— Ага, — для виду согласилась я, прекрасно понимая, что до официальной свадьбы крепость останется под замком, и будущему законному владельцу ничего не светит.

— Нет, ну, мало ли… знаешь, сколько бесплодных сейчас? Вон мой племяш… жена никак не может забеременеть.

— Ну, — развела руками я.

— А у меня мог быть ребенок, — вдруг заявил он.

И рассказал одну историю. Про парня, который был слишком молод для серьезных отношений, всего-то девятнадцать лет от роду, и про девушку, с которой он познавал радости плотской жизни во всех позах очень продолжительное время. Девушка была молодая и неопытная, предохраняться не научилась, а парень ее просветить забыл. Вот и вышел у них ребеночек по чистой случайности. Бывают же чудеса. Год развлекались без презерватива, и хоть бы хны, а тут — на тебе сюрприз. Парень перепугался не на шутку. Пьянки, гулянки, вся жизнь впереди… некогда ему семью заводить, да им обоим рано! С мамой посоветовался, та ему мозги окончательно вправила: «Ты ж совсем молодой, — говорит. — Ты ж выучиться не успел толком. Куда тебе отцом становиться? Выброси дурь из головы. Не нужен нам сейчас этот ребенок, а шалава твоя нового нагуляет, с нее станется». Парень согласился. Ну а что? Он еще маленький для этого, ветер в голове гуляет. Согласился и сказал девушке, что ничем помогать не станет, ребенок ему сейчас совсем не к месту, обсудим через время. Хочешь — рожай. Но это без меня. Моего тут участия, вообще, нет. Прошу-ка на выход.

— Кстати, на днях встретил ее, а она такая странная, не поздоровалась, — искренне недоумевал Лёлик. — Потом сеструху ее перестрял, и та мне говорит, что Катюха забеременеть не может. Живут с мужем пять лет, и всё ничего не получается. Вот тебе тоже пример бесплодия.

— Она ведь от тебя аборт сделала, — внутренне офигевая, напомнила я.

— И что? Я ж не виноват, что она больше не залетает. Мне тогда ребенок не нужен был, вот сейчас — другое дело. Могла бы и поздороваться, нечего выделываться.

— У нее из-за тебя детей никогда не будет.

— Ха, я-то в чем виноват? — искренне удивился он. — Пускай врачей обвиняет или особенности организма.

— И ты… ты совсем не чувствуешь своей вины? — я не верила. — Это же твоя кровь, твой ребенок.

— Я был не готов. Всему свое время. Мамка мне правильно сказала. Вот если бы сейчас…

Так сдохла моя первая настоящая любовь прямо на облезлой лавочке в парке.

Нет, через время мой разум нашел тысячи оправданий. Всегда можно найти оправдание, если хорошо и много подумать. Девушка тоже виновата, могла бы и родить. Не знаю, какие у нее имелись обстоятельства, не представляю, что она чувствовала. Возможно, не понимала, не была готова. Но жизнь свою я собиралась связать не с этой чужой девушкой, а с Леонидом.

— Я сожалею, что убил своего ребенка. Я был слишком молод, чтобы осознать ответственность. Если бы я мог что-то исправить, но время не вернешь назад, — должен был сказать он по моим изначальным ожиданиям.

А Леонид только продолжал удивляться, почему его бывшая не поздоровалась, подумаешь, не забеременеет никак после того аборта. Сколько лет прошло, он не виноват.

Бывают моменты, когда ты открываешь глаза, смотришь на человека заново, будто видишь в первый раз, и, наконец, замечаешь самого человека. Его истинную сущность, а не придуманное в твоей голове.

Что же нужно сделать фон Вейганду? Что заставит меня перестать чувствовать? Чувствовать то, чего я никогда не испытывала ни к Леониду, ни к любому другому мужчине из моей жизни. Уверена, шеф-монтажник скрывает тайны пострашнее, секреты, которые заставят содрогнуться. Или же я в очередной раз сама придумала себе идеального героя. Идеального темного героя.

Незаметно проваливаюсь в сон.

…Вокруг темно, ничего не видно, бреду наугад в густом сумраке, ищу что-то. Или кого-то? Мне страшно, хочу позвать на помощь, но не издаю ни звука. Продолжаю идти в пугающую черноту. Трудно дышать. Кажется, вокруг туман, я просто не могу ничего разобрать. Меня обдаёт ледяной волной, нечто странное плотно обвивается вокруг запястий. Неужели змеи? Я дергаюсь, пытаюсь стряхнуть их, но ничего не получается. Мертвой хваткой меня пригвоздило к сырой земле. Чувствую её животом, дрожу, слабо вырываюсь. Хочу выползти из ловушки, руки затекли, не слушаются. Почему так холодно? Хочу повернуться, не удается…

Возвращаюсь в реальность. Сначала мне трудно сосредоточиться и понять, где я. Пытаюсь подняться, но не получается.

— Sei still (Тихо).

Хриплый голос фон Вейганда заставляет меня подпрыгнуть. Тут я неожиданно понимаю, что мои руки крепко привязаны к спинке кровати. Кое-как поворачиваюсь на бок, пытаюсь освободиться. Господи, я же совершенно голая… вот почему так холодно!

— Nein (Нет), — слышу мягкие шаги, пружины матраса проседают, а в следующий миг моё лицо опаляет его тяжелое дыхание: — No move. Verstanden? (Никакого движения. Поняла?)

Значит, ни тумбочка, ни закрытая дверь его не остановили. Шеф-монтажник смеется. От него несет алкоголем. Интересно, насколько он пьян.

— What do you want? (Что ты хочешь?) — звучит менее уверенно, чем планировалось.

Дура, это не сон. Ты позволила ему связать себя. С ним трезвым общий язык трудно найти, а с пьяным и разъяренным совсем не хочется иметь дело. Надо что-то предпринять. Что?

Пальцы касаются позвоночника, медленно ползут ниже, оставляя огненные следы на коже. Трудно дышать. Думать во сто крат труднее. Его язык нежно ласкает за ушком.

— I will shout (Я буду кричать), — в этом отеле хорошая звукоизоляция, но, если постараться, люди точно услышат.

— Yes, you will (Да, будешь), — хрипло выдыхает он и больно шлепает меня по голой попе. — Du wirst sehr laut schreien (Ты очень громко закричишь).

Наши силы никогда не будут равными. Он грубо переворачивает меня, ставит на колени, заставляет прогнуться, прижимается всем телом. Кричу и отчаянно вырываюсь. Шеф-монтажник закрывает мой рот ладонью. Хочу укусить, не получается. Мои жалкие попытки вырваться лишь подливают масла в огонь. Чувствую это самым чувствительным местом. Фон Вейганда возбуждает сопротивление.

Тогда попробуем иначе.

Он замирает, когда мое тело неожиданно расслабляется в его жестоких руках. Несколько бесконечно долгих мгновений изучает, а после отпускает меня. Пальцы вновь скользят по позвоночнику, а я покорно выгибаюсь, прижимаюсь к нему. Он гладит меня, словно послушное домашнее животное. Потом отстраняется, встает с кровати.

Давай, кричи. Позови на помощь, идиотка. Действуй!

Но я ничего не делаю. Я понимаю, что не готова прекратить это безумие. Пускай наказывает, если считает нужным. Закрываю глаза, кусаю пересохшие губы. Мне страшно и горячо, больно и сладко. Считаю удары крови в напрягшихся висках.

— I will do all I want (Я буду делать всё, что захочу), — обещает фон Вейганд.

Однако на этот раз его пальцы трогают там, где я совсем их не жду.

Пожалуйста, нет.

— First time? (Первый раз?) — насмешливо интересуется он, смазывая чем-то прохладным единственное мое место, которое осталось девственным.

Пожалуйста, только не туда.

— Please, don’t do it… bitte, nein (Пожалуйста, не делай этого… пожалуйста, нет), — я начинаю сбивчиво умолять его остановиться на дикой смеси английского с немецким.

Слышу, как фон Вейганд расстёгивает брюки, и понимаю, что не готова жертвовать целостностью своего зада во имя любви. Вместо вопля из горла вырывается слабый всхлип. Он вовремя зажимает мне рот, но не слишком удачно. Я умудряюсь впиться зубами в его ладонь, попутно извиваюсь всем телом, но шеф-монтажник быстро возвращает контроль над положением.

Нет… тысячи визжащих «нет» проносятся перед глазами.

Его член прижимается ко мне, прижимается туда, где мне больно его просто представить. Мелкая дрожь проходит по мышцам, напрягаюсь, готовясь к самому худшему кошмару. Но ничего не происходит.

Пальцы фон Вейганда замерли на моем горле, точнее на ошейнике. Кажется, он удивлен, что я не сняла этот сомнительный подарочек. Удивлен настолько, чтобы прекратить попытки насилия над моим задом.

— Deine Schlampe (Твоя шлюха), — тихо говорю я.

Влажный поцелуй между лопаток заставляет поёжиться. А когда фон Вейганд проникает в меня, я действительно кричу. От наслаждения. Каждый его толчок срывает порочный стон с моих губ. Он двигается медленно и размеренно, настолько медленно, что это сводит с ума. Кто я сейчас? Игрушка или животное, посаженное на цепь?

— Sage (Скажи), — велит фон Вейганд.

До меня доходит почти сразу, и я спешу подтвердить. Твоя, твоя… конечно, твоя. Чья же ещё?

Хорошие девочки так не поступают. Хорошие девочки не дадут похоти въесться в кожу. Хорошие девочки не бывают шлюхами.

Мои запястья, связанные поясом от халата, истерлись до крови. Моё тело пылает под умелыми ласками. Фон Вейганд делает всё, что хочет, и так, как хочет.

Я четко знаю лишь одно — ничто не будет прежним. Я не смогу от него избавиться, не вытравлю из себя ничем. Жутко сознавать, что этот эгоист, собственник, вполне вероятно, бабник и психопат с наклонностями садиста, практически неизвестный человек держит в руках моё сердце.

* * *

Очередной понедельник оказался не из приятных. Работы много, фон Вейганд опять занят и делает вид, будто меня не существует. Единственное, что намекало на бурно проведенную ночь — налитые кровью глаза и легкая щетина. Но это его не портит. Трудно представить, что способно его испортить.

У меня же был вид исключительно замученный. Я даже не стала делать макияж. Зачем лишний раз подчеркивать круги под глазами?