Айя Субботина - Плохиш

Влада... плачет? Плачет после всего того дерьма, что он с ней сделал?

— Я не шучу... Неваляшка.

Здравствуй, пустота.

Три года назад

— Ты уже пришел в себя?

Мать вторглась в его охренительную тишину. Ее претенциозный тон мало чем отличался от визга режущей металл «болгарки», даже, пожалуй, намного хуже.

Стас угрюмо глотнул свежесваренного кофе и прибавил громкости телевизору. На музыкальном канале какая-то девчонка в дырявых, едва прикрывающих задницу джинсах, пела на английском «поцелуй меня там, где нельзя сказать мамочке». Дата внизу экрана до сих пор повергала его в ступор. Он выпал почти на неделю. Ну, не то, чтобы выпал, но едва ли различал где ночь переходит в день, а день становится ночью. Было много секса с куклами, чьи лица и имена он забывал сразу после того, как дверь закрывалась за их спинами.

Хотелось просто оторваться, забыть, что реальность – жестокая сука, и для него она никогда не будет другой.

Мать демонстративно встала перед ним, пытаясь перетянуть на себя внимание.

— Стас!

— Не ори, - покривился он. Крик ударился от стенки черепа, отразился многократным эхом.

— Ты в курсе, какой сегодня день? – Она нервно постукивала по мраморной столешнице длинными ухоженными ногтями.

— Какой-то важный, раз ради этого ты обратила на мня внимание. Кстати, как поживает твоя соска? Кажется, придется много потратиться на новые зубы для него.

— Твой отце участвует в дебатах, - нарочито игнорируя его слова, ответила мать.

Прищурилась, отчего морщинки вокруг глаз предательски выдали тщательно заштукатуренный возраст. Хотя, конечно, выглядит она на двести процентов лучше своих сверстниц. И все же...

Стас не смог удержаться от едкого замечания.

— Он в курсе, сколько тебе лет или тоже повелся на ту статейку в журнале? Мол, Веронике Онегиной не нужна пластика. Ведь она еще так молода!

Мать влепила ему звонкую пощечину. Стас прикрыл глаза, до хруста за ушами сжал челюсти. Следом «прилетела» вторая, но, когда рука Вероники Онегиной поднялась еще раз, Стас перехватил ее за запястье.

— Хватит, - осадил ее холодным голосом. – Тошнит от вас обоих.

Кофе перестал быть вкусным, и в голове, как зведенная, толкалась единственная мысль -валить отсюда нахрен. Пока все не пошло по черт знает какому кругу. Все это было уже сотню раз – не меньше. Сейчас она скажет...

— Ты болен, Стас.

Ну вот, блядь, что и требовалось доказать.

Он встал, попытался сосредоточиться на планах на день – мать перебила его как раз, когда он почти закончил список. Кофе вылил в раковину, сполоснул чашку. Немного рутины, чтобы взять себя в руки.

— Тебе нужна помощь, - не желала униматься она.

— Мне нужно, чтобы меня оставили в покое, - не поворачивая головы, огрызнулся Стас.

— Ты понимаешь, что своими выходками ставишь под удар все, к чему твой отец шел столько лет? Иногда мне кажется, что я... совсем тебя не понимаю.

— Отчего же не понимаешь? Я всего лишь ваше с отцом отражение, но без лживой мишуры вроде сраных семейных ценностей и благопристойности, которую вы выпячиваете всякий раз, когда на горизонте появляются журналисты.

Последние слова задели ее за живое: лицо покрылось багровыми пятнами, кровь отлила от губ. Вот так, то, что нужно. Пусть и у нее «пригорит».

— Я предупреждаю, что буду вынуждена принять меры, если ты не возьмешь себя в руки и не позволишь показать себя специалисту. В Европе есть прекрасные частные клиники, где таким как ты оказывают помощь.

— Причем совершенно анонимно, ты забыла добавить. Ведь у будущего Большого Политика не может быть паршивого сына. Только Гарвард, только «золотая медаль» в школе и совершенно монашеский образ жизни. Знаешь, что? – Злость закипела в нем, ударилась в глотку, словно взболтанная газировка в крышку бутылки. – Меня тошнит от вашего притворства. Было бы гуманнее убить меня до того, как я вылез из твоего живота, мамочка.

К счастью, ей хватило ума не пытаться его остановить. Кажется, впервые за всю жизнь мать не стала спускать на него всех своих бесов.

В гостиной, рядом с вазой, в которой лежали мятные леденцы, лежал его телефон.

Откуда он тут?

Стас повертел мобильный в руках, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из последних дней тупого угарного траха. Он, конечно, совсем башку потерял, но не до такой же степени, чтобы совсем не помнить, что ездил к Егоровым. Да он и не собирался: телефоны у него частенько не задерживались больше пары месяцев, поэтому первым делом на каждый «новый» он ставил утилиту автоматического бэкапа телефонной книги в «облако». Восстановить ее на любом другом телефоне было делом пары минут. После всего, что случилось, он не собирался наведывать к Егоровым в ближайшие лет сто.

— Она малолетка, Стас, - раздался из-за спины голос матери.

Связать «малолетка» и «она» не составило труда.

— Влада была здесь?

— Да. Принесла твои вещи. Я предложила ей подняться к тебе и передать лично. Надеюсь, девочка увидела достаточно, чтобы снять розовые очки. Чем ты вообще думал? Ты хоть понимаешь, что будет, если это дерьмо просочится в прессу?!

— Возраст сексуального согласия... - начал было он, но тряхнул головой, избавляясь от этой мишуры.

Влада пришла к нему. И увидела то, что увидела.

Молоточки в голове принялись тихо отстукивать назойливый ритм. Какой-то сраный марш что ли?

Влада приходила.

— Спасибо, что разгребла это дерьмо вместо меня, - поблагодарил он. Искренне.

— В последний раз, Стас. И имей в виду: я приму меры, чтобы подобное не повторилось, так что лучше не давай мне повод. Если ты не в состоянии трезво воспринимать действительность, это буду я. Именно потому, что родила тебя.

А между строк читалось безмолвное: «Потому что ты мой крест».

Стас уронил телефон на пол, без сожаления расплющил его пяткой.

Неделя прошла в каком-то трэшевом угаре: приходилось доставать хвосты в институте, и еще ударными темпами дорабатывать проект, в который он за каким-то лешим ввязался еще месяц назад. Спать не хотелось совсем, приходилось чуть не за шиворот затаскивать себя в постель, но и там он едва ли спал больше пары часов.

Он словно играл на перегонки с жизнь, к концу недели был уверен, что в этой гонке победа будет за ним.

До того проклятого телефонного звонка.

От Егорова.

Интересно, откуда Артем раздобыл его новый номер?

«Ну нахрен».

Стас сбросил дважды, но Артем продолжал наяривать. Возможно, что-то случилось? Или... Влада все ему рассказала? Это будет редкостная жопа, после того, как он нарочно избегал всех мест, где бы они с Артемом могли пересечься. Был уверен, что после увиденного Влада вернулась домой в слезах и, конечно, пожаловалась брату. Артем был его единственным другом, и рвать эту дружбу из-за соплей и с мордобоем не хотелось. Но и не прятаться же от него всю жизнь?

Все оказалось гораздо прозаичнее: Артему срочно требовалась помощь с курсовым проектом. Стас всегда подозревал, что программист с него будет так себе, поэтому частенько, по дружбе, подтягивал его поделки до приемлемого уровня.

— Говорят, ты стал неведимкой, - пошутил Артем.

— Типа того, - лениво ответил Стас, притормаживая на «красный».

Значит, Влада ничего ему не сказала.

Только теперь в голове четко сформировалась мысль: она же никогда не ныла, с чего решил, что станет плакаться брату? С чего вообще подумал, что для нее это было таким уж событием века? Мало ли что придумала себе одиннадцатикласница, после того, как он имел неосторожность заявиться перед ней в одном полотенце.

На заднем фоне на обратном конце связи женский голос на английском языке объявил начало посадки на рейс.

— Ты в аэропорту что ли?

— Ага.

— Куда собрался?

— Да не я: малая выиграла отбор и едет по обмену в Штаты. До самого последнего звонка. Как раз наш рейс. Созвонимся вечером? Не пропадай больше, я замотался выискивать твой номер.

Связь оборвалась.

Протяжный гудок вывел Стаса из ступора. На светофоре давно зажегся «зеленый», а за его «Тойотой» образовался приличный затор. Пришлось дать по газам.

Влада летит в Штаты? До конца мая? Это восемь недель. Это пятьдесят шесть дней.

Он уже набрал номер Артема, чтобы спросить, кто из родни будет ее сопровождать, но быстро сбросил еще до гудка. Какое ему дело, с кем она туда летит и сколько времени это займет? Отличная новость, развеется, отвлечется. О таком каждая малолетка мечтает.

На следующем перекрестке его догнала мысль о том, что Влада не сможет постоять за себя, если вдруг потеряется в незнакомом городе. И что вряд ли кто-то посвятит ее в тонкости взаимодействия с местными борзыми отморозками.

Стас благополучно избавился от навязчивого зудения трезвым аргументом: ну раз отобрана по обмену, то наверняка эта система хорошо отлажена, и с ней поедет еще кто-то из сверстников.

Все идет своим чередом.

Когда Влада вернется они оба сделают вид, что ничего не случилось. Он не потеряет дружбу Артема, а ее воспоминания о поцелуе утонут в радужных впечатлениях от поездки.

Правду говорят, что иногда вещи нужно пускать на самотек, потому что безболезненно разрулить их может только жизнь.

Две недели пролетели как один миг. Институт, халтура, заказы, их с Артемом вылазки на баскетбольную площадку. В клубы Стас традиционно ходил сам – не хотелось, чтобы друг видел, каким чмом он может быть, когда дело доходит до быстрого съема на один перепих в туалете.

В тот вечер они как раз закончили очередной проект Артема, на который тот угробил кучу времени, а в итоге Стасу пришлось переделывать добрую половину в авральных темпах, потому что программа наотрез отказывалась работать. И на этот раз до Артема, кажется, начало доходить, что он малость промахнулся с выбором профессии. В доме Егоровых пахло свежей выпечкой: мама Влады волоком оттащила их с Артемом от компьютера на кухню где на столе стояло несколько огромных блюд с какими-то кренделями, пирожками и прочими вкусностями. Стас не долго ломался и схватит самый большой пирожок. Откусил – и часто задышал, остужая ломтик прямо во рту.