Айя Субботина - Плохиш

Это было слишком.

Стаса и его обаяния, и какого-то настоящего мужского магнетизма было слишком много. И в отличие от раскованных девиц в крутых машинах, она не могла рассчитывать даже на каплю его внимания. Потому что была просто малолетней сестрой его друга. И пропасть меду ними была больше, чем расстояние, которое он преодолел, чтобы быть сейчас здесь.

— Ты надолго? – не смотря на него, а делая вид, что изучает вереницу магазинов и кафе, спросила Влада.

— Зависит много от чего, - уклончиво ответил Стас.

— Понятно, - бросила она.

— Даже не спросишь, куда я тебя везу, Ванилька?

В самом деле. Влада встряхнулась и все-таки посмотрела на него. Стас успел снять очки и его темные глаза странно поблескивали. Она невольно вжалась в спинку сиденья, уговаривая себе не попадаться на эту удочку снова. Теперь, когда первый шок после его внезапного появления схлынул, самое время вспомнить, чем кончилась ее прошлая попытка ему открыться.

«Но что-то же он здесь делает?» - не желало сдаваться сердце, и упорно накачивало кровь надеждой.

— Куда ты меня везешь?

— Для начала – перекусить.

Это «для начала», сказанное так, будто у него в самом деле был целый список, где в каждом пункте была она, Влада, заставило ее сипло выдохнуть и скомкать несчастный стаканчик. Благо, он был почти пуст.

В качестве места для перекуса, Стас выбрал уютное кафе под названием «Пеликан». Внутри было многолюдно даже несмотря на неподходящее время. Им навстречу вышла девушка-официантка, и провела в отдельную закрытую секцию со столиком в окружении трех диванчиков. С одной стороны местом для сиденья служил глубокий двухметровый подоконник, устеленный разнокалиберными подушками. Стас предложил ей располагаться, а сам ненадолго ушел. Официантка тем временем принесла тарелку с блинчиками, кувшинчик кленового сиропа, большой треугольник классического чизкейка и украшенною рисунком смайлика, большую чашку капучино.

Стас вернулся с ноутбуком, который поставил перед Владой. Она как раз успела разместиться на подоконнике, наслаждаясь тем, что они вовремя успели спрятаться от хлынувшего ливня.

— Здесь бесплатный вай-фай. – Он глянул на часы и стряхнул куртку, оставаясь в одной футболке. – У тебя есть примерно час, чтобы сделать все свои задания.

— И... что потом?

Вместо ответа он сел рядом, подвигая ее чуть в сторону, стащил ботинки – и растянулся во весь рост, устроив голову у Влады на коленях. Его запах защекотал ноздри, проник в кровь, словно токсин, вытравливая из нее все слабые попытки сопротивляться.

— Потом мы просто оторвемся, Ванилька, - пообещал Стас, разглядывая ее снизу-вверх.

Она поддалась искушению и потихоньку погладила его по голове. Невозможно, чтобы волосы были мягкими и жесткими одновременно. Но ведь это же Стас – он концентрация всего, что невозможно измерить рамками обычных людей.

— Ты будешь со мной до вечера? – почему-то шепотом спросила Влада.

Стас перехватил ее руку – и мягко, едва касаясь, притронулся губами к запястью, посылая во Владу мощный разряд сексуального желания. И сделал это чуть сильнее, глядя прямо ей в глаза, крадя волю, подчиняя и сажая на короткий поводок.

Она поерзала, прикусила губу.

— Ну а зачем я, по-твоему, прикинулся Артемом? – спросил он, опаляя тонкую кожу горячим дыханием. – Думаю, никто не будет против, если ты задержишься с братом чуть позже, чем следует.

— Завтра суббота, - машинально подхватила Влада. – Не нужно рано вставать.

«И завтра ты снова исчезнешь из моей жизни. Но... это будет только завтра».

Стас повернулся, уткнулся лицом ей в живот, крепко обнял, сцепив пальцы в замок у нее на спине. Влада чуть не задохнулась от раскаленной жгучей сладости, которая мгновенно сделала ее влажной. Что?!

— Влада... - Голос Стаса стал сонным, тягучим. – Я все еще твое все?

— Всегда, - шепотом отозвалась она. Сердце так сильно забилось, что, казалось, сломает ребра и выпрыгнет прямо Онегину в руки.

— Это хорошо, ванильная принцесса моего сердца.

— Спи, принц, - подражая его тону, ответила она.

Счастье – это когда вот так. Без лишних слов, без признаний, в полунамеках и тонах.

Ее ненормальное болезненное счастье, которое безмятежно спит, уткнувшись носом в живот. Потому что – Влада в этом не сомневалась – никто и никогда не видел Стаса таким.

Визит к психиатру – то еже вонючее дерьмо.

Если бы этого можно было избежать, Стас многое бы отдал за такую возможность. Но приходится, тем более, что сегодняшнее посещение нужно ему самому.

Вереница четких вопросов, на которые он должен дать не менее четкий ответ. Вопрос, ведет ли он дневник настроения и как отслеживает свои «качели» уходит в пустоту. Какой, в жопу, дневник настроения? Он что, девочка-эмо, чтобы писать, как ярко светит солнце утром?

— Я бы хотел уменьшить дозировки, - сказал Стас, когда врач принялся делать какие-то пометки у него в карте. Чем хороша частная клиника – здесь можно прикинуться хоть цветочным горшком и назваться Иванушкой Дурачком – никому и дела нет. Никаких ненужных записей в медицинской карте.

— Мне кажется, вам еще рано, - с сомнением ответил психиатр. Поправил очки на кончике носа. – Но я могу скорректировать лечение таким образом, чтобы...

Стас в пол уха дослушал его рекомендации. Ничего нового, в принципе. Но часть таблеток ему все же сменили. Тех, после которых мир становился серым, стало меньше – и то хлеб.

Он купил все нужное по рецепту прямо здесь же, в аптеке, проверил телефон, почти уверенный, что там будет сообщение от Влады. Ничего. И в «вайбере» она офлайн. Пальцы сами потянулись набрать номер, но Стас сдержался. У нее же температура, а после лекарств наверняка уснула. Нужно поскорее заканчивать со всеми делами. Точнее, с тем делом, от которого зубы сводит.

Визит к матери – это всегда большая хуйня. В особенности, когда накануне она звонит и заявлять, что либо он даст о себе знать, либо она пожалуется отцу.

После того случая, три года назад, когда отец сделал все, чтобы выгнать его из дому, Стас поклялся никогда и ни за что не возвращаться туда. Ограничился визитами в больницу к матери, пока она не выздоровела настолько, что больше не нуждалась в поддерживающей терапии. С отцом они так больше и не общались. Ни пол слова за три года. Ни звонка, ни случайной встречи. Таким было его условие для матери: либо она делает так, чтобы исключить саму возможность их случайной встречи, либо он блокирует ее номер в телефоне. Даже если это будет самым большим дерьмовым поступком в его дерьмовой жизни.

— Я думала, ты наплевал на меня, - сказала она, открыв дверь.

Стас проигнорировал, вошел внутрь. Ни разу, несмотря на кучу грязи между ними, он не игнорировал ее просьбы, но каждый раз мать устраивала сцену из-за его якобы невнимательности. С этим можно было долго спорить, и раньше он пытался отстоять свое право быть хорошим сыном, но все заканчивалось вспышкой злости, после которой его «укрывали» очень дикие эмоциональные «качели». Пришлось запереться на замок от ее припадков, убедить себя, что инсульт не прошел для матери бесследно и что чем дальше, тем чаще у нее случаются провалы в памяти. Правда как-то избирательно, только когда дело касается его, Стаса, визитов.

— Твои лекарства. – Он прошелся взглядом по тумбочке с настоящим арсеналом бутылочек, таблеток, стеклянных капсул для инъекций. Уколы делала приходящая медсестра Оленька, которая безуспешно пыталась залезть ему в штаны.

— Ты был у своего врача?

Мать плеснула себе чего-то крепкое из стеклянного графина, села на диван, заложив ногу на ногу. Даже несмотря на то, что из-за болезни защемило лицевой нерв, она выглядела куда красивее многих своих ровесниц. И гордилась этим, словно достоянием нации. Что еще оставалось пятидесятилетней женщине, чей муж давно жил на две стороны, где вторая переменная никогда не была постоянной.

— Это не твое дело, - стараясь держать себя в руках, ответил Стас.

И ушел на кухню, закидывая в холодильник продукты. Мать, конечно же, ни в чем не нуждалась, но он уже давно делал это для себя, а не для нее. От того, что он причастен к жизни этой женщин становилось легче. Сыновий, мать его, долг.

— Твоя отец... - Мать пришла следом.

Стас не дал ей закончить, нарочито громко хлопнул дверцей холодильника, повернулся.

— ... может идти на хуй, - продолжил за нее, надеясь, что хотя бы в этот раз она не устроит истерику.

— Ты должен думать о семье, Стас. И о том, что помогать отцу – твоя обязанность.

— Нихрена подобного.

— Ты должен был принять мальчишку в свой чертов клуб! – Она громко бахнула стаканом по столу. Поджала губы так сильно, что кровь отлила, превратив их в синюшные сухие полоски кожи.

Ах вот оно что. Он должен, блядь!

— Передай той твари, что по насмешке природы считается моим биологическим отцом, что мелкий пидор доложен быть мне благодарен, что ушел живым.

— Я не одна из твоих потаскух, чтобы разговаривать со мной таким тоном.

— Еще бы, ты не одна. Ты просто подстилка для старого кобеля, которую он не хочет трахать и держит только для того, чтобы создать видимость крепкой благополучной семейки. Вы оба, блядь, на хрен больные, но уродом в семействе Онегиных почему-то считаюсь только я.

Он попытался обойти ее, чтобы вырваться из удушливого плена дома до того, как в голове снова «рванет», но мать вцепилась ему в локоть. Стас скрипнул зубами, пытаясь сосредоточиться, чтобы не вылететь за пределы границ, после которых он снова вылетит из реальности на хренову кучу дней.

— Ты должен быть ему благодарен, - прошипела она, обдавая его кислым запахом перебродившего спиртного. Она заливала за воротник уже давно и серьезно. И не переживала из-за того, что в таком виде ее мог слить газетчикам любой приходящий работник: уборщица, садовник, медсестра Оленька. – За все, что мы для тебя сделали.