Valery Angulys - Плохие девочки не плачут

Mach was du willst mit mir

Ich werd dir alles verzeihen —

heut Nacht

Делай со мной, что хочешь,

Я все тебе прощу

Сегодня ночью

Дни тянулись серо и уныло, смывая яркость сознания. Тянулись как нуга в просроченной шоколадке. Или как лекция по бесполезному предмету в понедельник первой парой. Казалось, время остановилось, и стоит коснуться его призрачной твёрдости, как она рассыплется колкими, хрупкими осколками, покроет меня паутиной бесцветной пыли.

Работать на заводе — скучное дерьмо. Честно. Хотелось чего-то нового, необычного, чтоб дух захватило, чтоб вынесло мозг. Хотелось, чтоб меня вырвали из лап тошнотворно-сладкого мирка и с головой окунули в ледяной омут. Пусть темные воды сомкнутся надо мной, пусть станет невозможно дышать. Я и так задыхалась.

Умирая, перестаешь быть смертным. Оху*нно точно сказано.

Но нет, я не собиралась умирать. Надеюсь. Моя истерзанная душа рвалась к приключениям. Я до сих пор не могла смириться с тем, что сказки живут лишь на бумаге, а реальность — гораздо более приземлённая штука. С годами начинаешь понимать: принц на белом коне за тобой не явится. Надо устраивать жизнь самой, искать хорошую работу, хорошего мужа, хорошее… Хм, знаете, мне хотелось чего-то большего. Хотя нет. Чего-то другого. О принце я не мечтала. С двенадцати лет ждала, когда ко мне явится Дьявол с предложением подписать контракт стандартного образца кровью. А если не он лично, то хотя бы темный маг или в крайнем случае кто-нибудь чрезвычайно таинственный с печатью порока на высеченном из камня лице.

Ты просыпаешься, чувствуешь петлю на шее и засыпаешь, не сбросив пут. Ты не знаешь истинной свободы. Внутри тугая пружина, которая не дает тебе расслабиться. Идёшь, живешь… зачем?

Приблизительно такое унылое философское говно лезло ко мне в голову по утрам. Ночью оставался лишь привкус горечи. Думать не было сил.

Вы заметили, как жизнь любит давать пощечины? Стоило мне приготовиться к полному расслабону, как устоявшаяся рутина взорвалась Им.

— Наш новый шеф-монтажник. Мистер фон Вейганд, — так начальник представил того, кто смёл всю мою рутину в одночасье, словно карточный домик.

Он был одним из тех мужчин, смотря на которых я забывала быть скромнее и не строить планов на будущее. Хотя какие планы? Мне хотелось, чтоб он выставил бесполезную толпу из кабинета и разложил меня на столе. А потом тр*хнул так хорошо и глубоко, чтоб я собственное имя не могла вспомнить.

Он появился в нашем офисе и тут же произвел фурор. Двухметровый немец с бритым черепом, бородой эспаньолкой (до сегодняшнего дня даже не подозревала, как сильно мне могут нравиться такие бороды), идеальной фигурой (насколько позволял рассмотреть ситуацию деловой костюм). Прибавьте взгляд матерого бабника, где бесенята задорно отплясывают джигу, и улыбку а-ля коварный соблазнитель, от которой плавятся мозги. Вот что нужно называть взрывоопасной смесью.

Господин фон Вейганд должен был привнести разнообразие в суровые будни нашего многострадального завода и навести здесь наконец порядок. Предыдущий шеф, прозванный «мистер Дрочер», пропал без вести (вы не подумайте, ничего криминального, в публичных непотребствах его не замечали, просто послышалось кому-то нечто эдакое в заморской фамилии, потому прозвище и прилипло). Мы не имели отношения к его исчезновению. Пропал он в своей благополучной Германии. Ходил слух, будто ему не давали визу, но на самом деле, думаю, он просто не горел желанием возвращаться. Получить визу в нашу страну может даже людоед из Конго.

Меня терзали противоречивые чувства. Перспектива, что мистер фон Вейганд действительно захочет разложить рядовую сотрудницу на столе посреди чертежей проекта стоимостью в десять миллионов евро, равнялась нулю. Зачем тогда лишние переживания? Работа и так не сахар. Переводи всякий бред, слоняйся по прокатному цеху. Отстой, честное слово.

Когда он заговорил, я не поняла ни слова, но во мне вспыхнуло желание раздеться. Включите кто-нибудь кондиционер, тут убийственно жарко.

— Вообще-то кондер работает, — заметила Анна.

Похоже, я не соображала настолько, что начала молоть чепуху вслух.

— А он классный, — продолжала вбивать гвозди в крышку моего гроба коллега.

— Ну, на фоне остальных, — неразборчиво промямлила я.

— Ну да, — усмехнулась она.

Фон остальных уже просто не существовал. Пара «пивных пузатиков» и несколько дедушек с благородной сединой, программист с лицом ребенка да инженер, который дышал мне чуть выше пупа. Разве это фон для двух метров чистого секса?!

— Вот наши молодые специалисты, переводчики с английского. Это Лора, — продолжал знакомить нас начальник.

Пока наш немецкий переводчик сообщал шеф-монтажнику эту нехитрую фразу, я на негнущихся ногах шагнула вперёд и подала руку в знак приветствия.

— Nice to meet you (Приятно познакомиться), — произнёс он с жутким акцентом, сжимая мою ладонь своей огромной лапищей.

Его взгляд в непосредственной близости оказался ещё более возбуждающим, чем голос.

Я старалась не думать, чуть выше какого места ему дышу, и тупо улыбалась, представляя, как он говорит: «Меня зовут Секс. Просто Секс».

Блеск обручального кольца немного отрезвил. Жена не стена. Однако у меня есть совесть — обстоятельство, о котором я очень сожалею. У нашего ребенка-программиста тоже было кольцо, даже два, на левой и на правой руке, на тех самых пальцах. Но он не был женат. Где же логика? Вот дерьмо. Есть тут специалист по этим проклятым кольцам?

* * *

Первая неделя пребывания фон Вейганда в конторе закончилась тем, что я возненавидела нашего немецкого переводчика. Он украл у меня самое дорогое. Мистера Секса. Я не звала его так вслух? Надеюсь.

Гад постоянно терся вокруг шефа-монтажника, задавал дебильные уточняющие вопросы насчет каждой абсолютно неважной детали каждого абсолютно дурацкого механизма, делал вид, будто собирает важную лексику. Он живо интересовался отстойником окалины и прочей нудной лабудой. Сам ты отстойник, хотелось мне обратиться к нему, а потом расколоть его череп и посмотреть, настолько ли там внутри всё уныло, как и снаружи. Немного жестоко, но я ничего не могла с собой поделать. Извечная человеческая зависть. Он проводил с фон Вейгандом целый день, а мне доставались лишь мимолетные взгляды.

— Да, он, конечно, ух-х-х! — выразила мнение Натали, ещё одна моя коллега-переводчица.

Шеф-монтажник в очередной раз прошествовал мимо, одарив нас взглядом типа «я прожигаю насквозь». Не знаю, как другим, а мне стало плохо. Вернее, чисто физиологически мне стало более чем хорошо, а вот чисто логически я видела, что это уже ни в какие ворота не лезет.

«Хватит мечтать, дура!» — рявкнул внутренний голос, пока я любовалась двумя метрами чистого удовольствия, отдаляющимися от меня с каждым мгновением.

— Ничего такой, — согласилась Анна.

— Ты почему не в спецодежде? — ворвался в моё затуманенное сознание голос немецкого переводчика.

— А? — выдала я сверхгениальное восклицание.

— Ты идешь с нами на площадку. Давай собирайся, — терпеливо пояснил он. — Разве тебе не сказали?

— Нет. А зачем мне ехать?

— Мистер фон Вейганд попросил кого-нибудь из англоговорящих специалистов для составления протокола, — глядя на выражение полнейшей прострации на моем лице, парень и вправду недоумевал, зачем звать именно меня. — Так ты пойдёшь переодеваться?

Я не шла, я бежала.

* * *

Поездка оказалась настоящей пыткой. Для меня. Этот дебильный прикид — огромные ботинки, бесформенные штаны, куртка на три размера больше, идиотские защитные очки, которые совершенно не подходили к моему лицу, и каска. Каска была тем единственным, что выглядело на мне прилично. Но это в счет не шло. Я бы хотела сидеть перед мистером Сексом в чем-то более подходящем к случаю. Например, в лаковых сапогах, чулках и корсете. Или хотя бы в маленьком черном платье. А дальше мне бы хотелось не осмотра площадки и поисков прогресса в работах, а экранизации немецкого фильма тет-а-тет с Ним.

Помимо популярного слова «дерьмо», по-немецки я ещё знаю «задница». И Schade (жаль). И verbotten (запрещено). Не так много, чтоб пообщаться? Пожалуй, последнее слово я б вообще не стала использовать. Ему, моему мистеру Сексу, можно всё.

Я представляла нас в машине, потом на площадке, далее где-нибудь среди неустановленных рольгангов, на балках, на слябах, на… на всём, что попадало в поле зрения, я представляла нас голыми и слитыми воедино, ощущая, как между ног становится до одури горячо и влажно. Чувствовала себя озабоченной нимфоманкой. В тот день я думала о сексе намного больше, чем за весь прошедший год, и это пугало. Хотя страх остался где-то на задворках подсознания, сожранный похотью.

Работа была полной тупостью. Оказалось, что отныне все официальные протоколы составляются и подписываются начальством на месте преступления. То есть в цеху. И записываются исключительно по-английски. Фон Вейганд не знает английского, немецкий переводчик тоже, а посему есть я.

В общем, немецкий переводчик сообщал мне по-русски то, что нужно записывать, а я это на ходу переводила и записывала. Фон Вейганд целую вечность беседовал с начальником цеха, осматривал «прогресс». Никогда бы не подумала, что можно настолько долго осматривать то, чего нет. Я уже начала понемногу приходить в чувство. Вернее старалась сосредоточиться исключительно на мыслительном процессе. Получалось неплохо. Я пыталась не смотреть на фон Вейганда и не слушать его. В грохоте цеха я едва ли слышала немецкого переводчика, который сопел у самого моего уха. Это радовало. Потом наша «бригада» рассосалась. Начальник цеха и его свита отправились по делам, немецкий переводчик побежал исполнять поручения фон Вейганда. Так я осталась наедине с мужчиной моей мечты.