Корали было приятно общество Эжена, в его присутствии она ощущала какую-то особую защищенность, а Эжен, в свою очередь, боялся разрушить это хрупкое доверие и потому старался держаться ненавязчиво и скромно.

Ему нравилась Таласса, но он не знал, как обращаться с детьми, и потому ни разу не подозвал ее к себе и не сказал ей ни слова. Хотя, случалось, его посещали грустные мысли о том, что у него могла бы быть такая же прелестная дочь.

Если небо прояснялось и ветер стихал, Корали и Эжен садились на ту самую скамейку, где впервые встретились, и смотрели на океан. Возле них играла Таласса, а над головой, порхая, как бабочки, кружились осенние листья.

Однажды Эжен спросил Корали:

— Вам никогда не хотелось уехать с острова?

Она удивленно посмотрела на него:

— Навсегда — нет.

— Почему?

— А зачем? Я хорошо знаю здешних людей, и мне по душе все, к чему я привыкла с детства. Я никогда не пыталась изменить судьбу, которую дал мне Бог.

Эжену понравился ее бесхитростный ответ, и он вновь почувствовал нежность к этой строгой и в то же время трогательно наивной женщине.

— Когда наступит весна, мы съездим на материк и купим вам красивое платье и шляпку, Корали! — произнес он в неожиданном порыве.

— Зачем? Я не могу носить других платьев, ведь я вдова. И потом все наши женщины одеваются очень скромно.

— Траур не может длиться вечно. Вам нужна хорошая одежда, вы очень красивы!

Кора покраснела и опустила глаза. Потом вскочила и направилась в дом.

В эту ночь она не спала и думала. Понимая, чем все может закончиться, Корали начинала бояться и себя, и Эжена, который спал в соседней комнате. Она не представляла, что он может самовольно к ней прийти, и вместе с тем с ужасом признавалась себе, что ей этого хочется. Кора вышла замуж без любви, и никто никогда не глядел на нее с восхищением, никто не называл ее красивой. Эжен понравился ей сразу, как только она его увидела, но между ее желаниями и реальностью стояло общественное мнение, память о муже и многое другое.

Вскоре женщина услышала гром и встала взглянуть на погоду. Начиналась гроза: высоко над головой, откуда еще недавно лился мирный лунный свет и ярко сияли ожерелья созвездий, теперь гремел гром, а беспросветную тьму разрывали стрелы молний. Молния ударила в стоявшее неподалеку старое сухое дерево, и оно заполыхало, взметнув сноп искр. Ослепленная и оглушенная Кора быстро перекрестилась, а открыв глаза, увидела красные языки пламени, пробивавшиеся над крышей сарая. Женщина бросилась в дом:

— Эжен! Скорее! Пожар!

Он мигом выскочил наружу и, взглянув на красное зарево, устремился к цистернам с водой. Корали побежала следом за ним. Лицо женщины было бледно от ужаса — в сарае находилось сено, и пожар мог легко перекинуться на дом. И все-таки она не растерялась и вместе с Эженом то заливала огонь водой, то рубила топором полыхавшие пламенем доски. А потом на помощь подоспели соседи.

Пожар удалось потушить. Эжен и Корали вошли в дом. Удостоверившись, что ребенок не проснулся, женщина вернулась в комнату, где сидел Эжен.

— Я ни за что не справилась бы одна, — сказала она.

Подол платья Коры был прожжен случайно упавшей искрой, от одежды Эжена тоже пахло гарью.

Прошло немного времени, и в окна снова лился лунный свет. Тени от оконных рам лежали на полу большими черными крестами. За стенами дома шумели деревья.

Глаза Корали сияли во тьме, словно капли светлого вина.

— Вы не уедете? Останетесь здесь? — с надеждой спросила она.

Эжен немного помолчал. Он вслушивался в тишину. Какой удивительный край… Кажется, жизнь будет продолжаться вечно, и ничто в ней не изменится, несмотря на пожары и бури, ветры и шторма.

— Если вы меня не прогоните, я останусь навсегда.

— Не прогоню.

Эжен порывисто обнял женщину и принялся гладить ее волосы.

Кора не возражала, когда Эжен стал ее раздевать. Более того, она сама помогала ему. Потом он отнес ее на кровать, и то, что до сих пор вызывало у нее только недоумение, чувство неловкости и стыда, теперь воспламеняло кровь и пробуждало неведомые прежде, пьянящие ощущения.

Корали не думала о будущем, не тревожилась о последствиях. Ей было хорошо здесь и сейчас. Остальное не имело значения.

Однако дневной свет пробудил в ней прежние чувства и опасения. Утром, когда они с Эженом пошли взглянуть на последствия пожара, она сказала:

— Теперь ты, наверное, считаешь меня падшей женщиной?

Эжен от души рассмеялся:

— Тебя?! Корали! Да ты чиста, как слезы ангелов! — Он приподнял ее голову за подбородок и заглянул в глаза: — По большому счету, мне неважно, кто ты. Я люблю тебя, и этим все сказано.

Женщина затаила дыхание.

— Ты меня… любишь?

Над крышей сарая поднимался чуть заметный голубоватый дымок, похожий на дым жертвенника. Над головой медленно плыли облака, напоминающие охапки белого пушистого снега.

— Да, люблю и мечтаю о том, чтобы и ты сказала мне то же самое.

На мгновение она оробела от тайного восторга, а затем прошептала:

— Да, я люблю, люблю тебя, Эжен!

Они сомкнули объятия, задыхаясь от сумасшедшего счастья, которое подарила им судьба.

Весь день Эжен был беспечен и весел, а глаза Коры сияли ярким, почти мистическим светом. Но с наступлением вечера оба почувствовали неловкость.

Окна комнаты выходили на океан. Свинцово-серый, огромный, он выглядел торжественным, неподвижным. Отсюда не было видно ни черных расселин скал, ни брызг прибоя — все застыло, словно во сне.

Корали уложила ребенка, потом медленно убрала со стола. Что скажет или сделает Эжен? Ей хотелось, чтобы повторилось то, что произошло между ними прошлой ночью, и она не узнавала себя. Когда дело касалось Луи, подобные отношения были для нее всего лишь уступкой его желанию.

— Я останусь у тебя, Кора? — спросил Эжен.

Корали смущенно кивнула, скрывая радость. Они легли в постель и нетерпеливо прильнули друг к другу. Стыд исчез, осталось непередаваемое блаженство близости, желание дарить друг другу радость.

С тех пор они были счастливы, хотя иной раз Эжен ощущал внутренний холодок: ведь Кора не знала правды. Рано или поздно ему придется признаться в том, что он был мужем ее сестры. Когда Эжен думал о Мари, ему теперь почему-то казалось, что она умерла. Такие мысли все чаще посещали теперь и Кору.


Прошел месяц. Наступила зима. По утрам от покрытой инеем земли исходило слабое жемчужное сияние. Океан бурлил — круглые сутки слышался его рокот и угрожающие всплески.

Эжен строил планы на будущее. Он говорил Коре, что займется промыслом рыбы на маленьком судне ее покойного мужа. Здесь, на острове, произошло чудо: его нога болела все меньше, и теперь он почти не хромал. Многие женщины завидовали Коре: такая простая и тихая, а нашла себе молодого, красивого, сильного мужчину.

Однажды, в очередной раз рассуждая о будущем, Эжен заметил, что женщина его не слушает, а думает о чем-то своем. Когда он спросил ее об этом, Кора, поколебавшись, сказала:

— Мне кажется, у меня будет ребенок.

Эжен положил руку ей на плечо. Женщина дрожала всем телом, как натянутая струна.

— Я очень рад. А ты?

— О да! Я думала, что у меня никогда не будет детей.

— Что ты хочешь этим сказать? А Таласса?

Мучительная и радостная догадка озарила его прежде, чем Корали ответила:

— Таласса мне не дочь, а племянница. Она дочь моей сестры. Мари оставила ее мне, когда приезжала на остров. Я очень люблю девочку, и мне страшно подумать о том, чтобы расстаться с ней, но если Мари приедет, мне придется отдать ей ребенка. А если у меня родится мой ребенок, никто его не отнимет.

Эжен застыл, словно пораженный молнией. Его ребенок не умер! Таласса — его дочь! На всякий случай он спросил:

— Твоя сестра родила ребенка, когда работала на фабрике? От своего… мужа?

— Да.

В следующий миг он произнес, крепко обняв Кору за плечи:

— Никто не отнимет у тебя ни нашего с тобой ребенка, ни Талассу, ни меня, потому что мы — одна семья. Весной мы съездим на материк и поженимся.

Кора замялась:

— Я очень рада, Эжен, но сначала придется съездить к родителям. Ты должен попросить моей руки у отца. Он отказался от Мари только потому, что она уехала из дома без родительского благословения. Он даже не хотел признавать Талассу, пока ее не стали воспитывать мы с Луи.

— Что ж, — промолвил Эжен, — если так нужно, то я согласен. Вот только моя настоящая фамилия Орвиль, и парнем, с которым сбежала Мари, был я, и ребенка она родила от меня, и бросил ее тоже я.

Пока он говорил, Корали смотрела на него остановившимся взглядом. Потом закрыла лицо руками. Как ни странно, первым чувством, какое она ощутила после его слов, была дикая, жгучая боль. Или это ревность? Значит, все это время Эжен ей лгал!

— Ты приехал на остров для того, чтобы увидеться с Мари! — не сдержалась Кора. — Ты хотел ее разыскать!

Ее залитое слезами лицо раскраснелось, губы искривились — никто никогда не видел Корали такой возбужденной, даже, пожалуй, злой.

— Да. Искал ее, а нашел тебя.

— Но ты не можешь жениться на мне, потому что ты уже женат на моей сестре!

— С Мари мы венчались в церкви, а с тобой распишемся в мэрии.

— Это будет ненастоящий брак — без благословения священника!

Эжен достал какую-то бумагу и положил перед ней:

— Взгляни. Эту справку мне дали в префектуре Парижа. Я не хотел тебе показывать, но раз такое дело… На основании этого документа может быть расторгнут любой брак.

Кора взяла бумагу и стала читать.