою не понимать… – изможденно развел руками, выдохнув с глухим рваным свистом.

Судя по всему, отделаться легкими ушибами не удалось. Внутренности горели огнем, будто их жарили на раскаленной сковороде.

– *** … – настойчивее добавил бомж, протягивая мне руку.

Вонючий лондонский бездомный приглашал в упоительное путешествие на самое дно моей никчемной жизни. Прости, Максим Горький, но я действительно в прямом и переносном смысле оказался «на дне».

Старый ливанец помог мне подняться и, прихрамывая, как два раненных солдата, мы поплелись вперед по освещенной пустынной улице. Каждый шаг давался с титаническим трудом, я еле сдерживался, чтобы не застонать от распиравшей ноющей боли в грудине. Неожиданно новый друг радостно улыбнулся, похлопав меня по плечу. Он указал на подсвеченную неоновую вывеску в конце улицы.

– Приют для бездомных…

До хруста стиснул пальцы, стараясь не расчувствоваться, как кисейная барышня. Он помог мне дойти до приюта, какая ирония! Только сейчас дошло, что, несмотря на жизнь в роскошном рублевском особняке, у меня никогда не было дома в широком смысле этого слова.

Ливанец продолжал что-то мне втирать, но вместо ответа я тихонько запел:

– Дом, как известно всем давно, это не стены и окно

Это не стулья со столом, (это не дом)…

Беженец хрюкнул, принимаясь энергично стучать грязными ладонями, и тогда я заорал на всю улицу:

– …Дом – это там, куда готов ты возвращаться вновь и вновь,

Яростным, добрым, нежным, злым, еле живым, еле живым.

Дом – это там, где тебя поймут, там, где надеются и ждут,

Там, где забыли о плохом – (это твой дом)…

– *** – бурно аплодируя, мой спутник начал пританцовывать.

Вот такой странный дуэт – два бездомных посреди пустынной улицы корчились от смеха со слезами на глазах.

Ливанец тихонько отварил скрипучую дверь, помогая мне пройти в просторное темное помещение приюта с десятками железных коек по периметру.

В это мгновение силы окончательно покинули. Я упал на одну из них, отвернулся к стене, закусив губу до крови, чтобы никто не услышал сдавленные булькающие звуки, доносящиеся из горла.

⁂

Кто-то ласково перебирал пальцами мои волосы, и на душе стало очень легко. Открыв глаза, я улыбнулся.

– Мама?!

– Прости меня, сынок… – проворковала статная темноволосая женщина с мертвецки бледным лицом.

Мерцающие блики луны запутались в тяжелых черных волосах посетительницы. Она с любопытством наблюдала за мной, сидя на тумбочке возле кровати.

– За что?! Я никогда не держал на тебя зла… – мурашки выплясывали тектоник на моей пояснице и плечах.

– Я знаю, ты дулся на меня из-за имени.

– Ах, это… Ну, любой бы на моем месте обиделся за такое имечко. В начальной школе меня даже дразнили… – пробормотал с наигранной досадой в голосе.

– Я с первых месяцев читала Русланчику сказку «О царе Салтане». Его сын, князь Гвидон, из-за козней злых тёток попал на необитаемый остров. К счастью, он встретил там волшебницу – царевну Лебедь. С её помощью князь стал могущественным владыкой и воссоединился с отцом.

– Царевна Лебедь? – кровь устремилась в виски.

– Ага, белокурая красавица невиданной красоты. Она затмевала «днём свет божий», с месяцем под косой и горящей звездой во лбу. Гвидон и царевна Лебедь поженились, устроив пир на весь мир.

– Они правда поженились?! – уточнил с придыханием.

– Даже не сомневайся. Я так любила эту сказку, сынок. Верила – моего Гвидона тоже ждет удивительная судьба!

– Удивительная… – горестно усмехнулся.

– И ты родился таким красивым… Русланчик появился на свет маленьким комком с заплывшими глазками, – мама смущенно хихикнула, – а ты с первых дней разбивал сердца медсестрам в роддоме. Они выстраивались в очередь полюбоваться на самого красивого младенца…

Мама светилась от счастья, плавно перебирая мои влажные волосы.

– Значит, я был гораздо привлекательнее Руса! – зловеще рассмеялся.

– Только не рассказывай ему… – перекинув через плечо тяжелое полотно черных волос, она задорно подмигнула.

⁂

Распахнув глаза, сперва я почувствовал невероятный прилив сил. Однако подскочив на кровати, охнул, едва успев удержаться за тумбочку. Меня лихорадило. Щеки пылали, внутренности горели огнем. Нужно было срочно сделать звонок отцу, в противном случае опасался откинуться прямо в приюте!

Но я не мог этого допустить. Подыхать – так на Родине!

Из последних сил отвоевал у тщедушной старушки-администраторши право на один звонок. Благо мой воспаленный мозг каким-то чудом воспроизвел в памяти заветные цифры отцовского номера. На этот раз Вселенная смилостивилась – батя ответил в ту же секунду.