— Здесь совершенно не на что смотреть, - пробормотала Влада, прекрасно зная, кто стоит позади.

— Ты беременна? – Вопрос и на вопрос-то не был похож, скорее на попытку создать видимость, будто она ждет ответ. Не ждала, тут же и продолжила: - Не зря ты мне с самого начала не понравилась.

Влада оторвала бумажное полотенце, промокнула губы, уговаривая себя держаться до последнего. В прошлый раз эта бабенка вывела ее из себя, заставила играть по своим правилам, заставила сделать так, как хотелось ей. Но сегодня Вероника на их со Стасом территории, и все ее слова и попытки укусить – не более, чем бессильная злость. За что и почему, не столь важно. У таких, как она, всегда есть причина кого-то ненавидеть, зачастую вообще самая банальная.

— Тебе лучше подождать Стаса на улице, - проходя мимо вероники, бросила Влада. – Он знает, что ты ждешь и приедет так быстро, как сможет.

Увы, далеко уйти не удалось: буквально через пару шагов Вероника догнала ее в коридоре, схватила за локоть. Влада дернула руку, пытаясь высвободиться, но мегера держала крепче, чем тиски.

— Это ребенок Стаса? – ей в лицо прошипела Вероника. Сейчас, когда они стояли чуть ли не нос к носу, Влада ясно различила замазанный кровоподтек под глазом, и подрагивающее веко. Последнее, должно быть, было последствием перенесенной болезни. Правда, жаль ее не было. – Ты этого с самого начала добивалась, да?

— Убирайся вон из моего дома, - прошипела Влада, чувствуя, как тошноту сменяет обжигающий внутренности гнев. – Или я не дождусь Стаса и, клянусь, вызову полицию. Заявлю о вторжении на частную территорию. Или скажу, что ты чокнутая фанатка и преследуешь меня.

Вероника нехотя, но все-таки отпустила ее руку, и даже сделала пару шагов назад. Еще раз, будто впервые, окинула ее оценивающим взглядом всю, с ног до головы. Наверняка нашла целую порцию изъянов.

— Стас тяжело болен. Он сумасшедший. – Ее слова прозвучали так резко и холодно, будто речь шла не о единственном сыне, а о безымянном приблуде около забора, который портит ее безупречный газон.

— Он совершенно здоров, - отмахнулась от ее слов Влада. Не хотелось пускать это в себя, но слова больно полоснули по сердцу. Он не сумасшедший, он куда более разумен, чем многие люди без такого диагноза.

— Стас псих. И его нужно держать на поводке, иначе сорвется и может наделать дел. И, девочка, я делаю тебе большое одолжение, снимая шоры с глаз. Стас только кажется таким, как все, но это пустое притворство. Он всегда так поступает, когда нужно пустить пыль в глаза: делает вид, что с ним все в порядке. Но, поверь, когда ты будешь нуждаться в нем больше всего, он повернется к тебе задницей и выкинет какой-то дурацкий фортель. – Вероника потерла переносицу, как будто ей мешали невидимые очки. – И не смотри на меня такими коровьими глазами: я родила этого психа, и никто лучше меня не знает, как с ним справляться.

Пользуясь тем, что Вероника, кажется, раздумала ее хватать, Влада отошла еще на пару шагов, потянулась к окну, разом дернула ручку, впуская в комнату порцию свежего воздуха. Спокойно, нужно просто глубоко и медленно дышать, и тогда у тошноты не будет ни единого шанса.

— Стас рассказал мне, что с ним, - сказала спокойно и уверенно, радуясь, что работа в студии и сотни непредвиденных ситуаций все-таки дали благоприятные всходы в виде натренированной выдержки. – Так что твои советы мне, знаешь ли, до известного места.

Влада улыбнулась, почему-то думая о том, что если бы это слышал Стас, то непременно бы похвалил ее злость. Эта мысль придавала силы.

— Тогда ты куда глупее, чем я предполагала.

— Если ты закончила нахваливать остроту моего ума, то я еще раз повторю – убирайся вон. На улице не такой сильный мороз.

— Отец Стаса ... ему нужна помощь. – На этот раз голос изменил Веронике. Она была самой ужасной в мире матерью, но совершено точно являлась и самой преданной женой. Кажется, из тех, кто считает измены мужа собственной ошибкой.

— Думаешь, мне есть до него дело? – «Ты знаешь, что он сделал? Или это была твоя идея?»

Вероника оставила ее вопрос без внимания: открыла сумку и достала оттуда пластинку с таблетками и увесистую пачку денег. Влада мельком увидела: евро, крупного достоинства.

— Это, - Вероника помахала таблетками у нее перед носом, хруст фольги противно врезался в уши, - нужно давать Стасу. Две сегодня днем и потом еще две вечером. И завтра можно.


— Что это? – тупо переспросила Влада.

— Это, моя дорога, поводок. Чудесное средство, которое мне посоветовал первоклассный специалист по психам. Эти таблеточки, Влада, не так-то просто достать. Сделаешь, как я скажу – и Стас станет ... сговорчивее. Я приду завтра вечером и, если все будет хорошо, ты получишь точно такую же пачку денег и запас таблеток на год вперед.

Влада продолжала смотреть на эти «дары», пытаясь переварить услышанное, пытаясь вникнуть в сделку. Но мозг отчаянно сопротивлялся, отказывался принимать за чистую монету эту ересь. Вероника – стерва, и явно никогда не нуждалась в сыне, но не может же она всерьез предлагать такие вещи.

— Я хочу знать, что это за таблетки, - повторила свой вопрос, жестко подавляя приступ злости. Сначала нужно выпытать всю правду.

— Назовем это успокоительными. Очень качественными дорогими успокоительными для сумасшедших, - преспокойно ответила женщина.

Возможно, инсульт повредил ту ее часть мозга, которая отвечала за сострадание и предосторожность? Возможно, в ее сердце в принципе не способно любить даже собственного ребенка?

— Если уж ты решила привязать его к себе ребенком, то это чудесное изобретение фармакологии тебе точно понадобиться. Особенно, когда Стас начнет выходить из-под контроля.

— И как часто ты его таким образом... успокаивала?

В злом шипении Влада не узнала собственный голос. Боль разрывала изнутри, толкала в голову образы Стаса, такого, каким он был сейчас: улыбчивого, разговорчивого, но иногда тихого, ищущего уединения рядом с ней. Он был бойцом. Всегда и во всем, упирался лбом в любую стену и, в конце концов, прошибал ее, чего бы это ни стоило. И со своей болезнью он боролся каждый день: загружая себя работой, тренируя собственное тело, внося в распорядок дня четкий график, которому следовал. И... у него получалось. Потому что такие, как Онегин не пасуют перед какими-то там биполярками. Они обматывают кулаки бинтами, окунают их в битое стекло – и дают отпор. И так – каждый день, до самого последнего вздоха.

И вот, появляется бессердечная тварь – и пьет его в спину. Только потому, что он отказывается подчиняться. Потому что чихать он хотел на их правила, когда привык жить по своим.

— Это не имеет значения, - попыталась было отмахнуться Вероника, но Владу уже было не остановить.

Она и сама не поняла, как налетела на нее, придавила к стене, хоть мать Стаса была куда выше и заметно крепче. Но злость придавала силы.

— Ты больная?! – охнула Вероника, когда Влада, не церемонясь, прижала ее к дверному косяку, в свободной руке зажимая схваченную на ходу елочную игрушку. Шар был легким и хрупким.

— Сколько раз ты это с ним делала? – Влада приблизила шар к лицу женщины. – Клянусь, я больная ровно настолько, чтобы размозжить его о твое мерзкое лицо и затолкать под кожу каждый осколок. Что ты с ним делала, сука?

Вероника... опешила. Ее губы задрожали, глаза начали медленно закатываться ко лбу, но Влада от всей души врезала ей отрезвляющую пощечину. Женщина сразу пришла в чувство и у нее явно отпала охота притворяться.

— Всегда, пока это было оправдано необходимостью, - сказала крайне нехотя, уже без гонора и с неприкрытым испугом в голосе. – Ну, задай свой главный вопрос?

— Это была ты, да?

Они обе знали, о чем речь. И сейчас, когда прошлое выросло между ними, больно жаля обоих недосказанностью, Владе хотелось только одного – узнать, наконец, правду.

— Он был таким потерянным в тот день... - Влада сглотнула. Неприятные воспоминания вскрыли старую рану, обнажили обиду. – Ему было все равно.

— Это всего лишь обратная сторона его болезни, деточка. Он не всегда на подъеме. Но когда падает, то так низко, что ты и представить себе не можешь.

— А ты охотно помогала в этом.

— Потому что так было лучше для всех: ни дурацких сплетен, ни скандалов, которые могли бы лечь тенью на репутацию его оцта. Просто Один Большой Овощ. Прости уж мою откровенность, но ты сама захочешь его такого, когда Стас слетит с катушек. А это рано или поздно случиться, потому что он болен, и никакая романтическая любовь его не исцелит. Это не мультик, это – жизнь. И если ты думаешь иначе, то ты точно такая же чокнутая, как и он.

Еще ни разу в жизни Влада не испытывала такого удовольствия от злости. Она словно срослась с ней, стала одним целым, зная и понимая лишь одно: никто и никогда не причинит вред ее мужчине. Даже если это его собственная мать.

— А теперь послушай меня, Вероника, - Влада почти до упора вдавила стеклянный шар ей в щеку, наслаждаясь явным страхом в глазах Вероники Онегиной. – Стас – мой. И он самый нормальный, самый умный и сильный мужчина во всей Вселенной. И если ты еще хоть раз появишься на пороге нашего дома или дашь о себе знать любым другим способом, то, клянусь, я перегрызу тебе глотку. И я ничерта не прикрашиваю сейчас.

— Ты больная сука, - Вероника попятилась, и Влада брезгливо отпустила ее.

— Да, сука, и ты права – я достаточно безумна, чтобы убить за того, кого люблю. Только сунься к нему – и будешь прекрасным кормом для червей в самой глубокой могиле, которую только можно выкопать за деньги.

Она собиралась сказать еще что-то, но, когда Вероника трусливо выскочила в коридор, дорогу ей перекрыл Стас. Кажется, он вошел несколько минут назад и наверняка слышал их короткую перепалку. Влада сжала кулаки, пытаясь справиться с чувствами, отчаянно всматриваясь в его глаза: что он скажет? Все те вещи, что она сказала Веронике...